Три года революции и гражданской войны на Кубани - Даниил Скобцов

– У нас совсем мало времени. Войска теперь выступили. А раз придут войска, я должен им указать цель движения. Если к этому времени названые лица не отдадутся нам в руки… Подумайте, господа…

Он вышел. За ним последовал войсковой атаман, в полуотворенную дверь видно было, как они рука об руку ходили по малому залу (во втором этаже) взад и вперед.

По нашему общему мнению, было важно прежде всего выиграть время. Попав в положение людей, которым стала известна заблаговременно подробность намеченной кампании – войска вышли, войска движутся и должны иметь реальную задачу, – мы решили довести до сведения заинтересованных лиц и всей рады о сущности требования Покровского. Мы решили добиться от Покровского, быть может, менее торжественной фразы, но более реально формулированной гарантии жизни членов рады, над которыми повис «меч» Покровского.

С общего согласия депутат Ф. Т. Аспидов взялся поехать в раду и сообщить там и эту формулу гарантии и всю сущность разговора с Покровским.

После некоторого раздумья Покровский согласился, поставив вопрос так, что остальным из нас следовало бы остаться во дворце до получения вестей из рады.

Временный арест?

– Как будто бы «да».

Чтобы не обострять вопроса и не доводить до крайности, мы не протестовали и согласились ждать.

Ко дворцу подошла конвойная сотня Покровского. Увидя ее, он вышел, и мы наблюдали через окна, как, сев на лошадь, он во главе своего конвоя отправился по направлению Красной улицы, ведущей к раде.

Через некоторое время, не особенно продолжительное, мы заметили автомобиль и в нем П. Л. Макаренко, С. Ф. Манжулу, Г. В. Омельченко и др.

Спустившись со второго этажа, мы встретились со вновь прибывшими в вестибюле дворца.

Уже идя по направлению к раде, я встретил второй автомобиль, в котором, среди других лиц, был также Ф. Т. Аспидов; оказывается, задержанные члены рады попросили его поехать с ними во дворец.

В раде, как рассказывали потом, определенные Покровским лица передались его офицерам без инцидентов. Когда они выходили из зада, вся рада, – по предложению члена ее полковника Успенского, – поднялась с мест: «в честь уходящих».

Другая сторона до самого последнего момента ждала, по-видимому, всяческих осложнений.

Прилегавшие к помещению рады улицы были заполнены войсками при полном вооружении. Ближайшими к раде стояли юнкера двух расположенных в Екатеринодаре военных училищ. Ими же – юнкерами – были заняты караулы у входа в раду и внутренние помещения.

Обычно значение этих караулов было скорее почетнодекоративное. Занимались они казаками – в живописной военной форме, – бывшими конвойцами, чинами гвардейского дивизиона. Теперь острие меча караула должно быть против охраняемых, и генерал Покровский предпочел заменить конвойцев юнкерами.

После ареста намеченных членов рады генерал Покровский устроил «парад войскам».

И. Л. Макаренко, К. А. Бескровный и полк. Гончаров успели скрыться. Горцы Султан-Шахим-Гирей и Гатогогу Мурат были подвергнуты домашнему аресту на квартире генерала из черкесов Султан-Келеч-Гирея.

Когда был арестован А. И. Калабухов, в те дни я точно не знал. В числе членов рады, взятых в раде 6 ноября днем, Калабухова не было, и я полагал, что он воспользовался моим советом, успел скрыться, отдавая себе отчет в полной своей беззащитности при пассивности существовавшего тогда правительства Курганского… Как выше было отмечено, я дважды заблаговременно подал Калабухову совет вовремя скрыться, как поступили – спасли свою жизнь вовремя скрывшиеся И. Л. Макаренко, К. А. Бескровный и некоторые другие. Калабухов по странному упорству пренебрег моим советом вовремя скрыться и погиб.

Фраза А. П. Филимонова[88] о том, что «6-го утром» к нему «в квартиру явились внесенные в список шесть человек, в том числе и Калабухов», во всяком случае страдает недосказанностью.

В местных газетах об обстоятельствах, сопровождавших арест Калабухова, было напечатано[89]: «Утром 6 ноября Калабухов, посоветовавшись со своими друзьями, отдал себя в руки власти».

Как-то в Париже, уже в 1922 году, при встрече с К. А. Бескровным я имел с ним весьма продолжительную беседу, между прочим, о пережитом на Кубани в ноябре месяце 1919 года. Дополнительно к моему рассказу Бескровный сообщил, что после закрытия заседания рады ночью с 5 на 6 ноября все они собрались в помещении Кубанского Краевого контроля и держали общий совет. Был ли там Калабухов в это время, об этом ли его «совете с друзьями» говорили газеты, я тогда Бескровного не спросил и ни отрицать, ни утверждать этого факта не могу.

Лично я был тогда убежден, что Калабухов успеет скрыться. Отдавая себе полный отчет в создавшейся обстановке, а также в своих словах, я в свое время подал Калабухову соответствующий совет[90] и был уверен, что, учтя все обстоятельства – определенность назначения Покровского, с одной стороны, и свою беззащитность при пассивности правительства, с другой стороны, – он не будет ожидать роковой развязки.

Описанный разговор с Покровским мы вели в плоскости предотвращения применения крайних мер вообще ко всем членам рады, ареста которых добивался Покровский. Отправляемая радой делегация к генерал Деникину, в которую вошел, между прочим, присутствовавший на собрании 6 ноября Ф. С. Сушков, также имела целью ходатайствовать как об отмене приказа Деникина № 016729 о Быче, Калабухове и др., так и о предотвращении расправы с членами рады, находившимися в Екатеринодаре, в том числе опять-таки и о Калабухове.

В отношении Алексея Ивановича Калабухова случилось худшее, от чего удалось отстоять других членов рады.

На другой день, 7 ноября по Екатеринодару был расклеен следующий текст приговора военно-полевого суда над Калабуховым:

«1919 г., ноября 6-го дня, г. Екатеринодар.

Военно-полевой Суд, учрежденный на основании приказа Командующего войсками тылового района Кавказской армии от 6-го ноября № 6, в составе председателя полк. Камянского, членов есаула Лычева, есаула Прудой, есаула Зекрач и есаула Хорина рассматривал дело об Ал. Ив. Калабухове, казаке станицы Ново-Покровской Кубанской области и признал его виновным в том, что в июле текущего года он, в сообществе с членами Кубанской делегации: Бычем, Савицким, Намитоковым, с одной стороны, и представителями Меджилиса горских народов, – Чермоевым, Гайдаровым, Хазаровым, Бахмановым, с другой стороны, подписали договор, явно клонящийся к отторжению Кубанских воинских частей в распоряжение Меджилиса, т. е. в преступлении, предусмотренном ст. 100 части 3-й и 2-й ст. 101 и 108 Уголовного Уложения, и приговорили его к смертной казни через повешение.