Опричное царство - Виктор Александрович Иутин

Тут в смятение пришли и бояре, с недоумением смотрели они на царя. Отдать Полоцк! Но умнейшие из них понимали, что Полоцк – пешка на шахматной доске, и обещание это сделано государем для достижения более высоких и важных целей.

С этим послы уехали, и Иоанн был уже почти уверен в своей победе.

«Господь не оставил меня!» – с упоением думал царь, падая ниц пред иконами в своих покоях. И мысль о владении короной Речи Посполитой захватила разум Иоанна. Настолько одухотворенным был государь, что безоговорочно решил избавиться от «пресной» и нелюбимой супруги Анны Колтовской, к коей уже давным-давно не наведывался в покои. Менее полугода эта девушка была царицей, теперь же ждал ее Тихвинский монастырь, и молчаливая, пугливая Анна безропотно подчинилась воле государя, хотя на постриге плакала и должную клятву произнести не смогла. Тут же родственники ее лишились всего, и Борис Тулупов, недавно выдавший свою сестру замуж за брата Анны, досадно злился от такой неудачи. И тут же понял, кто «насолил» ему – Малюта! Вот его враг!

Опричнина плохо показала себя в самый критический для государства момент, с плахи полетели головы ее создателей. Понимал тогда Малюта, что земля уходит из-под ног, понимал, что Тулупов не зря связывает семейные узы с царской женой. Может, благодаря Малюте, ближайшему советнику государя в те годы, царица Анна стала инокиней Дарьей?

Следом за Анной царь отправил в монастырь жену своего сына под предлогом ее бесплодия. Царевич, как ни сокрушался о своей любимой супруге, с которой даже не успел попрощаться, не мог пойти против воли отца. Иоанн ни словом не обмолвился с ним об этом и жестко потребовал вернуться к управлению государством.

Царю было не до семьи – им владела идея господства над польско-литовскими землями. И, к сожалению, гордость и самовлюбленность не дали Иоанну вести борьбу за Речь Посполитую как положено. Следовало бы вслед за отбывшим Ворыпаем слать послов с торжественными речами и обещаниями, везти подарки – в общем, всеми силами умаслить панов, склонить на свою сторону. Вместо того Иоанн ждал. Ждал, когда они сами приползут упрашивать его, величайшего властителя, владеть ими. И пока он ждал, послы европейских держав уже спешили туда предлагать своих кандидатов – и Франция, и Римская империя, и Швеция.

* * *

В декабре с наступлением морозов Иоанн вышел с большим войском в поход в Ливонию, намереваясь нанести удар шведам.

Малюта тоже участвовал в походе, сам вызвался сопровождать государя. Ехал с ратными людьми в лагерь под Новгород, а с ним Борис Годунов, ставший недавно зятем Малюты. Григорий Лукьянович полюбил этого парня, незнаемо как, но прикипел к нему душой и сердцем. Чуял и силу духовную в нем, и ум великий. Иоанн уже и сам заметил Бориску, доволен им – это был тоже хороший знак!

Марья, младшая дочь Малюты, дура, каких во всем свете нет. Не мил ей был Бориска, кричала, мол, сестрам – князей родовитых, Глинского и Шуйского, а ей кого – холопа? Капризная девка, маленькая еще, глаза звериные так и сверкали от обиды и гнева, когда сватать ее пришли. Уж больно хотел Малюта ее за Бориску отдать. Любимую дочь – близкому человеку, в коем уверен и коего тоже полюбил, как сына.

– Ты с ней построже, спуску не давай! – советовал Григорий Лукьянович зятю, и тот улыбался, опускал глаза. Нынче все у них наладилось. Борис счастлив, что заполучил наконец ту, о коей так долго мечтал. И она рядом с ним тоже ныне счастлива.

Малюта и Годунов ехали друг подле друга, в шубах, чуть откинувшись в седлах. Борис с удивлением замечал, как Малюта, проезжая мимо монастырей, что стояли по пути, всегда останавливал коня, оборачивался в седле и крестился.

– Знаешь, зачем я иду в сей поход? – спросил Малюта, остановившись подле еще одного монастыря. – Когда государь опричнину отменил, казни прекратил, вижу, не надобен я ему больше стал. Ему сейчас мудрые советники нужны. А я не мудрый. Я палач.

Насупившись, Малюта тронул коня. Борис, обернувшись к нему, двинулся следом.

– Государь любит тебя, – возразил он.

– Любит, – усмехнулся Малюта. – Знаешь, сколько людей, коих любил он, взошли на плаху? И Басмановых тех же он любил, хоть и знал, что они лихоимцы! И где они теперь? Я ни копейки не украл, все сам, своими руками… Только это меня не спасет. И сейчас мне надобно только подле него быть. Иначе враги мои наушничать против меня начнут. И тогда…

Замолчав, Малюта искоса взглянул на Бориса и выставил в лицо Годунову крепко сжатый кулак.

– Вот она, власть! Взял – держи! Держи крепко! Чуть ослабишь хватку – погубят тебя. Не пожалеют – погубят. Поэтому ты сам должен…

Снова замолчал, шмыгнул красным от мороза носом. Обернувшись к ратным, он убедился, что те не слышат, и сказал Борису шепотом, чуть подавшись в его сторону:

– Бориска Тулупов – наш первый враг! Он меня и погубит. Ничего! Поглядим еще, кто кого!

Годунов, нахмурившись, слушал эти несвязные речи, вызванные сильным волнением (и усталостью неимоверной, она уже видна в осунувшемся и похудевшем лице Малюты), а Григорий Лукьянович, ухмыляясь, продолжал говорить:

– Ведаю, это он Марфу Собакину отравил!

Борис понимал, к чему клонит Малюта. Дочь свою любимую выдал за него, стало быть, Борис ему и вправду теперь как сын. И ему бороться с их общими врагами, ежели что.

– Государь уже заметил тебя. Будь подле него и там, где он укажет. Не вздумай никогда идти против него. Он не простит, – наставлял Малюта. – Ты умнее меня. И пойдешь дальше, ведаю это. Не твой дядька, Дмитрий Иванович, который пытается всю вашу семью держать. Он такой же недалекий, как я. Не позволяй ему без твоего ведома дела вершить. Пусть за тобой будет вся сила.

Борис задумался. Слова Малюты произвели на него тяжелое впечатление. Как обрести эту силу, как выстоять? Всего этого он, еще юноша, не знал пока. Малюта, увидев его насупленное лицо, улыбнулся:

– Чего ты кручинишься? Слушай да мотай на ус! Я уж пока сгожусь на что-то! Все они еще вспомнят, кто такой Малюта!

Шведское командование, собиравшееся тем временем осадить Оберпален, просчиталось. Комендант Вейсенштейна Ханс Бой проявил неимоверную глупость, которая вскоре будет стоить жизни и ему, и всем, кто остался с ним в гарнизоне. Пушки, которые везли для осады Оберпалена, застряли в пути, и Бой отправил большую часть своих