Голоc через океан - Артур Кларк

Всё шло своим чередом, и, наконец, наступил день торжественного начала грандиознейшего мероприятия.

5 августа 1857 года кабельная флотилия, встреченная восторженными криками любопытствующей толпы, вошла в бухту Валенсия и береговой конец кабеля был передан на землю.

Местная знать произносила проникновенные речи, бухта кишела множеством празднично украшенных разноцветными флагами мелких судов и лодок, которые сновали между становившимися на якоря кораблями. Сам вице-король Ирландии, — писал Генри Филд, — в окружении своей свиты несколько часов наблюдал за доставкой кабеля на землю. А когда подошла шлюпка, его величество был первым, кто собственноручно принялся вытаскивать кабель на берег…

…В честь начала Великого дела, — писали газеты, — директора компании дали торжественный обед. На обед были приглашены гости, работники компании и команды кораблей. За огромным полукруглым столом разместили гостей, а за другим столом, поставленным перпендикулярно к диаметру первого, — работников компании и моряков. Такое расположение создавало картину совместного обеда и, вместе с тем, соответствовало вкусам любителей субор динации.

На следующее утро, в четверг, шестого августа при всеобщем ликовании началась прокладка кабеля. Медленно удалялись от берега корабли, непрерывной струйкой бежал за борт «Ниагары» кабель. Но вдруг случилась досадная неприятность. Когда было проложено уже около десяти километров, кабель заело в вытравливающем механизме и он оборвался. Пришлось возвращаться и начинать всё сначала.

На этот раз, во избежание обрыва, корабль двигался очень медленно, со скоростью не более двух узлов. Корабли сопровождения следовали на таком расстоянии, что были слышны удары их склянок.

Но вот началась океанская зыбь, и «Ниагара», будто знающая, что продвигается к земле, из чьих лесов она вышла, медленно начала кланяться ей. Потянулся час за часом. Всё шло хорошо. Земля скрылась за горизонтом. Корабли вышли в открытый океан. По курсу опускалось в океан солнце, на небе высыпали звёзды. Наступила ночь, но никто не спал. Сотни глаз следили за «Великим экспериментом», словно каждый участник экспедиции был лично заинтересован в её благополучном исходе. Люди осторожно передвигались по палубе, разговаривали только шёпотом, как будто тяжёлые шаги или громкий голос могли оборвать жизненную нить этого эксперимента, с судьбой которого они связали свои собственные судьбы.

Кабелеукладочная машина на корме "Ниагары". Подобной машиной был оснащен и "Агамемнон"

Лондонская "Таймс" сообщала:

…С «Ниагарой» поддерживается постоянная телеграфная связь по кабелю, который она тянет в Америку. Вытравливание кабеля за борт происходит со скоростью, несколько большей, чем скорость самого судна, с учётом неровностей морского дна. В понедельник «Ниагара» и её спутники удалились от Англии на расстояние свыше 370 километров. Они вышли далеко за пределы мелководья. Лаг мистера Брайта показывал увеличение глубины от 1000 до 3200 метров, причём это изменение произошло на отрезке пути всего лишь в 15 километров. Затем корабли вошли в район ужасающей глубины – до 3600 метров. Однако железная струна благополучно погружается в пучину, о чём свидетельствуют вспышки света в затемнённой аппаратной от сигналов, посылаемых по кабелю с берега.

Но так продолжалось недолго. В 9 часов утра связь с берегом внезапно прекратилась. Угрюмые инженеры собрались на совет, но никто не мог сказать, что произошло. Два с половиной часа тянулось гнетущее молчание кабеля, и вдруг он снова без всякого вмешательства людей "заговорил". Это молчание так никогда и не смогли объяснить. Возможно, его вызвал плохой контакт в приёмном или передающем устройстве, возможно, причиной было несовершенство конструкции или повреждение кабеля. Но как бы то ни было, произошла лишь досадная задержка; катастрофа случилась на следующий день.

Вследствие больших глубин кабель вытравливался очень быстро – со скоростью 6 узлов, скорость же судна не превышала 4 узлов. Трудно было определить, ложится ли кабель на дно ровной лентой, нагромождается ли в бухты или идёт с опасным натяжением. Последние два предположения и вызвали тревогу: первое угрожало нехваткой кабеля, второе – его обрывом.

