Три года революции и гражданской войны на Кубани - Даниил Скобцов

– Кто знает форму прошения о помиловании?.. Просит Калабухов. – И тут же передал приговор… Не помню, кто сделал набросок черновика и кто спросил меня: будет ли этот суд и их судить и будет ли такой же приговор и для них? Вопрос наивный: я был только начальник охраны. Но, помню, ответил: «Не думаю, чтобы вас повесили… Разве военных, господ полковников?.. Во всяком случае этой ночью больше никого судить не будут. Это я знаю наверняка». Все повеселели. Были даже шутки и остроты. Манжула посоветовал Ф. не забрасывать далеко веревку, которой была связана посылка, переданная одной из жен, завтра мол, будете искать… В прошении на имя генерала Деникина Калабухов просил – во имя старушки матери, двух дочерей, во имя спасенных им от расстрела на станции Кавказской офицеров, которые находятся сейчас в Добровольческой армии, смягчить, уменьшить наказание и (это подчеркиваю) обещал в будущем защищать интересы Добровольческой армии»… Когда я это прошение передал генерал Покровскому, то он меня мало не съел глазами… По всему видно было, что он желал, чтобы я это прошение скрыл… Покровский спешил повесить Калабухова. А тут еще вопрос: откажет ли Деникин. Во всяком случае, Покровскому немедленно пришлось заказывать автомобиль и в час ночи ехать на телеграф, говорить с Таганрогом по прямому проводу, передавать прошение Калабухова… Я был уверен, что Деникин помилует…

Медленно тянулось время от часа ночи, приблизительно, до 3-х. Все это время я провел в комнате «с общими арестованными». Сидели за столом вместе с П. Макаренко и болтали… Он мне понравился… Тип народного учителя, с сократовским знанием жизни.

Спокойствие духа… Насмешка над собой, над всеми. Помню, он попросил у меня карандаш и бумагу. Я дал. Смотрю: появился ствол дерева, потом ветви, на одну из них Макаренко набрасывает петлю и в петле пытается нарисовать автопортрет. Потом бросил, говоря, что без зеркала не может повеситься – намек на отобранные вещи. Я засмеялся и сказал: «Не надо спешить вешаться» – и передал последние новости: завтра утром в Екатеринодар приедет Врангель, и он, а не Покровский решит вашу участь. Около 3-х часов ночи была получена из Таганрога за подписью генерала Романовского телеграмма, которую сейчас же прочли Калабухову: «по докладу главнокомандующему на прошение Калабухова о помиловании положена резолюция: – отказать или отклонить – точно не помню.

Дали 30 минут на то, чтобы написать жене последнее письмо. Калабухов написал коротенькое: «Дорогая Мэри! Я должен умереть: такова судьба и от нее не убежишь. Ты же должна жить, – жить – ради детей. Твой и за гробом. Алексей».

Перед тем, как увезти Калабухова на казнь, его сфотографировали… Вот он, заложив руки назад, в серой черкеске стоит, приняв позу… Вспышка ленты магния… Резкий щелчок аппарата… Вдруг сильный треск. Это лопнул бокал, на котором сгорела лента магния… Лицо Калабухова свело судорогами и как-то сразу помертвело.

Есаул кубанского же войска Р. принял от меня Калабухова и повез к месту казни на крепостную площадь. К семи часам утра уже весь город знал о повешении и шел смотреть…

После переговоров Кубанской делегации с Врангелем и Таганрогом было решено выслать всех остальных арестованных за границу без права возвращения на территорию ВСЮР до окончания гражданской войны.

Драма ноябрьских дней 1919 года на Кубани

Тяжелая драма ноябрьских дней 1919 года на Кубани, выразившаяся во вмешательстве командования Добровольческой армии с помощью военной силы во внутренние гражданские кубанские дела, нуждается во всестороннем освещении. Мне пришлось быть свидетелем происшедшего и хотелось бы здесь со всей доступной объективностью дать свои показания о том, что тогда произошло и как это произошло.

У кубанцев идея борьбы с большевиками была общей и принята она была в силу единодушного решения. Кубанская Краевая рада 20 декабря 1917 года приняла особую политическую программу-декларацию, в коей утверждалось, что наиболее «совершенной формой правления России» кубанское казачество и горцы признали «Российскую демократическую федеративную республику», состоящую «из крепко спаянных между собой единством государственных интересов федерирующих областей».

Кубанский край, являющийся одной из них, входит в государственное единство «в качестве равноправного штата». Государственная жизнь в крае и в государстве должна быть построена на основах демократии и справедливого учета социальных групп и пр.

С этими идеями, с этим осмысливанием борьбы, кубанская, утвержденная радой, власть выступила в поход, и во имя этих идей призывала народ к борьбе, производила в попутных станицах и хуторах мобилизацию, требовала от населения материальных жертв и проч.

– Живая боевая сила двух соединившихся отрядов – кубанцев и добровольцев – была, приблизительно, равной, с быстрым ростом преобладания кубанцев в армии. 4 августа 1918 года состоялся торжественный въезд в отвоеванный у большевиков Екатеринодар, при особом символическом построении колонны въезжавших. Во главе ее бок о бок ехали генерал Деникин и кубанский атаман Филимонов. За ними – председатель Кубанского правительства Быч и начальник штаба армии генерал Романовский. А потом члены Кубанского правительства в ряду с соответствующими по значению в армии чинами.

Но уже на первом совместном, по занятии Екатеринодара, заседании кубанцев и добровольцев (12/25 августа) произошло резкое столкновение точек зрения тех и других по вопросу, ставшему затем боевым в кубанской политике, а именно: по вопросу о Кубанской армии.

Началась полоса «упорной, сначала скрытой, а потом и открытой борьбы», это была борьба за свои позиции двух начал: кубанского, – демократического, и добровольческого, – начала единоличной диктатуры, усваивавшей на практике все более и более откровенные реставрационные устремления.

Знаменательно было то, что именно тогда впервые кубанцам пришлось услышать открыто выраженное суждение из стана добровольцев о том, что в будущем исторически сложившийся в России строй (монархия) должен быть восстановлен, при неизбежных, правда, коррективах. Высказался тогда так генерал Драгомиров, только что появившийся на кубанском горизонте и назначенный председателем «Особого совещания».

При происшедшей за прожитое время (с начала совместной борьбы) дифференциации кубанских общественно-политических элементов усилилась та именно часть, в среде которой никогда не замечалось особенно ревностного стремления к преодолению возникших в процессе революции центробежных сил. В этой группе так называемых «черноморцев» наиболее активную роль приобрели те, которые были идейными, а некоторые личными друзьями Петлюры и его окружения, – кубанские самостийники, как окрестила их не разбирающаяся в политических подробностях улица.