Страницы моей жизни - Моисей Кроль

В начале октября в Петербурге открылся съезд служащих железной дороги. Через несколько дней по Москве прошел слух, что полиция разогнала съезд и арестовала несколько видных делегатов. Тогда московские железнодорожные рабочие решили протестовать против петербургских арестов (которые еще не произошли, это был ложный слух) общей забастовкой, и 7 октября в Москве перестали работать все железные дороги. Это была только забастовка протеста без политических требований, и началась она без согласия центральных железнодорожных организаций. И тут начались те неожиданные и удивительные события, которые всегда приходят в дни перед революцией. Как только в Петербурге разошелся слух о том, что в Москве всеобщая забастовка железнодорожных рабочих, настроение петербургских рабочих сразу поднялось, как будто их коснулся электрический ток. На митингах 8 октября атмосфера была очень горячая. Рабочие решили показать свои симпатии к московской забастовке. Партийные ораторы не хотели и слышать о всеобщей забастовке и яростно боролись против каждого, кто предлагал, чтобы петербургские рабочие присоединились к московским. Представители петербургских партийных комитетов указывали, что забастовка в данный момент представляет страшную угрозу революционной кампании. «Нельзя пускаться в такую авантюру, – твердили они на большом митинге 8 октября, – потому что неудача такой забастовки неминуема». Во-первых, потому, что всеобщая забастовка в такой громадной стране, как Россия, «невозможна», а во-вторых, это не сулит удачу, так как царское правительство ни за что не пойдет на уступки бастующим, и в-третьих, всеобщая забастовка особенно опасна тем, что вызовет глубокий протест и недовольство мирного населения против бастующих, потому что вся жизнь остановится. Вывод революционных ораторов был такой: не всеобщая забастовка, но вооруженное восстание. Эту позицию партийные ораторы упрямо защищали еще 8 и 10 октября, когда большая забастовка Москвы уже перебросилась в Харьков и Ревель. 11 октября проходили большие митинги в университете. Во всех аудиториях собралось до 30 тысяч человек, почти все рабочие и служащие железной дороги, и несмотря на то, что революционные ораторы были против, рабочие приняли решение, что Петербургская железная дорога должна бастовать. «Это единственно верное оружие, которое есть в наших руках, – говорили железнодорожные рабочие. – Когда мы будем крепко держаться вместе, мы победим».

Здоровый инстинкт подсказывал им, что перед угрозой всеобщей забастовки во всей России русское самодержавие капитулирует. Точно так говорил известный трибун Мирабо в начале Великой французской революции. «Вы должны хорошо помнить, – сказал он в одной из своих гениальных речей, – что стоит только французскому народу бросить работу, чтобы старый режим распался на куски».

Правы были железнодорожные рабочие, а не социалистические агитаторы: невозможно было ждать и стоять в стороне. 9 октября депутаты съезда железнодорожников разослали телеграмму по всей России, чтобы везде требовали восьмичасовой рабочий день, политические свободы, амнистию и созыв Учредительного собрания. 10 октября московские железнодорожники обратились ко всей России с воззванием, чтобы все присоединились к забастовке. В тот же день все фабрики и заводы в Москве, Харькове и Ревеле приостановили свою работу. 11-го присоединились к забастовке Смоленск, Екатеринослав, Минск, Лодзь. Вместе с железнодорожниками бросили работу телеграфисты. Уже бушевала гроза революции по всей России, и социалистические руководители, как завороженные своей утопической идеей о вооруженном восстании, все еще агитировали против забастовки. 12 октября забастовка еще расширилась, и тут же стихийно начали бросать работу кустари, рабочие заводов и фабрик. Никто их не призывал к забастовке, они сами чувствовали, что не должны оставаться пассивными, и присоединились к общей забастовке. В тот же день забастовкой были охвачены Курск, Полтава, Самара и Саратов. С каждым часом революционная волна росла все больше и больше.

13 октября в Петербурге бросили работу телеграфисты, остановилась электрическая станция. Печатники ушли из типографий. Персонал банков и судейских учреждений прекратил работу. Трамваи остановились. Ночью большая, красивая русская столица выглядела грустно и странно. Улицы были не освещены. Люди, как тени, беспокойным шепотом говорили между собой. Время от времени слышен был громкий разговор рабочих, которые возвращались или шли на митинги.

Полиции не было – как будто все они вымерли – лучшее доказательство того, как растерялось и испугалось правительство. В тот страшный, но торжественный вечер родился рабочий комитет, который через 4 дня получил историческое имя «Совет рабочих депутатов». Было решено, что каждый завод, каждая фабрика выберет своих делегатов, и эти делегаты будут обсуждать все вопросы, касающиеся общей забастовки, и другие важные жизненные проблемы.

Таким образом, забастовочное движение получило свой руководящий организм, в который, разумеется вошли представители социалистических партий.

Казалось, все пойдет хорошо, как до 13 октября, но 24 октября принесло неожиданное происшествие. Узнали, что Трепов собирает армию вокруг Петербурга, и тут же появился приказ, строго запрещающий организовывать митинги в университете и других высших учебных заведениях и предупреждающий, что будут жестоко наказаны все, кто пойдет против этого приказа. Чтобы доказать, что он действительно готов выполнить сказанное им, Трепов издал специальный приказ «чтобы солдаты не жалели патронов и чтобы они не стреляли в воздух». Это был язык человека, готового пресечь революцию всеми способами, и который не понял и не хотел понять, что перед ним развертывается всероссийская революция. Еще одно доказательство, как властители деспотического государства не понимают психологию своего народа и не сознают, что в их стране происходит, потому что бороться против всеобщей забастовки, которая объяла всю Россию, запретить митинги в университете было просто нелепо. Почти вся жизнь остановилась в России. Государство и весь административный аппарат были парализованы. Народ восстал против самодержавия и требовал политических прав.

В течение пяти-шести недель против развития революции ничего не было предпринято, а в тот момент, когда революционное движение достигло самого высокого напряжения, Трепов отдает свой преступный приказ. Такие психологические и политические абсурды часто происходят, когда большие революции разрушают фундаменты отживших режимов. Как ни страшен был приказ Трепова, народ в тот день не испугался, и 14 октября «Союз союзов» созвал митинги в университете. Это была мобилизация всех членов петербургских союзов. Около сорока тысяч человек, главным образом интеллигенция, приняли участие в этих митингах. Рабочих в этот вечер было не очень много. Необыкновенный энтузиазм царил во всех аудиториях, и везде единогласно были приняты резолюции, что все союзы должны присоединиться к общей забастовке.