Таис Афинская - Иван Ефремов

Храм Афродиты Амбологеры походил скорее на крепость. Стены из серых камней выдавались в ущелье, замыкая с запада перевальную точку вершины. Фронтон святилища с колоннадой был обращен на восток, господствуя над обширным плоскогорьем, засаженным виноградом и фруктовыми деревьями. Патосские друзья попросили обождать и прошли через узкий темный ход, ударив три раза в бронзовый лист, подвешенный на короткой цепи. Вскоре они вернулись вместе с двумя жрицами, несомненно высокого положения. Сурово и серьёзно осмотрев Таис и Эрис, одна из них, в светло-сером одеянии, вдруг улыбнулась приветливо, положила руки на плечи обеим и, слегка кивнув головой патосцам, быстро проводила в глубь храма.

Последовали обычные обряды вечернего поста, омовения и ночи, проведенной в молчании на полу у дверей святилища.

С рассветом явилась старшая жрица, велела съесть по яблоку, сбросить одежды и повела подруг к отвращающей старость богине — Афродите Амбологере. Ни афинянка, ни чёрная жрица, много путешествовавшие, ещё никогда не видели подобного храма. Треугольный просвет в крыше бросал сияние яркого неба на сходившиеся впереди стены, обрезанные третьей наподобие ворот, обращенных на восток.

На стенах цвета лепестков гелианта бронзовые гвозди удерживали громадные, не меньше десяти локтей в ширину, доски, выпиленные из цельного дерева. Только тысячелетние деревья вроде ливанских кедров могли иметь такие стволы. На них чистыми минеральными красками вечных фресок художником гениальнее Апеллеса были написаны две богини.

Левая, в горячих тонах красных земель и пылающего заката, изображала женщину в расцвете земной силы плодородия и здоровья. Её полные губы, груди и бёдра настолько переполняло желание, что казалось, они разорвутся от дикого кипения страсти, источая темную кровь Великой Матери, Владычицы Бездны. Руки, простертые к зрителю в неодолимом призыве, держали темную розу — символ женского естества — и квадратный лектион со звездой, хорошо знакомый Таис.

— Лилит! — едва заметным движением губ сказала Таис, не в силах оторвать глаз от картины.

— Нет! — чуть слышно ответила Эрис. — Лилит добрая, а эта — смерть!

Жрица подняла брови, услышав шёпот, и резким выбросом руки указала на правую стену. И афинянка невольно вздохнула с облегчением, увидев воплощенной свою мечту.

Голубая гамма красок сливала море с небом и низкий горизонт. На этом фоне тело богини приняло жемчужно-палевый оттенок раннего рассвета. Когда крупные звёзды ещё горят в вышине, а опаловое море плещется на розовых песках, Урания шла, едва касаясь земли пальцами босых ног, простирая руки к рассветному небу, ветру и облакам. Лицо богини вполоборота через плечо искусством художника одновременно смотрело вдаль и на зрителя, обещая утешение во взгляде серых, как у Таис, глаз. На лбу, между бровей, светился огонь, не гася взора.

Перед каждой картиной на низком жертвеннике дымилась почерневшая от времени курильница.

— Вам говорили о двух ликах Амбологеры? — спросила жрица.

— Да! — дружно ответили Таис и Эрис, вспомнив вечернюю беседу с философом храма.

— Отвратить телесную старость смертного не могут ни олимпийцы, ни сама Великая Мать. Всё в мире подчиняется течению времен. Но есть выбор. Он перед вами. Сгореть дотла в последнем пламени служения Афродите. Или перенести это пламя на всеобъемлющую любовь, зовущую к небу, служа Урании в неустанной заботе о счастьи детей и взрослых. Положите перед той, которую выбрали, вещь, не обязательно дорогую по денежной стоимости, но самую драгоценную для каждой из вас.

Таис без колебания подошла к Урании, отстегнула цепочку — поясок со звездой, дар Александра, и положила его на жертвенник.

Эрис осталась неподвижной. Жрица Амбологеры с удивлением посмотрела на нее.

— Разве нет пути посредине? — спросила Эрис.

— Есть! — понимающе улыбнулась жрица, трижды хлопнув в ладоши.

Медленно раскрылись тяжёлые створки стены между картинами. Полукруглый балкон выступал на высоте над мирной долиной с виноградниками, маслинами и полем пшеницы. Мужчины и женщины трудились прохладным утром, взращивая плоды Геи-Деметры. Среди них было немало старых людей, седобородых мужчин и женщин в плотных одеждах, темных головных покрывалах.

— Мирный труд на земле в тиши и покое последних лет жизни — благородный конец земледельца, — сказала жрица.

— Тогда есть четвертый путь! — ответила Эрис.

