Штаб армейский, штаб фронтовой - Семен Иванов

21-я армия в эти дни сумела выделить всего один стрелковый полк, который действовал в направлении Клетской в качестве передового отряда - по существу, вел разведку боем. Теперь же мы, зная соответствующие указания В. Н. Гордова, рассчитывали, что А. И. Данилов организует удар силами трех-четырех дивизий также на Клетскую и далее на Евстратовский, чтобы способствовать окружению вклинившегося в нашу оборону противника.

Эти надежды придавали нам силы, и все работали с утроенной энергией. Прежде всего были подведены итоги действий 28-го танкового корпуса за минувший день. Мы вынуждены были констатировать, что удары соединения Родина не полностью достигли цели. Главное, как это понимал и Родин, враг сохранил свободу передвижения из села Ложки в свой тыл и продолжал укреплять рубеж Липологовский, Липолебедевский. Мы предполагали, что помощь соседей отвлечет часть гитлеровцев и мы не только возьмем Ложки, но и прорвемся через гряду высот на названном рубеже.

К сожалению, наши действия 27 июля практически не были поддержаны и 4-й танковой армией, так как командование 22-го танкового корпуса смогло к 16 часам переправить на правый берег Дона всего 17 машин. Ввиду этого бригады 28-го танкового корпуса сумели овладеть лишь Ложками и выйти к восточном скатам высоты 169,8. Для дальнейшего продвижения нужны были подкрепления, и командование фронта пошло нам навстречу. Нашей армии передавались 23-й танковый корпус генерала А. М. Хасина в составе 99-й и 189-й танковых и 9-й мотострелковой бригад (в обеих танковых бригадах имелось, правда, всего 75 танков, а в мотострелковой бригаде - 254 активных штыка), а также 204-я стрелковая дивизия полного состава во главе с генералом А. В. Скворцовым. Эти пополнения находились на марше и должны были прибыть к середине следующего дня.

Таким образом, мы рассчитывали 28 июля довольно солидной группировкой нанести поражение 3-й моторизованной дивизии и поддерживавшим ее частям 16-й танковой дивизии противника. Однако на пути осуществления этого плана встало непредвиденное препятствие. 24 июля, как помнит читатель, нам стало известно, что враг готовит удар у нас в тылу - в 40 километрах юго-западнее Калача на стыке 62-й и 64-й армий. 25-го этот замысел был реализован: танки и мотопехота немецкого 24-го танкового корпуса вклинились в боевые порядки 229-й стрелковой дивизии полковника Ф. Ф. Сажина из 64-й армии и отбросили ее за реку Чир. Об этом нам сообщил начальник штаба 64-й армии полковник Н. М. Новиков, добавив, что прорыв гитлеровцев будет локализован и ситуация-де остается под контролем командования 64-й армии.

Совершенно в ином ключе в 19 часов того же дня состоялся у меня разговор с недавно вступившим в должность начальника штаба фронта генерал-майором Д. Н. Никишевым, который без всяких предисловий сказал:

- На стыке войск Чуйкова и Лопатина - катастрофа: час назад крупная группировка танков врага захватила Нижнечирскую, Новомаксимовский и Ближнеосиновский. Дивизия Сажина отсечена от остальных соединений 64-й, которые отходят за Дон. Срочно принимайте меры. От Новомаксимовского до Калача всего 34 километра. Противник прорвется на калачевскую переправу с юга, пока вы отбиваетесь от него с севера.

Из этой информации кроме ее основного смысла я понял, что, во-первых, штаб фронта, во всяком случае его начальник, в растерянности и что, во-вторых, сменилось командование 62-й армии - вместо В. Я. Колпакчи вступил в должность А. И. Лопатин.

- Что вы молчите? - резко оборвал мои раздумья Д. Н. Никишев.

- Размышляю над тем, почему задача ставится нам, а не Лопатину, и что мы сможем немедленно направить навстречу танкам, прорвавшимся на юго-западе.

- Нечего думать! - отрезал генерал Никишев.- Командующий решил бросить в прорыв под Новомаксимовским ваши 23-й танковый корпус и 204-ю дивизию.

- Но они же на марше на подступах к Калачу, и их предстоит еще переправить через Дон,- ответил я.