Всё-таки решили, что скорость вытравливания кабеля следует уменьшить. На лебёдке поджали тормозные колодки, но, к несчастью, сделали это слишком резко. Кабель не выдержал рывка и… оборвался.

Первая экспедиция по прокладке трансатлантического телеграфного кабеля в 1857 г. Обрыв кабеля на "Ниагаре" на расстоянии 600 километров от Ирландии

620 километров дорогостоящего кабеля навеки ушли в океанскую пучину. Не оставалось ничего другого, как отложить попытку новой прокладки до следующего года: кабеля, оставшегося в тенксах обоих кораблей, было недостаточно, чтобы начать всё сначала.

Однако Филд и его коллеги, хотя и испытали разочарование, не пали духом. Они успешно проложили много миль кабеля, причём треть его на глубине около 4 километров, и поддерживали телеграфную связь с землёй до тех пор, пока не произошёл обрыв. На практике было доказано, что в осуществляемом ими мероприятии нет ничего невозможного. Проделанная работа вселяла надежду на успех.

Корабли возвратились в Англию, где на верфи в Плимутском порту выгрузили оставшиеся 3500 километров кабеля. "Ниагара" и "Агамемнон" вернулись к своим прежним занятиям, для которых они теперь меньше всего подходили.

Инженеры внимательно изучили причины ошибок, допущенных при первой попытке проложить кабель. Снова началась подготовка с тем, чтобы предотвратить их повторение. Вытравливающий механизм, явившийся основной причиной неудачи, полностью переконструировали. Был использован новый вид тормоза, который автоматически ослабевал, если появлялось слишком большое натяжение кабеля.

Неутомимый Филд вернулся в Америку, чтобы собрать нужные средства. Но страну охватила депрессия, лишившая его состояния. Неудача первой экспедиции подорвала веру в проект, и теперь трудно было получить поддержку и в Америке, и в Англии. Тем не менее, необходимая сумма была всё-таки собрана и новые 1300 километров кабеля заказаны.

В то время как шли приготовления к новой экспедиции, профессор Томсон тоже не бездействовал. Занимаясь своей обычной работой в университете, он одновременно продолжал изучать проблему телеграфной связи через Атлантику. Опытным путём он определил, что эффективность прохождения сигнала по кабелю значительно возрастёт, если к его приёмному концу подключить достаточно чувствительный детектор.

Когда к одному концу кабеля прикладывается электрический импульс (допустим, "точка" или "тире"), он появляется на другом конце не в виде мгновенного повышения напряжения. Первая реакция приёмного устройства на этот импульс – плавноподнимающаяся волна электричества; требуется некоторое время, чтобы она достигла своей максимальной величины. Если с помощью чувствительного прибора уловить самое начало этой волны, то ждать, когда кривая достигнет наивысшей точки, не нужно: сигнал будет приниматься немедленно и сразу же можно будет послать следующий. Так можно избежать искажения сигналов на приёмном конце линии, посылаемых обычным нажатием на ключ Морзе.

Проведем такую аналогию. Вода, находящаяся за дамбой, образует вертикальную стену, которую можно сравнить с первоначальным моментом импульса, посылаемого по кабелю при нажатии на ключ. Момент посылки импульса соответствует моменту внезапного разрушения дамбы: уровень воды тотчас же начинает спадать. В точке, находящейся на значительном расстоянии от дамбы, первым указанием на то, что вода хлынула за её пределы, явится почти незаметная волна; потребуется определённое время для того, чтобы она достигла своей максимальной величины. Но как только вы увидите эту первую едва заметную волну, вы тотчас поймёте, что произошло.

Следовательно, задача, которую ставил перед собой Томсон, состояла в создании чрезвычайно чувствительного детектора, который был бы способен уловить первоначальный момент появления импульса. Но Уайтхауз, обладая исключительной способностью делать не то, что нужно, занял противоположную позицию. Он продолжал настаивать на усилении импульса на передающем конце кабеля с тем, чтобы даже нечувствительные приборы, такие, как его собственный патентованный самописец, могли читать посылаемые сигналы. Последствия занятой им позиции мы увидим позже. Решение проблемы приёма сигналов было найдено, как ни странно, благодаря моноклю Томсона. Непроизвольно вращая в руке монокль, Томсон заметил, что световые блики, отражённые от стёкол, быстро бегают по комнате. Это навело его на мысль о создании зеркального, впоследствии широко известного, гальванометра.