— Зачем ты пришла к Амбологере? — Жрица раскинула руки крестом, как бы заграждая Эрис обратный путь в святилище.

Чёрная жрица — прямая, гордая и суровая, показалась афинянке как никогда значительной. Её синие глаза взглянули на жрицу с высокой уверенностью, без вызова или насмешки, и та успокоилась.

— Зачем мне оскорбление иной веры? — спросила Эрис. — Ты указала три пути, и все три — для одиноких мужей и жен. А человек покидает общество людей только со смертью. Должен быть ещё путь служения людям не только личным совершенством, но прямым действием на их пользу.

— Тогда ты не поняла глубины показанных тебе символов. Средний путь даёт людям пищу, ибо у земледельца всегда есть излишки, чтобы накормить художника и поэта и тем умножить украшение мира. Путь Урании — для мудрой и нежной жены. Он выражен только через любовь и помощь людям. То, что жена всегда должна делать и делает для сердца. Потому Урания — образ жен, потому великий Платон счел эту богиню самой главной для будущего человечества.

— И забыл про несчастье и стоны рабов, отдающих свою жизнь подобно вьючным животным, чтобы поклонники Урании могли изливать любовь на ближних, таких же высокопоставленных! — гневно ответила Эрис, и афинянка с удивлением воззрилась на подругу. — Нет! — наклоняясь вперёд, как изваяние Аксиопены, воскликнула Эрис. — Никакая небесная любовь и достижение неба невозможны ни по трупам побежденных, ни по спинам рабов. Вы, люди Запада, достигшие высот философии и кичащиеся свободой, не видите изначальной ошибки всех ваших рассуждений. Вы представляете себе силу только в убийстве и жертвах. Сильны — следовательно, нравы — только те, кто искуснее убивает. Таковы ваши боги, образы ваших героев, таковы и вы сами. Это проклятие Великой Матери, которое вы будете нести до конца, пока существуют народы Запада. Поэтому второй лик Амбологеры Урания — это ложь для поэтов и неудачливых любовников!

— А другой лик? — хрипло спросила пораженная жрица.

— Богиня Темного Эроса? Она — правда, и я некогда служила ей со всем пылом юной веры. И это — хороший путь для тех, в ком много животной силы…

— Тех, кто ещё не понимает Урании, — вступилась Таис.

— Тысячелетия тому назад Великая Мать представала перед людьми в таких же двух ликах — разрушения и созидания, смерти и вечности. Только вечности нам не дано, и не надо обманывать себя и других этим символом стремления нашего сердца. Это лишь сокрытие жестокой правды Великой Матери. Мы все знаем глубоко внутри себя, сердцем, что вечные силы природы всегда готовы к разрушению. И мы создаем в высоких и чистых, в низких и темных своих мечтах множество богов и богинь, чтобы отгородиться ими от сил Великой Матери, как тонкими занавесями от лютого ветра. Слабые молят о чудесах, как нищие о милостыне, вместо действия, вместо того, чтобы расчищать путь собственной силой и волей. Бремя человека свободного и бесстрашного велико и печально. Только если он не стремится взвалить его на бога или мифического героя, а несет его сам, он становится истинно богоравным, достойным неба и звёзд!

Ошеломленная жрица Амбологеры закрыла лицо руками.

— Есть вечное перевоплощение! — решилась приоткрыть ей орфическую тайну.

— С расплатой за прежнее тогда, когда уже не можешь ничего поправить! — продолжала Эрис. — Меня учили в Эриду понятию Кармы, и я поверила в него. Оттого так труден для меня четвертый путь. Я могла бы убивать всех, причиняющих страдания, и… тех, кто ложным словом ведет людей в бездну жестокости, учит убивать и разрушать якобы для человеческого блага. Я верю, когда станет много таких, как я, и каждый убьет по десятку негодяев, река человеческих поколений станет всё чище с каждым столетием, пока не превратится в хрустальный поток. Я готова посвятить этому жизнь, но мне надо учителя. Не того, который только приказывает. Тогда я стала бы просто убийцей, как все фанатики. Учителя, который покажет, что правильно и неправильно, что светло и что темно, а последнее решение останется за мной. Разве не может быть такого пути? И такого учителя, который знает, как отличить мертвую душу от живой, знает, кто недостоин лишнего часа ходить по земле!

Чтобы человек мог взять на себя тяжкую обязанность кары, он должен обладать божественной точностью прицела. Только самое высокое сознание, подкрепленное мудрым учителем, поможет избежать того, что всегда получается при насилии. Рубят здоровое дерево, оставляя гнилушку, убивают драгоценные ростки будущих героев, способствуя процветанию людских сорняков…