- Тогда пусть быстро решает Москаленко. А если враг прорвется к Калачу с юга, вы оба с ним поплатитесь головой.

Я немедленно доложил об этом разговоре Кириллу Семеновичу, и примерно в 22 часа было решено двинуть на юг единственный наш резерв - 163-ю танковую бригаду полковника Н. И. Бернякова. Она имела задачу во взаимодействии с 229-й стрелковой дивизией решительными контратаками не допустить распространения противника в тыл 62-й и 64-й армий и, главное, его прорыва на Калач{151}. Тут же я приказал полковнику Прихидько спланировать последующий контрудар силами всего 23-го танкового корпуса и 204-й стрелковой дивизии и разработать маршруты их выхода на исходный рубеж.

После этого я вернулся к оказанию помощи командарму и члену Военного совета по руководству действиями 28-го танкового корпуса и его соседей против липологовской группировки гитлеровцев.

Так минуло 27 июля. На следующий день К. С. Москаленко уехал с утра в 28-й корпус и 131-ю дивизию. Вернувшись спустя несколько часов, он неожиданно строго спросил:

- Чем занимается у тебя Прихидько?

- Готовит план контрудара в направлении Нижнечирской.

- С какой стати мой штаб стал работать за штаб Лопатина и Чуйкова?

Я молча удивлялся.

- Вот, на почитай,- положил он передо мной лист бумаги, на котором значилось, что одновременным ударом 62-й и 64-й армий следовало уничтожить обе группировки противника в районе Верхнебузиновки и на реке Чир. С этой целью 64-я армия усиливалась 204-й стрелковой дивизией и 23-м танковым корпусом. Начало атаки назначалось на 2 часа ночи 29 июля.

- Это боевое распоряжение за подписью Никишева было получено сегодня в 14.00,- продолжал с сарказмом в голосе Москаленко.- Корпус и дивизию у нас, как видишь, отобрали, а ты в такое горячее время засадил людей за бесполезную работу, и, представь, они ее уже сделали!

Я мог лишь пожать плечами, а потом несколько часов чувствовал себя без вины виноватым.

Вечером к нам приехал И. Н. Рухле. Он был взволнован, но, как всегда, собран и целеустремлен. Первыми его словами были:

- Семен Павлович, произошло досадное недоразумение. Работу твоего штаба по планированию контрудара в направлении Новомаксимовского сорвали совершенно напрасно.

- Не успели сорвать,- с улыбкой ответил я.- План готов, если только его не уничтожили за ненадобностью. А в чем, собственно, дело?

- Давай слушай, но строго между нами.

- У меня нет секретов от командования,- сказал я.

- Его-то ты как раз и должен тактично проинформировать, но больше никого. Понимаешь, что произошло: вчера вечером, когда стало ясно, что танковая группировка противника, прорвавшаяся к Новомаксимовскому, нацеливается на калачевскую переправу, по моему совету было принято решение ускорить передачу вашей армии 23-го танкового корпуса и 204-й дивизии и, учитывая ваш опыт, поручить подготовить контрудар в направлении устья Чира, тем более что части Хасина и Скворцова были уже на пути к Калачу. Командующий приказал немедленно передать вам соответствующее боевое распоряжение, что и сделал генерал Никишев, правда, весьма эмоционально. Тем временем Ставка, как и мы, оценив степень угрозы с юга, но не имея полных данных об обстановке в 64-й армии, передала,- И. Н. Рухле открыл папку и показал мне телеграфный бланк со следующим текстом: "В связи с отходом 214-й стрелковой дивизии 64-й армии южнее устья р. Чир за Дон и выходом здесь противника на западный берег р. Дона, направление Нижнечирская - Сталинград в данный момент является для фронта наиболее опасным, а следовательно, и основным. Опасность эта состоит в том, что противник, переправившись через р. Дон, может обойти Сталинград с юга и выйти в тыл Сталинградскому фронту. Основная задача фронта на ближайшие дни - активными действиями частей 64-й армии с использованием подошедших в район Калача и южнее 204-й и 321-й стрелковых дивизий и 23-го танкового корпуса не позднее 30 июля разбить противника, вышедшего южнее Нижнечирской на западный берег р. Дон, и полностью восстановить здесь оборону по сталинградскому рубежу"{152}.