Современная повесть ГДР - Вернер Гайдучек
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
У Ани маленькие глазки, но теперь, когда она услышала о Мунцо, они у нее стали такие огромные, что я испугался, как бы они не вылезли из орбит. Надо будет поговорить с ней еще о науке или о чем-нибудь в этом роде, подумал я и стал распространяться о природе, о том, как она повсюду разбрасывает свои семена, чтобы размножаться, словом, наговорил ей массу вещей, о которых рассказывал мне отец, когда мы с ним восхищались природным парком в Нирове.
Каштаны скатывают свои плоды по склонам гор, а ива транспортирует их по воде. Природа снабдила ивовые семена маленькими плавучими подушечками.
— Не может быть! — воскликнула Аня.
— Факт. Когда мимо проплывает гусь, семена цепляются за его оперение. Глупый гусь и не подозревает об этом. Он выбирается на берег и отдыхает под солнцем. Там он чистит свои перья и при этом сбрасывает плавучие подушечки на землю. Вот почему ивы растут, где им положено: над прудом или у ручья.
После того как я из вежливости наговорил всякой всячины, Аня вообще не отходила от меня ни на шаг. Она следовала за мной до самой нашей квартиры.
Теперь мама работала только по шесть часов в день. Из любви ко мне, как она утверждала, хотя, мне думается, у нее были перспективы, и она с большим удовольствием занималась бы своей внешней торговлей, чем мной. Конечно, мне нравилось, что после школы она была дома.
В тот день она тоже была дома, когда позвонила Аня. Открыв дверь, мать спросила:
— Вам кого?
Аня объяснила, что зашла за мной, чтобы собирать стеклотару. Мне это страшно не понравилось. Жаль, что нельзя ей сказать: «Проваливай!» Мать спросила, как ее зовут. Аня назвала свое имя, и мать внимательно стала ее разглядывать. Я уже говорил, что у Ани была растрепанная челка, тонкие, как спички, ноги и руки, маленькие глазки и большой нос.
— Какая симпатичная девочка, — сказала мать.
От меня требуют, чтобы я всегда говорил правду. Однако я не стал спорить. Наверное, это дело вкуса, как, например, свинина в кисло-сладком соусе. Мать ее любит, а я терпеть не могу.
Внизу перед домом стояла Анина тачка для вторсырья, и мы двинулись в путь. Сперва у меня не было никакого желания собирать бутылки, но потом мне это понравилось. Аня уже давно живет в новом районе, и ей удалось узнать, в каких домах живут люди искусства. Здесь есть несколько художников, два писателя и три актера. Около их домов всегда полно бутылок. Мы выручили за них довольно приличную сумму. Аня хотела поделить деньги поровну, но я сказал, чтобы она оставила их себе.
Мы купили по мороженому, и мне снова пришлось развлекать ее. Для этого у меня было множество разных историй, и я спросил Аню, что мне ей рассказать.
Ей опять захотелось услышать о том, как природа разбрасывает семена. Ничего нового об этом я рассказать не мог и принялся разглагольствовать о том, что на песчаных горах прудов не бывает, что там, где нет прудов, нет и гусей, а где нет гусей, нет и ивовых семян. Еще я сказал, что плоды каштанов не могут катиться вверх по горе и что там, где нет деревьев, ничего не рассеивается.
Пока я об этом рассказывал, мне пришло в голову, что природе можно помочь и направить ее по нужному пути.
— Давай купим на эти деньги три хвойных деревца и посадим их по углам школьного двора, — предложил я. — Быть может, в них тогда совьют гнезда птицы.
На следующий день Аня так усердно тянула руку, что Мельхозе пришлось вызвать ее, чтобы она успокоилась.
— Я заработала на сборе стеклотары двадцать четыре марки, — сказала Аня.
— Вот это здорово! — воскликнул господин Мельхозе.
— На них я купила три голубых ели и хочу посадить их в нашем школьном дворе. Это мой вклад в программу городского и сельского благоустройства. Сейчас наша школа называется «школа № 12», возможно, когда-нибудь она будет называться «школа у трех елей».
Учитель Мельхозе от восхищения закивал головой и сказал:
— Ты просто молодец, Аня. Ты настоящий гражданин нашего социалистического общества. Записываю тебе в журнал благодарность.
Аня села на место.
Тоже мне лучшая ученица класса, подумал я, недаром я сразу почувствовал к ней неприязнь. Видит, что я наступаю ей на пятки, и решила сделать рывок. Меня бесила ее подлость. Тот, кто так поступает, может и кошку убить. Я посмотрел на нее, как Волк на Красную Шапочку. В этот момент она протянула мне свою липкую тянучку. Я тут же запустил ее в стену.
— Кто это сделал? — спросил учитель.
