Серебряная куница с крыльями филина - Ан Ци
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Здесь так свободно. Кто хочет, может запросто в любое время зайти. Ну почему я не беспокоился до сих пор? Петр Андреич тоже ведь, несмотря ни на что, не счел нужным тут в полицию обратиться. А из-за каждого угла можно выстрелить. Тут полно… Да чего угодно – окон, укрытий!» – От этих мыслей он начал нервничать все сильней и ускорил шаг. Он миновал несколько скамеек, обогнул клумбу, неловко повернулся на каблуках и.. внезапно растянулся на влажном асфальте, больно ударившись коленом о бортовой камень.
Паша вскрикнул. Сумка, которую он нес в руках, отлетела в сторону. Две женщины, медленно шедшие впереди, обернулись на шум и взглянули на него. Молодой человек лежал на спине, неловко подвернув под себя ногу. Его очки съехали на грудь. Ближайшая к нему женщина обернулась, сделала несколько шагов вперед и наклонилась над ним. Она стояла точно против солнца, и он не видел ее лица.
– Павлуша, сыночек, – сквозь плотный красноватый туман адской боли услышал он, – ты почему катаешься с горки на ногах? Не надо, не плачь. Больно? Ну, это скоро пройдет. Вставай скорей! Не бойся, я тебе помогу. Он все еще ничего не понимал. Даже русская речь не сразу дошла до его сознания. Но в следующее мгновение говорившая покачнулась и медленно стала оседать.
Мама сразу узнала своего большого ребенка. Переодевание и крашеная прядь не помогли. Она упала без чувств – и тут уже закричала медсестра.
Вызванные из Москвы сопровождающие улетели одни. Паша Мухаммедшин дневал и ночевал в Университетской больнице у постели своей матери. А Эрна Александровна Мухаммедшина, как человек, пробудившийся после тяжелого сна, вернее, после беспамятства из-за болезни или несчастного случая, Эрна, которая теперь ничего не знала ни о Селине Бежар, ни о миссии врачей «Поможем вместе» в Израиле, слушала Пашины рассказы словно чужие приключения.
Все переменилось, как будто день превратилась в ночь, словно перевернули песочные часы, слепой прозрел или безногий начал ходить. Доктор Мухаммедшина перенесла потрясение, и память о прошлом к ней вернулась. Но вполне здоровая до сих пор, она теперь страдала от очень низкого давления, головокружений и слабости. Пульс у нее тоже сделался неровным, плохого наполнения, сон болезненно чутким, а стандартные анализы говорили о сильной анемии. Между тем, она была активна, насколько ей позволяли силы, и просила, нет, скорее нужно бы сказать – требовала, ежедневных бесед о происшедшем. И она с разрешения врача два раза по полчаса слушала Пашу и рассказывала сама.
Эрна хорошо помнила, как бежала от Раи по лестнице вниз и как из темноты выступил незнакомец. Она ощутила боль, похожую на укус, а дальше провал. Пришла в себя она на диване, укрытая одеялом. Двухэтажный кирпичный комфортабельный дом, окруженный высоким забором, где ее поместили, был устроен по-городскому, но ей казалось, что она далеко от Москвы. За ней ухаживала женщина, которая объяснялась только жестами. И вскоре Эрна поняла, что она немая.
Ее не обижали, хорошо кормили и снабжали всем необходимым, но запирали на ключ. А окна, выходящие в небольшой ухоженный сад, были забраны решетками. Эрна помнила, что все время была заторможена и хотела спать. Ей, видно, что-то подмешивали в еду.
Так прошло несколько дней. А потом появился мужчина. Он был врач. В этом она не сомневалась. Ее осмотрели. Взяли кровь, и много – на большой многофункциональный анализ. После этого ей начали делать уколы и внутривенные вливания. Врач приходил, делал укол, а после этого она помнила только, что он садился рядом и негромко, монотонно что-то говорил.
Эрна поправлялась медленно. Паша спросил Шульце, нет ли опасности, что она снова превратится в Селину. И профессор честно ответил: «Это маловероятно, хотя гарантий нет никаких. Ее следует постепенно готовить к нормальной жизни, но осторожно».
Паша регулярно звонил в Москву и рассказывал о состоянии дел. Но теперь только одному Петру. И снова Куприянов тревожился – «Ну как?» А Луша теребила его – «Ну что?» И Петр однажды подумал-подумал и сказал.
– Доктор Мухаммедшина безусловно снова обрела собственную личность и прошлое. Ее общее состояние ухудшилось, но это ничего. Она приходит понемногу в себя. Теперь можно подвести предварительные итоги. Она ничего не может сказать о том, кто и почему ее похитил.
Мы с вами правильно догадались как. Вкатили наркотик и увезли, а затем под влиянием какой-то дряни квалифицированно внушили ей легенду. Но это все. До этого момента мы и она знаем одно и то же. Это похоже на дверь, которая открылась. По одну сторону двери Селина Бежар, гражданка бельгийского королевства. Она могла изложить, что с ней случилось в Израиле, вполне связно и без ошибок. Про Эрну Мухаммедшину Селина не знала ничего. А по другую сторону двери.
– Которая тут же и захлопнулась, – добавила Луша.
– Точно! Она захлопнулась накрепко без зазора! И тут по другую сторону очнулась Эрна, никогда не слышавшая ни слова о Селине Бежар, – кивнул Синица.
– Ну хорошо, а что теперь будет? Паша перестал звонить, я не знаю, что и думать. Не могли бы Вы мне объяснить… – Куприянов поморщился от неловкости и замолчал.
– Я постараюсь, Георгий. И во-первых, Эрна совсем не хочет в Москву. От всего пережитого остался страх перед городом. Врач считает, что ей лучше попутешествовать.
– Они хотят немного развеяться? И отлично. Почему нет? Если только это не опасно, конечно, – спохватился Георгий.
– Что касается Паши, – продолжил Петр, – он Вам позвонит, когда переварит все, что за последнее время наслучалось. Ему нужно матери рассказать о Вашем появлении. Нужно понять, как она к этому отнесется, научиться. Черт знает, она может потребовать, чтобы сын о Вас и не заикался. Поставить ультиматум! Я думаю, он пока не знает, как себя вести, поэтому не звонит.
– Да я понимаю, – пробурчал Куприянов и замкнулся.
Снова потянулись недели. Эрна постепенно пришла в себя, здоровье ее не внушало больше опасений. Ее перевели в реабилитационную клинику за городом. И теперь уже она ходила на массаж, в бассейн, и на тренажеры. Сын ездил к ней, и они осторожно касались пережитого обоими. Они говорили с новым выстраданным чувством доверия, как может быть раньше никогда. Ему предстояло найти нужные слова, чтобы сказать ей о Куприянове. Следовало рано или поздно о бедной Рае тоже сказать. Но она о работе пока не
