Кровь героев - Александр Зиновьевич Колин

— Один мой звонок, и, тот гаишник, что права заберет, сам лично тебе их и принесет в клювике, как миленький, — рассмеялся хозяин, и Саша выпил первую, вторую, а сейчас вот и третью рюмку, уже чувствуя, что атмосфера благодушия, в которой началась их встреча, может взорваться грозой.

Еще выпив первую рюмку, Саша, чтобы не молчать, спросил, как бы между прочим:

— А что это у тебя охрана так усердствует? Карманы мне едва обшаривать не кинулись, когда у них эта звенелка сработала. Пришлось ключи выложить, тогда только она заткнулась. Как в аэропорту, ей-Богу.

К Сашиному удивлению, Юрий Николаевич ответил не сразу. Он нахмурился и, сузив глаза, поинтересовался:

— А ты не знаешь разве, что меня ограбили?

Климов, естественно, выразил удивление, а Лапотников, который вдруг вспомнил, где он видел одного из «спецназовцев», спросил, буквально пронзая пасынка взглядом:

— А что приятель-то твой поделывает? Забыл, как зовут его… глазастый такой, чернявенький?

— Ушаков? — снова удивился Саша и подумал: «Какого черта Паук Лешкой интересуется? Лапоть-то и видел его раза два всего, да потом еще однажды, когда мы ему бабки отстегивали, чтобы дело наше артельное замял. Во, блин, память!»

— Точно, — воскликнул Юрий Николаевич и на какой-то момент просиял, но тут же немедленно вновь нахмурил брови и сузил глаза.

— А в чем дело-то?

— Да так, пустяки… Кое-какую аппаратурку хочу прикупить, он же вроде знаток?

Саша понял, что отчим врет, но расспрашивать далее не стал, а Лапотников лихорадочно размышлял: «Ах ты, черт! Где Лешка — там и этот… Они вместе и делишки проворачивали, и музычку слушали, и челночить начинали. Неужели он с Носковым снюхался? Хотя нет, этого я там не видел, — с уверенностью заключил Юрий Николаевич, вспоминая свое общение со «спецназовцами» и упорно не желая называть своего пасынка иначе как «этот». — Что ж, такой факт лишний раз доказывает, что серьезных людей под рукой у Вадика нет, и быть не может. И все же… Нет, не было там сынка, если только в ЗИЛе сидел?»

Однако что-то заставило Лапотникова усомниться в этом. Даже если бы пасынок каким-либо образом влез в затеянное Носковым дело, то наверняка участвовал бы непосредственно в захвате клиента. Владик мог ведь и не предупредить своих статистов о том, кого они должны грабить, как, совершенно очевидно, не сказал он им и того, что должно было находиться в дипломате. Гаденыш, скорее всего, наплел олухам, что там лежат какие-то важные документы или что-то подобное.

— А сколько пропало-то? — спросил Саша из вежливости и даже присвистнул от удивления, когда собеседник назвал сумму похищенных денег.

Затем Юрий Николаевич быстро перевел разговор на другое, оставляя Климова в раздумье насчет того, кто же мог покуситься на деньги столь солидного и довольно опасного человека.

С момента Сашиного приезда на дачу родителей, превращенную Лапотниковым в свою виллу, прошло уже больше получаса. Климов, утопая в кресле и ощущая пальцами нагретое теплом его собственной плоти узорное серебро рюмки, наполненной в четвертый раз, в полной растерянности гадал, что же ему следует предпринять, дабы унести отсюда свой собственный ларец. Юрий Николаевич о чем-то задумался, и Саша решил действовать напрямик.

— Мне, пожалуй, пора уже… м-мм…

Неожиданно раздался телефонный звонок. Лапотников нетерпеливым жестом прервал Сашу и поднял лежавшую тут же, на гладкой стеклянной поверхности столика, трубку радиотелефона «Панасоник».

Климов по характеру разговора догадался, что звонила жена Лапотникова, Нина, которая, как понял Александр по ответам отчима, собиралась приехать якобы для того, чтобы привезти на дачу продукты и приготовить мужу ужин. Когда Юрий Николаевич положил, а точнее швырнул на стол пятисотдолларовую трубку, Саша так и не уяснил до конца, приедет ли эта молодая охотница за кошельком или нет. Что-то у нее там не ладилось с машиной. Впрочем, Климов не собирался утомлять себя раздумьями на этот счет. Как бы там ни было, звонок, судя по всему, уменьшил Сашины шансы, потому что Лапотников выглядел явно взбешенным.

— Какого черта надо этой сучке?! — взвизгнул он и с неприязнью продолжал, но уже несколько более спокойным тоном: — У меня сегодня день визитов… Еще один проситель должен явиться. Поди, уже дожидается там. Денег всем надо! — Юрий Николаевич сделал паузу и счел нужным пояснить: — Ленька… братец Нинкин. Спасите, говорит, долг требуют, убить грозятся. И Нинка пристала как банный лист — выручи Ленечку, ну чего тебе стоит? Тысяч десять мне это будет стоить, и не рублей, как ты понимаешь… Какого черта в долги влезать, если отдать не можешь? Выгоню его к чертовой матери! И она мне тут не нужна. Ужин готовить едет, черта с два! Вдвоем на меня набросятся… Надоели, попрошайки!

Александр почувствовал, как в душе у него, точно магма в глубинах вулканического кратера, закипает раздражение. Последние слова Лапотникова совершенно очевидно относились не столько к жене и шурину, сколько к нему, Сашке Климову, сыну Сергея Александровича Климова, на чьей даче, пусть и изрядно перестроенной, вальяжно развалился в кресле Лапоть, Паук, как Саша величал за глаза своего отчима.

— Мне пора, — коротко бросил Александр и, поставив рюмку на столик, поднялся, поражаясь тому, как глухо звучит его собственный голос.

— Что значит — пора? — с вызовом переспросил хозяин и опрокинул в рот содержимое своей рюмки. — Пойдешь, когда разрешу, а то ничего не получишь. А ну, не тронь! Положи! Положи!!!

Последнее восклицание было вызвано тем, что Саша, не слушая хозяина, молча подошел к стене и снял висевший на ней средневековый меч в пыльных ножнах. Климов вернулся к столику и, встав возле кресла, с которого минуту назад поднялся, оперся на эфес, точно усталый воин после сражения.

— Запомни, ты… — Он сделал коротенькую паузу, стараясь успокоиться, так как все еще хотел добиться своего без «кровопролития», а затем продолжил: — Ты, фрукт! Я у тебя никогда и ничего не просил. И никогда не попрошу… А меч вот этот и ларец, что стоит там в углу, моя — понял ты? — моя собственность. А с тебя довольно и того, что ты накрал за свою жизнь. Сидишь здесь на даче, которую строил мой отец, и… и… и выеживаешься передо мной, сравниваешь со своей шлюхой-женой и ее братцем-петушком…

Саша поразился, насколько спокойно звучит его, ставший точно чужим голос. Внутри у Климова все клокотало. Стрелка «парового котла», называемого терпением, разом перемахнула за красную критическую отметку. Бросив взгляд в сторону, Александр заметил,