Пришлось встать и сознаться.
— Жаль, — заметил Мельхозе. — Ты ведь был уже на верном пути.
Мне не оставалось ничего другого, как глупо улыбнуться и сесть на место. Я попытался сделаться совсем тоненьким, чтобы не касаться Ани. Она вся покраснела и принялась с такой настойчивостью тянуть руку, что не вызвать ее было невозможно.
— Это было предложение Рауля, — сказала она. — Половина денег тоже его.
Пришлось принять от нее очередную тянучку. Но ей я все равно никогда не расскажу, почему я остался на второй год.
Когда после каникул я увидел маму, я так обрадовался, что забыл про все страдания из-за совершенного за моей спиной развода. Я был бесконечно счастлив, что она снова рядом со мной.
Поездка заняла довольно много времени. Мы проехали больше двух часов, прежде чем увидели вздымающиеся в небо трубы и шпили большого города. Когда мы проезжали по центру, нас обступили строительные леса и дорожные указатели: объезд. Наконец мы достигли пригорода, он стоял на холме и издали напоминал крепость. Вблизи крепость оказалась высотными домами с многочисленными балконами.
Лифт мне понравился. На десятом этаже мы вышли. Бабушка позвонила. В дверях стояла мать. Она чудесно выглядела и улыбалась. Я прыгнул в расставленные ею руки. Она чуть не опрокинулась, но мне удалось ее удержать. Я стиснул ее так крепко, словно хотел от любви переломать ей все кости, что было совершенно невозможно, потому что у матери впереди имелось довольно много мякоти. От нее хорошо пахло, и она не могла сдержать рыданий. Слегка отстранившись от меня, но не выпуская из рук, она приговаривала:
— Ой, какой большой, какой загорелый, как выгорели волосы!
А я говорил, что она такая милая, такая любимая!
Короче, мы устроили невероятно бурную сцену, а в конце коридора стоял Ленгефельд. Его большая лысина блестела. Он стоял, опустив голову, смотрел на нас снизу вверх и улыбался, как медовый пряник. Мне хотелось сделать матери приятное, я подошел к нему и отвесил поклон. Все мои родственники что-то одобрительно промурлыкали, и Ленгефельд сказал, чтобы я называл его Вольдемаром. На это я только покачал головой. Ну и смешное же имя!
Взрослые взволнованно загудели за моей спиной:
— Он же хочет тебе добра, он не собирается вытеснять отца!
У меня не было желания с первой же минуты вызвать к себе неприязнь, и я поступил так, как советуют иногда доктора: сделал выдох открытым ртом и предложил «большой лысине» называть его дядей. Теперь он покачал головой.
Бабушка Паризиус зашикала:
— Оставьте его, оставьте его!
Она подтолкнула меня к детской комнате, четверо взрослых напирали сзади. Комната была обставлена мебелью, которую я уже видел в универмаге: под сосну, только зеленого цвета. Меня ждал сюрприз: на письменном столе выстроились в ряд миниатюрные модели автомобилей: грузовики, бензовозы и чуть ли не все американские марки от «форда» до «крейслера». Поскольку у меня не было желания кричать «вот здорово!», я брал машинки одну за другой и как можно любезнее улыбался.
Зато бабушка визжала как резаная:
— Нет, Вольдемар, какая щедрость, ребенку можно лишь позавидовать! — Она восхищенно хлопала в ладоши и носилась из одной комнаты в другую. — И стенка во всю ширину комнаты! Выглядит как настоящее красное дерево! Это и есть настоящее? А гардины, а обои! Красное с голубым. Боже мой, сколько вкуса!
Потом они пили кофе с тортом и наперебой о чем-то болтали. Они даже не заметили, что я исчез в детской комнате, так как мне необходимо было урегулировать жизненно важные дела.
Когда старики уехали, меня позвала мать:
— Раульчик, сладкий мой, — прощебетала она нежным голосом, — мы хотим показать тебе город. Собирайся, пожалуйста.
Ну что тут поделаешь! Пришлось задвинуть коробку под кровать.
Центр города оказался довольно симпатичный. Вокруг рыночной площади стояло много новых домов, из них два или три — старых, бил фонтан, как положено. Мы зашли в ресторан. Официанты в зеленых фартуках страшно важничали, хотя у них в меню не было даже шкварок. Пришлось есть цыпленка и следить за тем, чтобы ничего не падало на палас. Я держал куриную ножку обеими руками. Это разрешалось. Зато не разрешалось швырять обглоданные кости через плечо, как я видел в одном фильме про английского короля. Мать сказала, чтобы я не чавкал. А когда официант в зеленом фартуке поинтересовался, понравилась ли мне курица, я честно ответил, что не понравилась.