Опричное царство - Виктор Александрович Иутин

Вейсенштейн был важным объектом, установленным на пересечении сухопутных дорог и контролирующим исток реки Пярну, и оставлять его без защиты было по меньшей мере глупо. Бой никак не ожидал появления московитов и даже поначалу не поверил, когда перепуганные разведчики-кнехты доложили ему о прибытии русского войска.

Восседая на коне, морда, шея и грудь коего были защищены пластинчатыми доспехами, Иоанн наблюдал, как рассредоточивается его войско вокруг крепости. Подле царя были оба его сына, Малюта Скуратов, Василий Грязной, астраханский царевич Михаил Кайбулович. Бороды и усы их были покрыты инеем, холодное декабрьское солнце мутно отражалось в их панцирях и шишаках.

В походе том участвовало много доблестных воевод: Иван Федорович Мстиславский, Дмитрий Иванович Хворостинин, Никита Романович Захарьин, Иван Петрович Шуйский, Иван Андреевич Шуйский, Михаил Яковлевич Морозов и многие другие. Все они командовали полками Левой и Правой руки, Передовым и Сторожевым. Самым почетным, Большим полком командовал касимовский хан Саин-Булат, молодой, жестокий и глупый. Безмолвно взирали воеводы на его кичливость и надменность. Очень скоро он станет родственником государя – Иоанн задумал женить его на старшей дочери Ивана Мстиславского, оттого тоже так много было в нем спеси. С важным видом он разъезжал вдоль рассредоточивающегося полка, кричал на несчастных пушкарей, устанавливающих орудия.

Иоанн взмахом руки дал сигнал к началу обстрела города. Первые громоподобные выстрелы разнеслись по округе, за ними другие. Дым от них рассеивался по заснеженному полю, смешиваясь с паром от раскаленных орудий.

Осада и обстрел Вейсенштейна продолжались шесть дней. Наконец в крепостной стене появилась пробоина.

– Государь, дозволь, я своим клинком добуду тебе победу! – просил Малюта, с собачьей преданностью глядя в глаза Иоанну. Не раздумывая, царь позволил, и вскоре Малюта в сверкающем пластинчатом доспехе выехал к построившемуся войску, вынул резким рывком примерзшую к ножнам саблю и ринулся в бой одним из первых. Едва лавина пеших и конных ратников приблизилась к крепостным стенам, по ним открылся шквальный огонь из пушек и мушкетов, и вскоре в проеме рухнувшей стены завязался недолгий, но упорный бой. Помимо гарнизона Вейсенштейна крепость защищали и сбежавшиеся из округи в замок мирные жители. Очень скоро Саин-Булат с гордостью, словно это была его победа, словно дрался он не с крестьянами, а прогнал татарскую орду, доложил, что шведский наместник Бой и оставшиеся в живых защитники крепости пленены.

– Где Малюта? – с безразличием выслушав весть о победе, произнес Иоанн. Василий Грязной, ни слова не говоря, бросился с несколькими конными ратниками в сторону крепости.

Вскоре тело Малюты в окровавленных доспехах принесли на попоне и положили на снег перед государем. На бледное, безжизненное лицо его и рыжую бороду, не тая, опадал мелкий снег. Иоанн безмолвно и пристально глядел на его сомкнутые веки, на безвольно покоящиеся вдоль тела руки.

– Унесите, – велел царь, отворотив лицо. Никто не распознал чувства скорби государя от потери главного и любимого советника, пока не заглянули в его загоревшиеся от гнева глаза, пока не заметили стиснутую до скрипа челюсть и яростное шевеление ноздрей тяжелого, хищного носа. Тело подняли с вымазанного кровью снега и унесли.

Государь был раздосадован гибелью Малюты, но будто и не обратил внимание на потери своего войска – под стенами замка от шквального огня погибло не менее тысячи человек. Он подозвал бледного, едва справляющегося с собой Бориса Годунова и велел отвезти тело Малюты в Иосифо-Волоцкий монастырь, где покоились его родичи. Это был первый приказ царя Годунову, и Борис поспешил его исполнить. Еще недавно Малюта ехал с ним на войну и говорил о предстоящей придворной борьбе, а теперь он лежит покрытый с головой в санях, и Борис едет погребать его…

Разозленный Иоанн сполна отыгрался на пленных шведах – их, привязанных, сжигали на глазах всего русского войска. Морозный ветер только сильнее раздувал пламя, разнося смрадный дым по полю. Тем, кто наблюдал за этой казнью и слышал леденящие душу крики жертв, казалось, будто они узрели саму преисподнюю…

Когда с Бойем и пленниками было покончено, русская рать начала грабить окрестные деревни, вырезая оставшееся население. Трупы не хоронили, оставляли на съедение птицам и зверям. Очень скоро небо на версты заволок черный дым от сгоревших деревень, над коими летали тучи голодных гомонящих птиц…

После шести дней грабежа, убийств и насилия Иоанн начал писать шведскому королю Юхану полное яда письмо, начав его так: «Казним тебя и Швецию, правые всегда торжествуют!»… Вспомнил он и о сестре Сигизмунда Екатерине, кою отдали за Юхана и тем самым глубоко оскорбили Иоанна – не умел он забывать и прощать!

«Обманутые ложным слухом о вдовстве Екатерины, мы хотели иметь ее в руках своих, дабы отдать Королю Польскому, а за нее без кровопролития взять Ливонию! Что мне в жене твоей? Стоит ли она войны?»…

Не мог Иоанн не оскорбить своего врага, коснувшись его происхождения: «Не дорог мне и король Эрик, смешно думать, чтобы я мыслил возвратить ему престол, для коего ни он, ни ты не родился! Скажи, чей сын отец твой? Пришли нам свою родословную, уличи нас в заблуждении, ибо доселе мы уверены, что вы крестьянского племени! Мы хотели иметь печать твою и титул Государя Шведского не даром, не за честь, коей ты от нас требовал: за честь сноситься прямо со мною, мимо новгородских наместников. Избирай любое: или имей дело с ними, или нам поддайся! Народ ваш искони служил моим предкам: варяги находились в войске Ярослава! Ты писал также, что мы употребляем печать Римского Царства: нет, собственную нашу, прародительскую. Впрочем, и Римская не есть для нас чуждая: ибо мы происходим от Августа-Кесаря. Не хвалимся и тебя не хулим, а говорим истину, да образумишься. Хочешь ли мира – да явятся послы твои перед нами!»

Иоанн с большей частью войска возвращался в Новгород, оставив несколько полков, дабы они продолжили наступление. Никита Романович Захарьин вскоре подошел к Каркусу, который был едва не уничтожен русскими пушками, ведущими массированный обстрел замка. Но и здесь шведы дали значительный отпор, и Никита Захарьин потерял бы намного меньше людей, ежели бы у русского войска, приученного в большей мере к степным сражениям, был «европейский», слаженный опыт ведения войны.

В окрестностях замка Лоде находился тем временем основной отряд под командованием Саин-Булата. В своем шатре он собрал воевод, дабы обсудить план дальнейших действий. Сидели на коврах и шкурах, по-татарски поджав ноги. Снаружи приглушенно гудел