Этидорпа, или Край Земли - Джон Ллойд

Прочтите историю обратно, и вы поймете, что мы видели в алхимии начало всех современных наук. Алхимия есть люлька, укачивавшая их. Воспитанные с некромантией, астрологией, оккультизмом и всем потомством мистической мечтательности, зарождающиеся науки сражались за существование во тьме веков, будучи на попечении однажды преследуемого, а ныне изучаемого алхимика. Миру надлежит воздвигнуть монумент в честь героев герметизма в большей степени, чем всем остальным знаниям и инструментариям, включая религию, вместе взятыми, ведь наша современная цивилизация является в огромной мере наследницей алхимии. Начните с Гермеса Трисмегиста и закончите Джозефом Бальзамо. И если вы склонны к науке, то не критикуйте слишком строго за словесные логорреи (логоррея – состояние, выраженное безудержным словесным потоком, пустым набором отдельных слов, лишённым логической связи) и романтизм, ведь наука ваша уходит вглубь прошлого. Она будет посягать на их поле деятельности, и вам тоже, может быть, придется недоговаривать из-за вспыльчивой цензуры. Эти люди выполнили свою миссию и выполнили хорошо. Если они сказали больше, чем считают люди, то они также и знали больше, чем сказали, больше того, что вмещает современная философия. Они не смогли дожить и увидеть будущее, на которое страстно надеялись, но они зачали будущее человечества, которое достигнет в ясности и свете гораздо больше самых очаровательных видений мечтателей с самым большим воображением. Они говорили о существовании «красного эликсира», и пока они писали, варварский мир, окружавший их, смешал красный цвет с кровью – кровью чистоты сердца, кровью святых, кровью Спасителя, и их аллегория и мудрость формул были записаны в крови их самопожертвования. Они мечтали о белом эликсире, которому еще предстоит облагородить человечество, яркий день человека, период мира, счастье, долгую жизнь, довольство, добрую волю и братскую любовь. Во имя «белого эликсира» они направляли мир к видению божественного света. Даже чистое золото, как было сказано ими материалистическому миру, которое служит ему, проникаемо и покрываемо этим слабоощутимым и в высшей степени очищенным духом материи. Разве не близок день аллегорического «белого эликсира»? Дай Бог!

Я говорю некоторым из вас, братья 18 века, сейчас, как человек своего авторитета, прекратите смотреть в прошлое, смотрите в будущее, захватывая настоящее, отбросьте в сторону алхимические знания других времен, отдайте ваши излюбленные аллегории. Их оставить – ваш долг. Есть более богатая область. Не отказывайтесь. Откройте эту мистическую дверь, стоящую на петлях, и готовую к тому, что может сказать талисман, ожидая человеческого прикосновения. Положите перед человечеством знание, находящееся за ее заклепками. В тайных ложах, которые сохранили мудрость дней Еноха и Элиаса Египетского, взрастившего египетский орден – ветвь вашего древнего богатства – вам надлежит найти много скрытого знания, которое теперь должно быть распространено по миру и добавлено к богатству нашего круга адептов. Кабалистическая мудрость не отмечена в книгах и манускрипте, но была преднамеренно скрыта от непосвященных, не читающих мозгов безответных людей. Те, кто являются избранными действовать в качестве носителей вышеозначенного, как правило, уподобляются глухим водоносам либо мертвому листу бумаги, сохраняющим механически вдохновение, извлеченное из невидящих умов. Они служат цели так же, как и ребенок, неосознанно совершающий поступок, чтобы запомнить белый стих для повторения его другим, допускающим в свою очередь такое повторение – ни один из них не говорит понятно. Ищите эти скрытые пути, ибо день умственного освобождения близок, и публикуйте все, что скрыто за дверьми той античной организации. Мир почти созрел к способности постигать мудрость и люди почти готовы распутать нити мистического знания, запутанные в паутину тайны. Ищите знание там, где я сказал, а чтобы его достичь, присягните на верность сокровенному ордену, ибо так вы должны поступить, чтобы добиться входа в братство, а затем действовать во имя пользы, которую будет получать человечество. «Мир Земле, добрая воля человеку» – будьте ближе к людям, и в конце концов, когда явится знак, «белый эликсир» не будет более аллегорией – он станет реальностью. Именем Великого Мистического Духа человека идите в эти ложи, познавайте их тайны и раздавайте их сокровища тем, кто сможет их понять.

