Серебряная куница с крыльями филина - Ан Ци

Найденова отозвали. Как его не посадили и почему, об этом можно только гадать. Наверно, он мог бежать. Но даже не пытался.

Чего он ждал? Какие выводы сделал из того, что услышал от Цишке -доносчика? Это останется его тайной навсегда. Зато, несомненно – он знал о браке своего брата. И выследил Киру-переводчицу.

Петр поднялся со стула, подошел к окну и отворил форточку. Он схватился было за свою трубку, но передумал. Времена изменились. Лет десять назад в комнате было бы страшно накурено. А теперь у них с этим дело идет упорная борьба под ковром. Он сам на собраниях группы никогда не курит и не дает другим.

Было тихо. Первой нарушила молчание Луша.

– Ну что же, вот и стали понятны мотивы Найденова. Он разрывался между чувством долга и желанием разведать что-нибудь о семье. По-видимому, женитьба брата пришлась ему не по вкусу. И пусть он сам не пытался доказывать свои права и искать родных, у него возникло чувство горечи и протеста.

– Точно, Лу права, – подхватил Майский ее мысль и продолжил. – Вот представьте. Сам Карл де Коссе, он же Найденов, не может, да и не хочет возвращаться в родные пенаты. Однако, он очень молод. Гораздо моложе старшего брата. Возможно, он тешил себя надеждой, когда-нибудь взять, да захотеть. Но нет! С появлением этой женщины, да еще из его собственного лагеря – ведь она тоже советский офицер – эти мысли сделались совсем нереальны.

– Нет, ребята. Не стоит и пытаться. Нам этого не узнать. Такая варварская ломка была у человека. Подумайте, он успел мальчишкой сбежать из дома, побыл восторженным гитлеровцем, потом сделался безупречным грушником, каким и остался до конца жизни. Он, этот Найденов, возможно, думал, что близкие никогда не простили бы его. Они равным образом не приняли б ни фашиста, ни коммуниста. И вдруг – вот те на – женой его брата стала советская переводчица. Я думаю, бес толку спрашивать сейчас, что там произошло в его бедной голове! -вздохнул Володя Расторгуев.

– Да, человек – сложное животное. Немало таких, что не знают полутонов. Одни меняют убеждения. И всей душой ненавидят прежних идолов. Другие. Ну, да о чем это я! Нам важно, что мы теперь можем ответить на главные вопросы. Не только, кто тайный враг, но и почему.

Итак, этот Найденов был братом мужа Киры и дядей Эрны, и сам хорошо об этом знал. Он стал их врагом. Мешал им, отравлял жизнь, а позже вдруг уверовал и раскаялся. Я думаю, дело Мухи на этом можно, наконец, с чистой совестью закрыть! Осталась приятная обязанность сказать от души спасибо тому, кому мы этим обязаны.– С видимым удовольствием пробасил Синица, поднялся со своего места и торжественно пожал руку Милы Темочкиной, щеки которой сделались пунцовыми от смущения.

46. Убийственно комфортабельный поезд

Долгая зима выдалась в этом году. Ранняя, северная зима! Уже в сентябре было холодно и сухо. И снег падал раза два, да не осенний – пополам с дождем, а какой-то колючий, с серьезными намерениями такой! Он хотел бы остаться. Но все-таки еще не сумел.

Всю осень он собирался с силами. Дождавшись ноября, снег выпал однажды ночью и укрыл город толстой пеленой, пока все еще спали. И утром, когда подморозило вдобавок, с ним было уже не справиться. Он больше уж не ушел. Конечно, люди расчистили себе дорожки машинами. Они оставляли и свои следы на его полях. Животные – городские ушлые собаки, бродячие кошки, даже птицы писали лапками на его страницах свою хитрую, им одним понятную повесть. Но снег был сильнее. Росли сугробы, давно невиданная устойчивая зимняя погода приносила то красивые белые хлопья, а то поземку. А ближе к Рождеству, когда темнеет так рано, а рассветает поздно, взрослые задумчиво поглядывают на елочные игрушки и подумывают, не купить ли вот этих золотых шишечек, или лучше блестящий синий шарик с морозным серебром, а дети прозрачно намекают на подарки, вечером часов около семи ударил настоящий мороз.

Ирбисовцы расположились у печки, собираясь получить полное удовольствие от жизни. Была пятница, тетя Муся вручила каждому в подарок связанные крючком из деревенской шерсти толстые носки, и они тут же их надели. А у нее на плечах расположилась, свесив лапки, белоснежная кошка. Тетя Муся погладила свой живой пушистый воротник, поправила очки на носу и подняла голову от журнала.

– Я думаю, надо мне для Снежаны родословную написать и на стенку повесить. Шутка ли, моя Святая Бирма была выведена в монастыре и, после скрещивания с турецкой белой ангорской.

– Да нет, тетя Мусечка, это все легенда. Персидскую скрестили с Сиамской специалисты. Они так получили новую линию. И только с пятидесятых годов прошлого века ее считают стабильной и пригодной для разведения. Никаких монастырей! – возразила Луша и тут же пожалела об этом, увидев обиженное Мусино лицо.

– Вы только не огорчайтесь, – затараторила она, – родословную мы обязательно напишем! Сделаем на компьютере или художнику закажем. Будет висеть под стеклом – красивая, на хорошей бумаге. У Лорда есть родословная, а чем Снежана хуже? Такая шкурка, никакой песец не сравниться. И умница, а какая чистюля!

За спиной у Луши раздался подавленный смешок. Она не стала оборачиваться. Шеф, протянувший ноги к печке, устроился в удобном кресле. Лорд улегся рядом. Синица набивал трубочку. Он любил это занятие. Иногда Петр раскуривал ее, иногда нет. Тактичные соратники давно перестали подтрунивать на эту тему. В «Ирбисе» все любили посмеяться. По неписаным правилам дуться не полагалось. Табу было немного. Но Лорд! Как это ее угораздили ляпнуть, что кто-то, Снежана или нет, может быть не хуже? Да вообще сравнивать его с кем-то уже кощунство! Петр взъерошился, что твой индийский петух, и засопел.

Поэтому Майский и хихикал. Он помешивал половником в большой керамической кастрюле, из которой поднимался пар. В комнате пахло дымком, пряностями и ни с чем не сравнимой Изабеллой, о которой Синица, блаженно закрыв глаза, однажды возвестил.

Нет, братцы, это не лоза. Это Дионисова греза!

Олег внимательно следил, чтоб напиток, борони боже, не закипел. Он подождал немного, снял его с печки, бросил внутрь душистый перец и лимонную корочку, а небольшой пучок трав наоборот вытащил обратно, и закрыл крышку.

– Жалко Изабеллу на мои эксперименты. Я бы взял что-нибудь другое, но в доме ничего подходящего нет, а шеф запретил сегодня выползать