Бернард Шоу - Хескет Пирсон

В провинции — в маленьких театриках, репертуарных компаниях, вдалеке от большой коммерции, сложилась такая практика. Драматурги, вернее их агенты, получали с каждого спектакля (которые классифицировались как любительские) твердый гонорар, обычно пять гиней. Платить такой гонорар могли себе позволить только состоятельные люди, что баловались подражанием модным актерам в модных пьесах. Сборы (если таковые были) шли на благотворительные нужды. Авторы же полагали, что им, леди и джентльменам, не пристало получать гонорар меньше, чем в гинеях. Шоу жестоко расправился с этой системой, настояв на соблюдении деловых и справедливых отношений. Если театральный коллектив делал какие-нибудь сборы и если спектакль шел при этом в сельской школе, а чистый доход составлял пятнадцать шиллингов, драматургу полагалось получить девять пенсов. Шоу складывал монетки в карман и прикладывал руку к шляпе — в знак того, что и впредь маленький театр может рассчитывать на свою клиентуру. Девять пенсов не могли бы окупить даже почтовые и накладные расходы. Однако это открыло дорогу широкой практике, охватившей все провинциальные театры и в конечном итоге приносившей Шоу доход, на который любой служащий или мелкий лавочник мог бы содержать не одну, а несколько семей.

Не подумайте только, что сказанное изобличает в Шоу процветающего благодаря своей смекалке и изворотливости бизнесмена. Шоу утверждал, что потерял златые горы из-за того, что целиком отдавался литературной и общественной деятельности, а деловой стороной вплотную интересовался лишь в самых неотложных случаях: «Мне бы нужно завести себе делового напарника, который знает толк в рекламе. Люди говорят, что я занят бесконечной саморекламой. На деле я окружен сотнями дураков, которые стряпают позорящие меня идиотские бредни. Поэтому все только обо мне и говорят, но никто меня не читает».

Действительно, постоянный доход Шоу, которого бесспорно хватало для обеспечения ему прочного места среди профессионалов, облагавшихся самым высоким налогом, и который пополнялся за счет немалых средств его супруги, все же не сделал из него миллионера, а миллионером его считали все. Я как-то допытывался у него, во что реально выливались такие случаи феноменального везения, как успех «Пигмалиона» в кино, принесший ему, по подсчетам прессы, около пятидесяти пяти тысяч фунтов. Он принялся анатомировать эту цифру: «Для начала разделим все на четыре — так будет ближе к истине. Теперь вычтем английские и американские налоги. Банковские операции — еще 2,5 процента долой. Проценты на капитал облагаются налогом — вычтем по двенадцать шиллингов из каждого фунта. Что осталось? Пустая сахарница! Девять десятых нашего населения понятия не имеют о денежных знаках, превышающих однозначные числа. У них просто-напросто нет таких знаков. Что же говорить о том, какую пищу их фантазии дают четырех- или пятизначные цифры?!» В январе 1942 года он писал мне: «Экранизация «Пигмалиона» принесла мне 29 000 дохода и была обложена 50 000 военного налога. Да спасут Вас боги от такого успеха. Еще один успех — и я разорен!»

Репутация баснословного богача могла, по его словам, иной раз сослужить недурную службу. Но для этого ей должна сопутствовать обеляющая богача репутация скряги и подлеца. Последнюю он раздувал себе сам. Вот, получив телеграмму с оплаченным ответом, он посылает ответ не телеграммой, а открыткой. Его просят вернуть неизрасходованный телеграфный бланк, и он сокрушается: «Меня вынуждают вернуть бланк. Я протестую. Оплаченные ответы — мой бизнес. Я всегда отвечаю по почте, и телеграммы мне обходятся бесплатно». Он ссудил 30000 фунтов шахтерам Дарема на постройку дешевых жилых домов и в ответ на удивленные взгляды говорил: «Шесть процентов!»

Если бы он и вправду был таким скупцом, каким ему хотелось выглядеть в глазах окружающих, он не забросил бы театр на три года ради «Справочника по социализму для образованной женщины». Только что он узнал на театре самый большой кассовый успех — и вот засел за книгу, призванную вобрать в себя все, что касалось предмета, над которым Шоу раздумывал и о котором пекся вот уже сорок лет. «Справочник» отличают ясность и убедительность, неслыханные для публицистических сочинений такого рода.

Шоу посвятил меня в то, как у него возник замысел этой книги: «В самом начале нынешнего века я выпалил из крупнокалиберного оружия, заявив, что простой человек всегда прав. За это меня назвали революционером. Простой человек понимал социализм как равенство доходов, и я ошеломил всех, целиком согласившись с простым человеком. Этим, по чести сказать, исчерпывается мой вклад в социалистическую мысль. Я потратил четыре года на изучение экономики ради того только, чтобы обнаружить полное невежество тех, кто занимался ею до меня. Узнав, что вся капиталистическая система — один грабеж, я усмотрел свободу гражданского выбора лишь в том, по какому поводу один сосед перегрызает глотку другому. Вот грубый, но всем понятный пример. Если А — обладатель трех с половиной фунтов, а у Б два с половиной фунта, то первое, что приходит в голову Б, это перегрызть глотку А. Со своей стороны, А одержим точно таким же стремлением. Я не могу себе представить, как можно определить в звонкой монете истинную цену личности. Как справедливо распределять богатство? Никто не берется на это ответить. Единственный способ покончить с резней — равное распределение богатства между всеми. У меня есть два приятеля: настоятель собора Св. Павла Индж и боксер Джин Танни. На каком аукционе я смогу узнать, сколько «весит» тот и другой в фунтах или в долларах? Но сегодня Танни может купить десять докторов Инджей, не исчерпав своего банковского кредита. Справедливо ли такое распределение благ?!»

В противоположность многим и многим социалистам, Шоу не верил в то, что обладание материальными средствами способно само по себе устранить все проблемы, заботящие современное человечество: «Всякий мыслящий человек согласится с тем, что счастье и несчастье соотносятся с природой человека, а не с тем, сколько у него денег. Деньги уберегают от голода. Они не спасают от несчастья. Пища питает тело, а не душу».

Не будучи, таким образом, материалистом, Шоу черпал свою веру из иных, чем у большинства утопистов, источников: «Добро рождается из чувства собственного достоинства, которое мы приобретаем неисповедимыми путями. Человек человечен в той мере, в какой он обладает этим чувством… В нас помещается таинственная штука, называемая душой; сознательно творимое зло ее убивает; без нее же никаким материальным благам не сделать жизнь сносной…

Один здравый смысл добру не научит. Ему учит божественный инстинкт, витающий за пределами здравого смысла. Здравомыслие лишь находит кратчайший путь к цели, сама цель ему неведома».