Серебряная куница с крыльями филина - Ан Ци
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вы, капитан, на гражданке где служили?
– Я строитель. Специалист по разъёмным мостам. Очень был востребован поначалу.
– Тут, знаете, тоже для строителя работы хватает, – усмехнулся собеседник, кивнув на окружающие их руины.
Странная картина представилась бы современному наблюдателю, если б таковой мог хоть краем глаза взглянуть на красу и гордость гитлеровского рейха. Чтобы передвигаться из города в город в оккупированной Германии зимой 1945 года, необходимо было иметь либо пропуск, либо командировочное удостоверение.
«От города осталась только оболочка, уродливая, покрытая рубцами, заполненная людьми, с побитым видом бродившими между развалин. Они низко опускали головы, чтобы скрыть ненависть, горевшую в глазах. Повсюду женщины расчищали завалы. Они аккуратно складывали кирпич, наводя в хаосе разрухи порядок. Мне часто такое приходилось видеть в Италии, но там беспорядочно расчищали дороги. А в Германии складывалось отчётливое впечатление, что каждый кирпич сберегается на будущее, чтобы выстроить новый рейх», – писал позже о Берлине не особенно доброжелательный очевидец.
Прохожие, завидев военных в форме армий-победительниц, вели себя по-разному. Одни отворачивались, стараясь проскочить мимо поскорее, другие бормотали им вслед что-то на берлинском сленге, а иногда кланялись, стараясь придать правдоподобие маске почтительности на лице.
У Бранденбургских ворот раскинулся чёрный рынок. Там можно было поменять, скажем, американские армейские сигареты на свежее мясо, спиртное – на драгоценную морковь, лук и целую буханку настоящего немецкого хлеба. Офицеры обменялись взглядами, младший слегка помедлил, прикидывая, не добавить ли что-нибудь к столу. Но его товарищ сказал.
– Не стоит. Тут совсем близко, мы почти пришли.
И они поспешили мимо, предвкушая предстоящий отдых и ночлег.
Наутро офицеры раздобыли джип и отправились в путь. Дорога была пустынной. По обе её стороны стояли густые сосновые леса. Холод, металлическое зимнее небо, зловещая тишина не особенно располагали к беседе. Все трое – офицеры и водитель были хорошо вооружены, и все же им было неуютно. И они ехали быстро, сбрасывая скорость только у бомбовых воронок. Но поездка благополучно шла без происшествий, пока мотор вдруг не зачихал.
– Ох, только бы пронесло! Подморозило не на шутку. Если, борони боже, тут заглохнем, не заведусь! – чертыхнулся шофер.
– Не каркай, сержант, – оборвал его старший – бритоголовый щеголеватый майор, – газуй, давай, доберёмся. Погоди, а что там впереди? – вгляделся он.
– Между ветвями мелькает – не поймёшь! Остановиться, карту поглядеть… Скоро должна быть переправа.
– Во, я и говорю. Тут как раз и жди фашистских подарочков. Мину, где пришпандорят, или засаду какие-нибудь недобитки заделают… А война кончилась, так и помирать неохота! Глянько, да там вода!
Действительно, прямо за поворотом вдруг открылась водная протока с неожиданно сильным течением под тонким льдом, кое-где около берегов схватившим её поверхность. Через неё был перекинут на удивление полностью сохранившийся мост, закрывавший им в этот момент обзор.
– Видишь, сержант, нам и мосток приготовили. А ты боялся! – хохотнул капитан, желая подбодрить хандрившего шофёра
– Да когда ж я боялся, обижаете, товарищ капитан. У меня «Красная звезда» и «За отвагу», а Вы говорите… А просто примета плохая – мы седни два раза вертались, и птаха в горницу залетела. Я и говорю – пути не будет. А так, я ж пулемётчиком два года на Белорусском оттрубил, а это не…
– Прекратить пререкания, смотреть за дорогой, разговорчики! – прикрикнул майор и вдруг, словно в ответ на его слова из-за моста раздались одиночные выстрелы. Следом выскочили какие-то фигурки -несколько человек, и бросились к машине. В руках у одного из них был автомат, а у других…
– Мальчишки, «Гитлерюгенд»! Давай, ребята, вперёд, задавим! – орал майор.
Машина затормозила, они выскочили и начали азартно отстреливаться. И тут: «Осторожно, у них гранаты! Ложись!» – гаркнул капитан и прыгнул в сторону в кювет, толкнув туда же сержанта. Следом раздался оглушительный взрыв.
Когда они в саже и ссадинах снова выбрались на дорогу и убедились, что целы, офицеры огляделись, ища незадачливых защитником моста.
– Смотри-ка, все полегли. Одного я сам их своего Вальтера, а другие…
– Того, что слева, – указал на парня постарше, лет семнадцати, майор, – я срезал, а другие два сами подорвались. Ничего ж не умеют.
– Товарищ майор, а один жив. Глядите сами. Желторотый совсем. Его царапнуло и ещё оглушило. Контузия, видать.
Майор нагнулся. Перед ним лежал красивый юноша, совсем мальчик, лет четырнадцати, наверное. Худенькое тело неловко вытянулось, на порванном рукаве виднелась кровь. Он был без сознания, но дышал и никаких видимых повреждений не имел.
– Не ранен, вроде. Очухается. Хотя, постойте, на шее тоже кровь. Может, пуля?
Он расстегнул воротник мальчишки. Нет, это просто ссадина от цепочки.
– Фашисты, даже молодые, вроде, креста не носят! – удивился капитан и тоже наклонился.
– А, это медальон. Наверно, с портретом его зазнобы. Ну-ка, сейчас посмотрим.
С этими словами он расстегнул и стянул цепочку и открыл крышку медальона.
Перед ним была изящно выполненная цветная миниатюра. Красивое спокойное женское лицо с высоко уложенными пышными светлыми волосами поражало сходством с его владельцем.
– Не, это не зазноба, – шофер заглянул через плечо капитана и покачал головой – мать, небось. Глазищи какие синие!
Капитан защёлкнул увесистый золотой замочек. Он хотел сунуть уже трофей в полевую сумку, как вдруг майор спросил.
– А что это за чудо-юдо такое? Гляньте. Да вот, на крышке! Не то зверь, не то птица?
Все трое всмотрелись. Действительно, на ней ювелир изобразил диковинное создание. Хорёк, – предположил капитан.
– А может, соболь? Для песца маловат, на лисицу не похож…
– Куница это, вот что б мне ни дна – ни покрышки! Я ж охотник! Куница, туды её в качель! – заволновался шофёр и ударил себя кулаком в грудь для пущей убедительности.
– Одного не пойму, пошто у ей крылья? Из-за спины зверька виднелись большие искусно выгравированные крылья.
– Э, «пошто-пошто»! Мало ли фокусов у этих буржуев! Нам какое дело. Ты вот лучше скажи, раз такой умный, а крылья чьи? – осклабился капитан.
– А и скажу! Сейчас… – сержант покрутил золотую вещицу, прищурился и кивнул. – Это мастер делал. Всё в подробности у животины прописал, и пёрья тож. Про крылья я разобрал. Филина – это крылья.
И, глядя на недоверчивые лица офицеров, уверенно повторил.
– Можете не сумлеваться. Я этих филинов… Филина крылья. Больше некому и быть.
Майор в ответ пожал плечами: «Ну и ладно. Нам один хрен, сова там или филин. Ты иди-ка, займись машиной».
И когда тот отошёл, негромко сказал с