Здесь письмо заканчивается. Очевидно, его автор относился к тайному обществу, в которое, вероятно, я мог бы вступить. И, принимая совет, я не колебался и сразу же обратился за членством. Независимо от последствий я решил следовать предложению неизвестного автора. Поступая так – а я принял их условия – я пригласил свою судьбу.

Мой гость с массивным лбом помолчал с минуту, ударил по своей длинной белой бороде, а затем, бросил вопросительный взгляд на меня, спросил: «Читать дальше?»

«Да» – ответил я, и Человек-Который-Сделал-Это приступил к следующему.

Глава 5

Написание моей исповеди

Становясь членом тайного общества, как было указано автором письма, прочтённого мной, приобретя тайны, на которые намекалось в мистических указаниях, моим следующим желанием было найти укромное место, где бы без помех я мог подготовить к опубликованию то, что тайком собрал в братских ложах. Я озаглавил это «Моя исповедь». Увы! Почему мой дьявольский гений побудил меня написать это? Почему какой-нибудь добрый гений не отвел мою руку от поспешного и злого действия? Всё, чего я могу жаждать в свою защиту или смягчение, это то, что я был сильно увлечен фатальными словами письма: «…вы должны действовать так, чтобы люди называли вас изменником, но человечество оказалось в выигрыше».

В части того штата, в котором я проживал, залив создавал разграничительную линию между двумя городками, а также двумя графствами. Через эту затоку проходит вытянутая на восток и запад дорога, по которой много путешествуют, соединяя края великого штата. На противоположных краях затоки в каких-то четырех милях друг от друга расположены два селения на этой же дороге. Они также присутствуют в моей памяти. На полпути между ними на северной части дороги был прочный фермерский дом. При движении на запад из самого восточного из этих посёлков путешественник начинает спускаться из самого центра поселка. Ни в одном месте нет такого крутого подъема, как на дороге, лежащей между выступами холма, примыкающего к долине, питающей затоку, которую я упоминал. Достигнув долины, дорога изгибается на короткое расстояние вправо, затем, поворачивая налево, пересекает ручей и сразу же начинает подниматься на западный холм; здесь подъем будет труднее, ибо дорога пролегает диагонально по краям холма. Миля путешествия, как мне вспоминается, иногда крутой подъем – и ты снова среди богатых равнинных фермерских владений. И тогда на самой высокой точке вблизи дороги, всего в нескольких футах от нее появляется квадратное образование, которое было в то время известно как каменная таверна. На противоположной стороне дороги были расположены широкие конюшни и зерновые амбары. В северо-восточной части того каменного строения в течении лета в двадцатые годы я написал для опубликования подробности мистической работы, которую я поклялся всегда держать в тайне. Я – человек, который произвольно совершил прискорбный поступок. Будучи безрассудно увлеченным тем алхимическим манускриптом, я стремился показать миру, что мог бы сделать и сделал то, что никогда не принесло бы мне ни малейшей выгоды, но могло бы послужить человечеству. Это была судьба. Я не был плохим человеком, злобность, жадность, амбиции никогда не были частью моей натуры. Я был замкнутым исследователем, скорее уединенного характера, каменщик по профессии, беззаботный и равнодушный к общественным почестям, и настолько не бережливый, что набрал много пустяковых долгов у соседей.

Я говорю об этом с неохотой, так как мне запрещено выдавать названия местностей, содержащих в себе информацию о моей ранней жизни. Я представлю следующий рассказ. То, что я сказал правду, ни в чем не преувеличенную, будет засвидетельствовано молчанием сотен братьев тайного общества, с которым я соединил себя; они могут, если пожелают, удостоверить точность рассказа. Они знают историю моего преступления и несчастья. Лишь только я сам и Бог знает о полном возмездии, которое последовало.

