Зенитчик: Зенитчик. Гвардии зенитчик. Возвращенец - Вадим Васильевич Полищук
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Бумаги-то сколько пропадает, – посетовал Дед Мазай.
– Ну ты еще попробуй подбери, – предостерег его Аникушин.
– Да что я, совсем дурной?
Однако видно, что бумаги ему действительно жалко, с ней в полку напряженка, а нормальных папирос, тем более сигарет, многие с начала войны не видели. Фрицы же, сволочи, напечатали свои листовки на курительной бумаге, размером как раз для самокрутки.
– Вон уже комполка едет, – заметил один из Максимовых.
По-моему, это Андрей, пока еще я их путаю в одинаковых ватных костюмах и шапках с опущенными ушами. Андрей вроде повыше родственника. В указанном им направлении скакал по полю «виллис». По амплитуде скачков было видно, что пассажиры машины очень торопятся и водитель гонит без оглядки на долговечность рессор и амортизаторов. «Виллис» влетел на позицию, и к нему поспешили три фигуры в белых полушубках. Мне показалось, что вылезший из джипа командир на комполка как-то не тянет. Аникушин подтвердил мои сомнения:
– Особист.
– И как он?
– Да ничего вроде. Пакостей никому не делал.
Прибывший старший лейтенант организовал сбор вражеских листовок силами доверенных партийных и комсомольских кадров батареи. От нашего расчета в их число вошли оба кузена. Еще до завтрака сбор был закончен. Особист действительно оказался нормальным парнем. По крайней мере, с воплями «Не смотреть!» и «Не читать!» среди собирающих не метался. Взял собранное и уехал, понимая, что за фрицевский промах личный состав батареи ответственности не несет.
Дальнейшие события показали, что рано мы расслабились. Ближе к полудню появился тот же «виллис». Но ехал он намного медленнее, явно не торопясь. Наш взвод был дежурным, и дальнейшие события мы наблюдали со стороны, сидя и стоя у орудия, пока не добрались и до нас. Из машины выбрались трое.
– Командир и замполит, – прокомментировал Мазаев.
– А третий? – заинтересовался я.
– Адъютант.
На более вытоптанной площадке, изображавшей плац, построили первый взвод. До нас долетали только некоторые звуки, но ничего хорошего они не предвещали. Так и оказалось. Первый взвод разбежался по позициям, командир полка в сопровождении замполита, адъютанта, комбата и обоих взводных начал обход. На каждой позиции задерживался минут на десять, пришла и наша очередь.
– Где карточка огня? – потребовал комполка, не дослушав мой доклад.
Протягивая карточку, я заметил страдальческие выражения на лицах комбата и взводных, видимо, эта процедура повторялась уже не в первый раз.
– Это карточка?! Это карточка?! Это говно, а не карточка!
Смятая бумага полетела под ноги, а сверху на нее опустился командирский сапог.
– Переделать!!!
У меня даже уши заложило. В принципе, карточка, составленная еще до меня Аникушиным, была так себе – всего два ориентира. Первым был крайний дом, а вторым огневая позиция третьей батареи в километре от нашей. А где еще ориентиров набрать на ровной, как стол, заснеженной степи? У всех такие же были.
– Вот ты, – палец командира нацелился на кузена Ивана, – доложи мне общие обязанности военнослужащего.
Не имевший довоенного опыта Иван малость запинался, но в целом, на мой взгляд, ответил вполне пристойно. Комполка погонял остальных на знание обязанностей и ТТХ пушки, меня почему-то не тронул. Как и ожидалось, Вася Рохлин и Ерофеев «поплыли» конкретно. Командирское лицо перекосило.
– Почему ни хрена не знают?! – обрушился он на комбата.
– Так они в батарее всего третий день…
Попытка Александрова оправдаться, казалось, еще больше разозлила комполка.
– Откройте нижний люк!
Сунувшись в люк, он на несколько секунд застыл, выискивая недостатки.
– Почему смазка густая? Ударят морозы, задержки при стрельбе начнутся! Александров!
– Я!
– Лишить водки и этот расчет!
Дальше нецензурно. А мы, похоже, не первые. Позже выяснилось, что первый расчет лишили водки за пятнышко ржавчины на какой-то второстепенной детали, второй за слишком густую смазку на обоймах. И не последние – вся делегация направилась к четвертому орудию. Судя по жестикуляции персонажей, вся процедура повторилась. Приблизительно через час, оставив всю батарею без водки на три дня, комполка убыл восвояси, оставив нас устранять выявленные недостатки. Первым делом мне предстояло решить, где взять бумагу на новую карточку и где найти новые ориентиры в этом огромном ровном сугробе. Аникушин был прав – теперь это мои заботы.
– Теперь комбату третий «кубарь» долго не дадут, – задумчиво проводив взглядом «виллис», заметил Дед Мазай.
– Ничего, – отмахнулся я, – вместе с погонами третью звездочку получит.
– Погоны, погоны, – пробурчал Аникушин. – Ты сам-то хоть раз их видел, эти погоны? Разговоры одни.
Приказ о введении новой формы и погон вызвал гораздо меньший ажиотаж, чем я ожидал. Молодежь их не застала и отнеслась к приказу довольно равнодушно, других забот хватало. Старики… Похоже, я в батарее единственный, кто погоны видел. И не раз, даже сам носил, но ефрейтору об этом знать не надо. И остальному расчету тоже. Понятие «офицер», кстати, тоже реабилитировали только с приставкой «советский», теперь можно произнести это, ни от кого не таясь. Но я поймал себя на мысли, что «красный командир» пролетает легко, а на «советском офицере» я спотыкаюсь. Досамоконтролировался.
– А знаешь, командир, что комбат-три учудил? – не унимался Мазаев.
Не знаю. Есть у меня такая особенность – все слухи я узнаю последним, если вообще узнаю. На мне же они и заканчиваются. Потому что, во-первых, я не люблю пересказывать, во-вторых, пересказывать их уже некому, все и так знают.
– Давай выкладывай.
– На следующий день после сбитого «юнкерса» вызывает он к себе обоих взводных и говорит им: «Я сегодня всю ночь не спал. Думал, думал и надумал вам обоим по трое суточек ареста дать».
– За что? – удивился я.
– Вот и они спрашивают: «За что, товарищ старший лейтенант?», а он им: «Чтобы ушки топориком держали».
– Вот…
У расчета уши встали «топориками» от потока неизвестных, но интуитивно понятных русских слов. Виноват, не сдержался. Но поймите мое возмущение – носит же земля такое чмо, а система позволяет этой
