Возрожденные полки русской армии. Том 7 - Сергей Владимирович Волков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Таков был офицерский состав полка. Гренадеры из мобилизованных и пленных красноармейцев на первый взгляд не внушали доверия, да многие и в действительности больше симпатизировали красным, чем нам, но и среди них были не только лояльные солдаты, но и убежденные противники большевиков. Из старых кавказских гренадер к нам попали двое, 9-го года службы, – эриванец и тифлисец, оба верные люди.
В общем, нужно сознаться, идти в первый бой «со многими неизвестными» было довольно жутко, но я возлагал большие надежды на то, что после первого боя все ненужное и вредное отсеется; так оно и случилось. Так стоял вопрос укомплектования личным составом; что касается вооружения, то нужно отметить, что новоявленное чудо Гражданской войны – пулемет на тачанке имелся у нас в полку в количестве шести экземпляров «максима» и с этой стороны мы, казалось, были обеспечены. Обмундирование у офицеров и солдат было пестрое – добровольческое. Особенно курьезным был Борис Силаев, в штатских ситцевых брюках в полоску с обмотками и в онучах, так как незадолго перед этим, когда он был еще в Сводно-гренадерском батальоне, его вещи, вместе с обозом, достались после какого-то неудачного боя красным. Купить же новое в то время не представлялось никакой возможности по скудности офицерского жалованья.
26 июля в 4 часа дня мы выступали из Царицына по Саратовскому тракту в направлении на Камышин, который в то время уже был занят нашими частями.
Первая ночевка была у деревни Орловки, которая месяц спустя сделалась центром кровавых боев за обладание Царицыном. Шли мы вдоль Волги, проходя по очереди Ерзовку, Пичугу, Дубовку, Песковатку, Водяное, Пролейку, Балаклею.
Наконец, 6 августа пришли в Камышин, где нас встретил наш начальник дивизии генерал Писарев, занимавший впоследствии крупные посты в Добровольческой и Русской армиях.
В Камышине к нашему полку были присоединены 2 роты Астраханского полка[637] с их командой разведчиков, что увеличило наш полк по численности вдвое. К тому же оказалось, что астраханцы – все добровольцы, великолепно дравшиеся с красными не за страх, а за совесть. Если не ошибаюсь, эти две роты представляли собой остаток полка, незадолго перед нашим приходом геройски погибшего на левом берегу Волги. Астраханские роты сохранили целиком свою организацию и влились в наш полк, как 5-я и 6-я роты.
В Камышине мы не задерживались и, не доспав ночи, вышли из города по направлению к колонии Мариенфельд.
Идя по степи, я никак не думал встретить еще одного старого знакомого, – смотрю, скачет с ординарцем не кто иной, как полковник Манакин[638]. Я искренно обрадовался этой встрече, и мы расцеловались. Я ценил полковника Манакина за то, что он удивительно быстро оценивал обстановку в очень ответственные моменты в 17-м году и тонко проводил за нос социалистических деятелей, ему доверявших. Он проводил в жизнь принципы революционной инициативы. Никаких препятствий для него не существовало, когда нужно было что-нибудь быстро и неотложно сделать. Не было, кажется, таких героических мер, на которые бы он не решился. В Добровольческой армии его не баловали… И, помню, в ноябре 19-го года я встретил его в Ростове, где, если не ошибаюсь, он держал уже путь к адмиралу Колчаку.
В этот день мы получили боевую задачу: сдержать напор красных на окраине деревни Барановки и не дать им переправиться через реку Иловлю у той же деревни. Фронт давался батальону 4 версты. Дистанция солидная.
Когда роты разошлись, нас осталось совсем мало – горсточка. Расставили взводы, навели пулеметы и начали осматриваться. Впереди шел бой. Можно было видеть лавы конницы, то подававшейся назад, то опять переходившей в наступление. Гудели орудия. Справа выкатился наш доморощенный бронепоезд и стрелял куда-то вдаль.
Вечерело… затихал бой… и только один бронепоезд не унимался. От времени до времени резкий звук орудийного выстрела прорезал воздух и молния освещала темные силуэты близрастущих деревьев. Наутро бой возобновился. Уже чаще била артиллерия с обеих сторон, дымки шрапнели не успевали расходиться над лавой, как появлялись новые. Бой как будто приближался.
Я с Гранитовым полезли на крышу соседнего дома – оттуда было все видно как на ладони. У Володи сохранился еще «цейс».
После полудня к орудийному огню присоединилась трескотня пулеметов, лавы нашей конницы начали подаваться назад. Со стороны красных показался пушечный броневик, который и решил исход боя. Наша кавалерия бросилась стремительно назад. Даже проскакав версты две, она не могла сдержать своих коней и неслась мимо нас. Громыхали повозки и орудия. Мы не остались безучастными и приняли некоторые меры к остановке панического бегства. Преследование вел броневик. Положение было серьезное.
Тогда бывший с отступающими частями генерал Щеголев[639], командир Конно-артиллерийского дивизиона, остановил одно орудие и лично открыл огонь по броневику, чем заставил его немедленно ретироваться. Паника сразу улеглась и части стали собираться… но обозы… нашей кавалерии были, увы… утеряны.
К нам всю ночь подъезжали конные и справлялись, не знаем ли мы, есть уже в балке красные. «Там наши повозки застряли», – поясняли они… и видно было – страдали станичники.
Под утро был получен приказ отходить за деревню, а когда прошли деревню, то, не останавливаясь, углубились в степь. Шли мы долго, пока не подошли к деревне Олени, где переночевали в поле, лежа в цепи. Наутро нас перевели еще верст на пять вправо. Без карты очень трудно было ориентироваться, а карты этого района были и очень редки и к тому же не точны.
Роты были разведены по участкам, и опять мы, эриванцы, остались в одиночестве. Телефонов и не думали тянуть, ибо слишком велики были интервалы. Рота окопалась.
С правого фланга к нам подошли две кубанские тачанки с пулеметами и стали на линии наших окопов, совершенно не маскируясь. Так простояли мы целый день. К вечеру небо нахмурилось и хлынул дождь. Дождь шел всю ночь и вымочил нас до костей. Мы терпеливо ждали, что будет.
Ночью кубанцы получили сведения от перебежчика, что к красным подошла бригада донской конницы и что в соседней