Глава 6

Похищен

События, о которых повествуется, произошли в расцвете моей жизни, и отчасти они являются вопросом гласности. Мое намеренное нарушение веры, путем предания огласке секретов, в глазах моих собратьев по обществу было, безусловно, позорным. Они стремились уговорить меня смягчить мое намерение, которое после написания своей «Исповеди» я не собирался умалчивать. Их назойливость и угрозы в основном встречали сопротивление, хотя и уклончивость, которую не так легко объяснить. Я настаивал на своем безрассудном плане. Я был счастливым мужем и отцом, но ни мысли о доме, жене, ребенке не препятствовали моему необъяснимому намерению. Определенно я был безответственен, возможно, маньяк. И все же по предмету, которым я был всецело поглощен, я сохранил умственный противовес и сознательно следовал курсом, который, в конце концов, привел меня в глубочайшее болото горя, и для меня было потеряно навсегда все, что человек любит больше всего. Господствующий дух, возможно, тень одного из алхимиков, овладел мной. И перед лицом препятствий, которые побудили бы большинство людей к размышлениям и обратным шагам, я безрассудно ринулся вперед. Влияние, которое охватило меня, чем бы оно не являлось, было неотразимо. Я явно действовал отчасти как посредник, субъект вечно присутствующей господствующей сущности, и под воздействием этого доминирующего духа или демона мой разум был бессилен к сопротивлению. Мою душу властно вело движущее и неописуемое нечто, и она была так же пассивна и безответна, как Lycopodium, который рожден двигаться вперед в постоянном потоке воздуха. Тщетно были приняты меры теми, кто любил меня – собратьями моложе и другими, кто стремился склонить меня изменить своевольную цель. Но я не мог ни внять их советам, ни обратить внимания на предчувствия. Вызовы в суд служили тому, что я расстраивался, а мои многочисленные долги стали основанием для законного ареста, пока все мои бумаги, в конце концов, (за исключением «Исповеди») и я сам не были захвачены исполняющим службу констеблем. Проблемы с меньшими обвинениями были быстро разрешены, но когда я вновь обрел свободу, агрессия продолжилась. Даже прибегли к поджогу, а печатное помещение, в котором хранился мой манускрипт, сгорело за одну ночь, так что вредное откровение, которое я собирался напечатать, могло быть уничтожено. Наконец, вследствие судебного процесса я оказался отделенным от дома, друзей и стал обитателем тюрьмы. Как я теперь решил думать, мои оппоненты посадили меня в тюрьму всего за долг в два доллара – достаточная сумма в то время и в том штате для тюремного заключения. Страдающий от унижения мой дух стал еще более непокорным, и вероятно теперь я справедливо стал считать себя мучеником. Сначала настаивали на том, что я украл рубашку, но я не боялся никакого наказания, которое могло последовать за это сфабрикованное обвинение, веря, что инсинуации и арест были продемонстрированы как своевольное угнетение. Так оно и было, и когда это ненавистное привлечение меня к суду было сметено, я был освобожден, но пережил один сюрприз, когда меня вновь арестовали и снова бросили за решетку. Я знал, что моими собратьями мне было указано, что я должен забрать и уничтожить «Исповедь». Этот факт сделал меня еще более решительным в предохранении рукописи от уничтожения, и я мрачно следовал своему курсу. Вечером 12 августа 1826 года жена моего тюремщика сообщила мне, что долг, за который я был посажен за решетку, был уплачен неизвестными «друзьями», и что я могу уходить. Я принял ее заявление без колебания. Однако, как только я сделал первый шаг из дверей тюрьмы, мои руки твердо схватили два человека, по одному с каждой стороны, и прежде чем я осознал, что меня похищают, они впихнули меня в закрытый экипаж, который немедленно двинулся с места. Я закричал уже после этого, но мой крик, если его и услышали, остался незамеченным.