Три года революции и гражданской войны на Кубани - Даниил Скобцов

22 октября в Законодательной раде выступил с докладом о работах южнорусской конференции И. Л. Макаренко. Он весьма пространно сетовал на то, что во время работ конференции кубанцы были лишены помощи своих военных специалистов. И уж совсем перегибая палку в одну сторону, докладчик закончил:

– Неужели Кубань так несчастна, что не могла породить двух, трех порядочных генералов.

Фраза вызвала бурю негодования у членов рады и у части публики.

Особенно острый отзвук она нашла в среде тех, против кого была направлена, т. е. в среде кубанских генералов.

Походный атаман и член правительства по военным делам генерал Звягинцев счел необходимым даже обратиться письменно в редакции газет с особым протестом и требованием, чтобы позорное пятно было снято радой Рябовола.

При подобном настроении начались заседания Краевой рады…

Заседание 25 октября было посвящено памяти трагически погибшего председателя рады Рябовола.

26 октября приступили к выборам президиума и из двух кандидатов, – Сушкова и Макаренко, – большинство отдало свои голоса последнему, так неудачно перед этим вызвавшему раздражение кубанского офицерства.

Тут же стал известен приказ генерала Деникина о предании суду Быча, Калабухова, Савицкого, Намитокова и др. Приказ исходил от главнокомандующего и был обращен, между прочим, к кубанскому, донскому и терскому атаманам.

В приказе сообщалось, что «в июле месяце между правительством Кубани и Меджилисом горских народов заключен договор, в основу которого положена измена России и передача Кубанских казачьих войск северного Кавказа в распоряжение Меджилиса, чем обрекается на гибель Терское войско».

Далее указывались имена подписавших договор, – со стороны кубанцев – Быч, Калабухов, Савицкий и Намитоков, со стороны горцев – Топа Чермоев и др.

Последняя, наиболее одиозная часть приказа заключалась в следующем:

«Приказываю при появлении этих лиц на территории вооруженных сил Юга России немедленно предать их военно-полевому суду за измену». (Таганрог. 25 октября 1919 года. – № 016729. Деникин.)

Приказ этот, судя по некоторым его редакционным особенностям, носил на себе все признаки большого раздражения и поспешно принятого решения со стороны его составителей. Не мог главнокомандующий и чины его штаба не знать, что в природе существует лишь одно Кубанское войско, а поскольку речь могла идти о нескольких боевых единицах, то это не войско, а воинские части. Никаким договором не было также обусловлено, чтобы главнокомандующий имел право приказывать войсковым атаманам. Затем иммунитет народного представителя даже при слабом развитии правосознания на территории вооруженных сил Юга России все же являлся до сих пор бесспорным. Наконец, слишком било в глаза намеренно предвзятое использование принципа – divide et impera – в том месте приказа, где бралось под защиту «обреченное на гибель Терское войско». Быть может, в силу этих особенностей приказ не был воспринят во всех кубанских сферах с той серьезностью, которой он заслуживал.

Запальчивая выходка непризнанного диктатора…

Кубанские сферы приспособились изживать их в порядке дискуссии.

Уже за несколько дней до появления этого приказа в свет в кубанской прессе, в связи с приездом Калабухова, поднимался вопрос о наличии какой-то разновидности договора, который будто бы был подписан Бычом и др. Калабухов, помнится, выступал в газетах с разъяснением, но или намеренно при этом путал, или обнаруживал слишком большую наивность. «Договора-де нет, а есть лишь проект его, который все же стороны подписали», – значит, имеется какой-то вид прелиминарного договора? – Ответ на этот вопрос получался в виде многозначительного умолчания.

В заседании рады войсковой атаман сделал доклад о мотивах, побудивших его созвать Краевую раду. Отодвинув все другие вопросы на задний план, он стал говорить о «парижской делегации», этом «яблоке раздора между Кубанью и Добровольческой армией».

Необходимо предотвратить катастрофические последствия приказа генерала Деникина…

Но можно было считать выясненным, что главное командование Добровольческой армии, приняв однажды решение о применении репрессий к кубанцам, шло безостановочно по намеченному пути.

Предназначены были лица проведения в жизнь задуманного – генералы Врангель и Покровский. Оба они, – не казаки по происхождению, но приписавшиеся к казакам, – были приняты станицами в число своих членов. В гражданскую войну, командуя кубанскими воинскими частями, они выдвинулись одержанными победами и занимали теперь высокие должности в Добровольческой армии.

Генералу Врангелю радянское большинство как будто даже благоволило. Ему было послано приглашение посетить раду, но он телеграммой на имя председателя ответил отказом.

– Все как будто бы сговорились осложнять политический кризис на юге России, – писалось в связи с этим отказом в местной прессе.

В руках генерала Врангеля, нужно думать, сосредотачивалось верховное руководительство Кубанской операцией. Непосредственное исполнение ее поручалось генералу Покровскому.

27 октября совет Краевого правительства постановил считать договор дружбы аннулированным, а парижскую делегацию утратившей свои полномочия. В то же время решено было протестовать против приказа генерала Деникина, а самый приказ признать нарушением Кубанской конституции.

Кубанский войсковой атаман также срочной телеграммой протестовал против приказа, «нарушившего права Кубанской Краевой власти и глубоко оскорбившего правосознание кубанского народа». – «Сыны Кубани не запятнали себя изменой»…

Протестовала несколько позже (2 ноября) и Краевая рада, требуя отмены приказа, могущего повести «к губительному разрыву». В срочном порядке рада постановила послать делегации на Дон и Терек. Атаман и правительство, путем посылки телеграмм, также все время стремились держать в курсе дела своих «братьев».

Но активного единого фронта, несмотря на так афишируемые стремления к нему, у большинства Законодательной рады не получилось.

В Екатеринодаре между тем рада, заговорив самое себя, продолжала выслушивать доклады, поджидая поддержки от «братьев»: донцов, терцев и пр.

После докладов Султан-Шахим-Гирея, Гончарова, Тимошенки, Иваниса настала очередь члена парижской делегации Калабухова. Очень пространно он рассказывал о том, как делегация, преодолевая различные препятствия, ехала в Париж, о ее деятельности в пути и о ее деятельности на месте, на Конференции мира. Очень часто подчеркивались ее «бескомпромиссные демократические позиции». Невольно при этом у слушателей возникал сравнительный образ того, как эти сторонники «бескомпромиссного демократизма» были далеко не столь последовательными демократами, когда стояли у кормила краевого управления.