Посмертные записки Пикквикского клуба - Чарльз Диккенс

Но лишь только хор успел вывести последнюю ноту третьего припева, мистер Пикквик вдруг поднял руку, как будто желая приостановить певцов, и когда молчание восстановилось, он сказал:

— Тсс? Прошу извинить, господа, но мне кажется, будто наверху шумят.

Немедленно воцарилась глубочайшая тишина. Мистер Боб Сойер побледнел.

— Так и есть: я опять слышу шум, — сказал мистер Пикквик, — потрудитесь отворить дверь.

И все сомнения исчезли в одну минуту, когда хозяин отворил дверь.

— Мистер Сойер, мистер Сойер! — визжал женский голос с лестницы второго этажа.

— Черт несет мою хозяйку, господа, — сказал Боб Сойер, с беспокойством озираясь кругом, — да, это миссис Раддль.

— Что вы под этим разумеете, мистер Сойер? — отвечал скоропалительно пронзительный голос. — Мало вам не платить за квартиру и жить мошенническими средствами на чужой счет четыре месяца — вы еще вздумали пьянствовать и дебоширничать до двух часов ночи. Куда вы запрятали свою совесть, мистер Сойер? Ведь от вас дребезжат стекла и весь дом идет ходуном. Того и гляди, наедет пожарная команда. Вон, вон отсюда всех этих мерзавцев!

— В самом деле, как вам не стыдно, мистер Сойер? — сказал мистер Раддль, вошедший за своей супругой в халате и спальной ермолке.

— Толкуй вот тут с ними про стыд и совесть! — закричала миссис Раддль. — Тебе бы давно следовало прогнать арапником всю эту ватагу, храбрый ты человек!

— Я бы и прогнал, душечка, если б во мне было человек двенадцать, — отвечал мистер Раддль миролюбивым тоном, — но ты видишь, лапочка, что они превосходят меня численной силой.

— Уф, какой трус! — возразила миссис Раддль тоном самого решительного презрения. — Выгоните ли вы этих негодяев или нет? Я вам говорю, мистер Сойер, — заключила миссис Раддль, топая обеими ногами.

— Они уйдут, сударыня, уйдут сию же минуту, — отозвался несчастный Боб. — Да, господа, уж не лучше ли вам уйти, — продолжал он, обращаясь к своим гостям: — мне в самом деле казалось, что вы уж чересчур пересолили.

— Ах, как это жаль! — сказал щеголеватый джентльмен. — Мы ведь только что разгулялись: погодить бы еще полчасика!

Дело в том, что щеголеватый джентльмен начал мало-помалу припоминать интересную историю, которой ему не удалось рассказывать в свое время.

— Этого, однако ж, мы не стерпим, господа, — сказал отчаянный франт в лакированных сапогах.

— Разумеется, не стерпим, — отвечал Джек Гопкинс, — песню надобно докончить, Боб. С вашего позволения, господа, я затяну третий куплет.

— Нет, нет, Джек, перестань, пожалуйста, — сказал Боб Сойер, — песня превосходная, но мы уж докончим ее в другое время. Ведь беда, если она переполошит весь дом, — народ буйный, черт их побери!

— Послушай, Боб, чего тут робеть? — заметил Джек Гопкинс. — Одно слово, любезный, и я перебью все окна, повыломаю все двери, переломаю всю мебель. Ну, Боб, прикажи, душечка!

— Спасибо, любезный друг, спасибо за доброе расположение, — проговорил несчастный Боб Сойер, — я никогда не сомневался в твоей дружбе; но теперь, право, не лучше ли нам покончить.

— Что ж, мистер Сойер, скоро ли уйдут эти грубияны? — завизжал опять пронзительный голос миссис Раддль.

— Вот только дайте им отыскать свои шляпы, сударыня, — сказал Боб. — Сейчас они уйдут.

— Уйдут! — заголосила миссис Раддль, перегибаясь через лестничные перила в то самое время, как мистер Пикквик, в сопровождении Топмана, выходил из гостиной. — Уйдут, а за каким дьяволом они приходили, смею спросить?

— Сударыня, — возразил мистер Пикквик, — позвольте вам заметить…

— Ах ты, старый карапузик, и он туда же, — взвизгнула миссис Раддль, еще больше перегнувшись через перила. Ведь ты годишься в дедушки всем этим ребятам, пьянчужка ты забулдыжный! Прочь, прочь, негодный пузан!

