Опричное царство - Виктор Александрович Иутин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Присмирел Семен Аникеевич? – с улыбкой вопрошал Иоанн.
– Вражды больше нет, он признал сам себя виновным, покаялся. Братской любовью разрешили мы сию вражду, – с поклоном отвечал Яков Аникеевич. Они заметили, как на мгновение изменилось лицо Иоанна, словно слова эти причинили ему нестерпимую боль. Но он скоро взял себя в руки и с прежней величавостью молвил:
– То правильно. Ныне не время для распрей. Не так давно сибирский хан Кучум вновь ходил на ваши земли. Ежели и меж собой станете враждовать, все, что покойный отец ваш нажил и создал, потеряете. И того я вам не прощу, – и поглядел строго, так, что у обоих не осталось сомнений в том, что за сохранность прикамских земель они отвечают головой.
– Верно ли, что земли за Югорским камнем[27] лежат впусте? – продолжал Иоанн.
– Истинно, государь, – отвечал Григорий Аникеевич, – посылали мы туда людей, и говорили они, что места пусты, леса черны, реки и озера дики.
То же самое когда-то Строгановы говорили о прикамских землях, которые по жалованной грамоте получили они от Иоанна. Как и сейчас, ни слова они не упомянули о кочевых местных племенах и живущих издревле там народах, которым надлежало либо принять власть Иоанна (вернее, Строгановых), либо погибнуть.
– Тогда позже получите вы земли за Югорским камнем на Тоболе, Иртыше и Оби. На том пустом месте велю ставить городки укрепленные, сечь лес по рекам и озерам, пашню распахивать и ставить дворы. Жалованную грамоту опосле велю составить.
Братья с благодарностью кланялись Иоанну, он же спросил о недавнем походе Кучума на прикамские земли. Григорий Аникеевич, чуть выступив вперед, произнес:
– От хана Кучума, великий государь, все больше терпим беды. После того как усмирены были по твоему приказу и с твоей помощью черемисы и башкиры, пришел с большим отрядом царевич Маметкул, племянник Кучума. Под его началом было много татар, а также племена остяков[28] и вогуличей[29]. Осадили они наш пограничный городок Кангор, но были отбиты. Мы же отправились за ним следом, за Югорский камень, воевали на землях остяков и вогуличей, многих побили, взяли большой полон и вернулись.
И вновь умолчали братья о судьбе местного населения, как пострадали окрестные деревни вокруг Кангора, где Маметкул нещадно резал жителей и сжигал их юрты. Много о чем умалчивали хитрые Строгановы! О том, как сами грабили перешедших под защиту «Белого царя» туземцев, когда собирали ясак, ибо большую часть дани они оставляли себе, другую часть отдавали царю. О том, как им самим приходилось вырезать целые селения взбунтовавшихся племен. О том, как жаждали новых земель и новых богатств. И самой желанной была бескрайняя и дикая земля сибирского ханства.
– Изложите мысли свои, как нам усмирить сибирского хана и как защитить прикамские земли от его набегов впредь! – внимательно глядя на братьев, говорил Иоанн. И Строгановы решили осторожно намекнуть на то, что необходимо собирать войско и идти в поход на Кучума, отбирать его земли и ставить там новые городки.
– Молвят, что сибирские леса наполнены соболем, лисицей и белкой, несметные богатства лежат там и ждут, когда ты возьмешь их, великий государь! – в довершение сказал Яков Аникеевич.
– Нет! – вновь изменившись в лице, с гневом воскликнул Иоанн. – Не велю воевать с сибирским ханом! Мне нужен мир! Нужно, дабы в сохранности были ваши солеварни, дабы добывалась пушнина. С ляхами и шведами ныне главная война, и от крымского хана жду новой грозы. Людей и денег на войну с Кучумом дать вам не смогу, потому приказываю – оборонять земли свои, в сибирские же людей не слать!
Строгановы поклонились смиренно. Направляясь к государю, они надеялись заручиться его поддержкой в грядущей войне с Кучумом, а в итоге вышло, что царь велел справляться своими силами, да еще и запретил идти в поход на сибирское ханство. У Кучума под рукой несметное войско, как без государевой поддержки, его полков и дельных воевод сокрушить хана?
Долго еще говорили о местных народах, перешедших под руку Иоанна, об их защите, об укреплении городков и строительстве новых.
И после уехали, разочарованные и раздосадованные. Возок шел медленно, покачиваясь на кочках и ухабах.
– Не видать нам сибирских земель, – тихо пробурчал Яков Аникеевич и громко сопел, отвернувшись к окну.
– Государь зело гневен, – со вздохом вторил Григорий Аникеевич, – когда я в глаза ему глядел, душа в пятки так и уходила! Батюшка, говорят, не боялся его нисколько, государь и гневаться на него не мог, прислушивался.
– Гневен. Виделся я с одним из придворных его, Борисом Годуновым. Молвят, ныне один из ближайших к государю людей. То большая тайна, под страхом смерти велено мне было молчать, но… – Яков Аникеевич перешел на шепот и прильнул к уху младшего брата. – Но поведано было мне, что государь гневался на сына и стал бить его, а тот самый Борис Годунов телом своим от ударов закрывал царевича, чем смог унять государев гнев. Лечил я ему те раны, а он, улыбаясь, говорил мне, как любит и почитает нашего государя, ибо он милостив.
Григорий Аникеевич покачал головой, задумался.
– Хорошо, что далеко мы от царского двора, на своих землях, почитай, живем, сами себе хозяева, – вымолвил он наконец и замолчал, глянув в окошко.
Все дальше ехал возок. Ехал мимо тихих лесов, полупустых и брошенных деревень, поросших травой пашен. Редко кто попадался на дороге, словно вымерли все.
– Где же весь народ? – с изумлением и болью проговорил Яков Аникеевич. Отвечать было незачем, все и так ясно. Выжаты все соки из народа бесконечными войнами, чумой, голодом и нищетой. Как еще держится русская земля? И сколько еще суждено ей вынести?
Звенящая тишина стояла вокруг. Всхрапнув, несмело заржал конь. Очередная мертвая деревня, зияя черными окнами брошенных домов,