Не находя приличным оправдываться перед взбешенной бабой, мистер Пикквик быстро выбежал за ворота, где немедленно присоединились к нему Топман, Винкель и Снодграс. Мистер Бен Аллен, взволнованный и настроенный на печальный лад, проводил их до Лондонского моста и дорогой сообщил по секрету мистеру Винкелю, что он, Бен Аллен, намерен дать урок всякому джентльмену, который бы вздумал ухаживать за его сестрой Арабеллой, так как он уже давно предназначил ее руку своему закадычному другу, Бобу Сойеру. Выразив таким образом эту отчаянную решимость, он залился горчайшими слезами и, махнув рукой, отправился в обратный путь на свою квартиру, до которой, однако ж, не суждено было ему добраться в эту ночь. Постучавшись без всякого успеха в двери двух или трех домов, он прилег, наконец, на крылечных ступеньках колбасной лавки, в твердой уверенности, что спит перед дверью своей комнаты, которую второпях не успел отпереть.

Проводив, таким образом, в угоду миссис Раддль, всех своих гостей, горемычный Боб Сойер остался один в своей комнате подле недопитых пуншевых стаканов и погрузился в горькое раздумье относительно вероятных событий наступающего утра.

Глава XXXIII. Мистер Уэллер старший сообщает критические замечания об одном литературном произведении и потом, с помощью своего возлюбленного сына, уплачивает частицу долга известному достопочтенному джентльмену с красным носом

Читатели, может быть, припомнят, что утро тринадцатого февраля должно было предшествовать тому знаменитому дню, когда специальный суд присяжных определил окончательно рассмотреть процесс вдовы Бардль против почтенного президента Пикквикского клуба. Это было самое хлопотливое утро для камердинера ученого мужа. С девяти часов пополуночи и до двух пополудни мистер Самуэль Уэллер путешествовал из гостиницы «Коршуна и Джорджа» в апартаменты мистера Перкера и обратно. Никак нельзя сказать, чтобы предстояла особенная надобность в подобной беготне — юридическая консультация уже была окончена давным-давно, и вероятный способ действования в суде был определен и взвешен; но мистер Пикквик, доведенный до крайней степени тревожной раздражительности, беспрестанно отправлял к своему адвокату маленькие записки следующего содержания:

«Любезный Перкер, все ли идет хорошо?»

В записках самого мистера Перкера неизменно содержался один и тот же ответ:

«Любезный Пикквик, все как следует по возможности».

Дело в том, что до окончательного заседания в суде ничего не могло идти ни хорошо, ни дурно, и ученый муж тревожился напрасно.

Но кто из смертных избегал когда-либо этого тревожного состояния, когда нужно было первый раз в жизни, волей или неволей, явиться на специальный суд присяжных? — Мистер Самуэль Уэллер, знакомый в совершенстве с общими слабостями человеческой природы, исполнял все предписания своего господина с тем невозмутимым спокойствием, которое составляло самую резкую и прекраснейшую черту в его оригинальной натуре.

Самуэль Уэллер сидел за буфетом, утешая себя завтраком и обильными возлияниями горячительной смеми, долженствовавшей успокоить его после продолжительных утренних трудов, как вдруг в комнату вошел молодой детина около трех футов в вышину, в мохнатой фуражке и бумазейных штанах, обличавших в нем похвальное честолюбие возвыситься со временем до степени конюха или дворника в трактире. Он взглянул сперва на потолок, потом на буфет, как будто отыскивая кого-нибудь для передачи своих поручений. Рассчитывая весьма благоразумно, что поручение его могло относиться к чайным или столовым ложкам заведения, буфетчица «Коршуна и Джорджа» обратилась к нему с вопросом:

— Чего вам угодно, молодой человек?

— Нет ли здесь одного человека по имени Самуэль? — спросил юноша громким голосом.

— A как фамилия этого человека? — сказал Самуэль Уэллер, озираясь кругом.

— A мне почем знать? — живо откликнулся молодой джентльмен, не снимая своей фуражки.

— Ох, какой же вы заноза, молодой человек, — сказал Самуэль, — только знаете ли что?

— A что?

— На вашем месте я припрятал бы куда-нибудь подальше этот картуз. Волосы — вещь дорогая, понимаете?

Молодой детина скинул фуражку.

— Теперь скажите, любезный друг, — продолжал мистер Уэллер, — зачем вам понадобился этот Самуэль?

— Меня послал к нему старый джентльмен.

— Какой?

— Тот, что ездит на дилижансах в Ипсвич и останавливается на нашем дворе, — отвечал молодой детина. — Вчера поутру он велел мне забежать в гостиницу «Коршуна и Джорджа», и спросить Самуэля.

— Это мой родитель, сударыня, — сказал мистер Уэллер, обращаясь с пояснительным видом к молодой леди за буфетом. — Ну, еще что, молодой барсук?

— A еще нынче в шесть часов пожалуйте в наше заведение, так как старый джентльмен желает вас видеть, — отвечал детина.

— Какое же это заведение?

— Трактир «Голубой дикобраз» на Леденгольском рынке. Угодно вам прийти?

— Очень может быть, что и приду, — отвечал Самуэль.

Молодой детина поклонился, надел фуражку и ушел.