Страж неприступных гор - Феликс Крес

Он огляделся вокруг. Еще не совсем стемнело, и он видел силуэт и даже черты лица сидевшей на земле девушки. На коленях она держала немного хвороста.

— Я не боюсь, господин. Я уже…

Она замолчала и начала снова:

— Я… уже… получила… все, о чем меч-тала. За всю жизнь, господин, мне не было так хорошо, к…как сегодня.

Готах смотрел и смотрел на нее, ибо снова кое-что понял. Как будто ничего нового… На что была похожа двадцатилетняя жизнь, лучшей частью которой стала поездка верхом в грубой дорожной одежде? Сбор хвороста для вечернего костра, кормление лошади яблоком и разговор с чужим человеком? Холодное прикосновение серебряной подвески на шее, за которой Кеса даже бы не нагнулась.

Он вспомнил то, что недавно говорила Кеса — правда, с горечью и в гневе.

«И это мир, который мы хотим спасти? Да пусть он провалится!»

Он снова начал собирать хворост.

— А может, и правда — пусть провалится?

Топот становился все громче, и Готах представил себе идущие в бой тяжелые отряды Сей Айе. Солнце светило прямо в глаза; щурясь, посланник съехал на обочину, пытаясь заставить сделать то же самое лошадь Семы, схватив ее за повод. Из-за деревьев за поворотом дороги появились всадники — отряд мчался галопом, словно действительно шел в атаку. Готах хотел прикрыть глаза рукой, но все еще был занят лошадьми. Вздымая клубы пыли, всадники, которых было не меньше двадцати, промчались рядом, перепугав молодую кобылку невольницы. Сема упала на землю. Готах спрыгнул с седла, усмирил обоих животных, а увидев, что с девушкой ничего не случилось, начал их успокаивать, поглаживая и ласково обращаясь к ним. Топот удалялся, но где-то среди облака пыли раздался громкий окрик.

— Ты не ушиблась? — спросил посланник.

— Н… нет…

Пыль оседала. Готах смотрел на всадника, сперва едва маячившего вдали, затем все отчетливее видневшегося на дороге. Солнце теперь было за его спиной, уже не светя в глаза — зато оно слепило человека, ехавшего шагом ему навстречу. Чувствуя, как сердце подкатывает к горлу, посланник оставил лошадей и двинулся в его сторону, а потом побежал.

Хайна соскользнула с седла и точно так же бегом бросилась к нему. Посланник схватил ее, прижал к себе и почувствовал, как на глазах выступили слезы. До сих пор он понятия не имел, насколько полюбил эту девушку. Он гнал от себя скорбь о ней — но для нежданной радости в одно мгновение полностью открыл душу и по-мужски уронил несколько слез неподдельного счастья.

Жемчужина, похоже, чувствовала то же самое. Она всхлипывала, что совсем было не похоже на суровую предводительницу королевской гвардии.

— Каким, каким чудом? — спрашивал он. — Тебя смертельно ранили, ты умирала, подвешенная на суку… Я видел. Ты сбежала? Но как?

Медленно приближались остановленные окриком командира всадники. Топали и фыркали разгоряченные бегом кони; переливались зеленым, синим и красным цветом вышитых корон мундиры поверх кольчуг, блестели открытые шлемы.

Хайна слегка отодвинулась от Готаха. Он потянулся к красной вуали, закрывавшей нижнюю часть лица Жемчужины, но та мягко остановила его руку.

— Привал! — крикнула она своим, утирая тыльной стороной руки глаза. — Расседлать коней! Похоже, это будет надолго… — закончила она намного тише, обращаясь к посланнику.

— Сема, займись лошадьми. Попроси кого-нибудь из солдат помочь. Просто подойди и попроси. Наверняка тебе не откажут.

Ошеломленная видом этих прекрасных, вооруженных и грозно выглядевших людей, невольница лишь кивнула. Хайна с любопытством бросила взгляд на телохранительницу, которой требовалась помощь при лошадях, и, видимо, поняла, в чем дело, поскольку приободрила ее легким движением головы, улыбаться же она умела одними глазами. Присутствие другой женщины придавало смелости, и Сема тоже нашла в себе силы улыбнуться.

В нескольких десятках шагов от дороги поднимался пологий холм, поросший отбрасывавшими тень деревьями. Жемчужина взяла посланника за руку и повела за собой. Они сели под большим кленом и какое-то время молча смотрели друг на друга.

— Я еду в Роллайну, — сказал Готах. — Думал, что с очень печальным известием.

— А тем временем печальное известие о тебе еще раньше принесла я, ваше благородие. Я еду в Эн Анель. Вы сказали Васаневе, что там можно будет найти Кесу. Тебя я… не искала. Зато каждый раз заново пыталась представить, что мне придется сказать твоей жене. У королевы есть к ней просьба, но та просьба… Ведь не начала же бы я с просьбы.

— Никаких печальных вестей тебе везти не придется. Напротив, ты сама — радостная весть. Кесе сейчас очень нужны хорошие новости.

— Увы, я не столь радостная новость, как могло бы показаться, ваше благородие. Прежде чем спросишь, скажу: нет, я не открою лицо. Больше никогда.

— Никогда? — тупо переспросил посланник.

— Оно изуродовано, — тихо, но спокойно сказала Жемчужина. — Необратимо, ваше благородие. Ты узнал меня под этой тряпочкой, но без нее, скорее всего, не узнал бы. Я с этим смирилась, смирись теперь и ты. Кто первый? — неожиданно спросила она. — Кому больше придется рассказывать?

— Наверное, все-таки тебе, Жемчужина, — ответил он, но она почувствовала, что посланник еще не до конца пришел в себя.

Она немного подождала.

— Все? Ну слушай. Тогда, у моря… я думала, что ты погиб еще вечером, когда на нас напали. Потом я узнала, что нет. Тебя запинали насмерть, как паршивую собаку, — так она мне сказала.

Посланник не стал спрашивать, кто, поскольку и так понял. Хайна говорила, он слушал — потрясающую и удивительную историю, в которой, однако, все события были связаны друг с другом… Вставали на свои места очередные кусочки головоломки. Возникал образ одержимой Гееркото пиратской княжны, которая — если верить словам ее приемного отца — вопреки всем силам Шерни и Шерера решила ввязаться в сражение, которое не сумели выиграть посланники. В самом ли деле она хотела ценой жизни Хайны или Анессы раз и навсегда предотвратить грозящую Ферену опасность? За дело она взялась самым глупым образом из всех возможных… но именно потому он почти готов был поверить в искренность ее намерений. Ведь он разговаривал с ней, видел перед собой не слишком умную, но зато убежденную в своей власти над Рубином женщину! По словам агарского князя, она измывалась над Хайной, ибо то был выкуп, который ей пришлось заплатить за усмирение сил Рубина. Подобные выкупы она платила часто, и подобным же образом — об этом он знал от Кесы, которая на Агарах пыталась понять княжну, разговаривая с ней, спрашивая и отвечая. И имелось нечто еще, весьма важная улика, указывавшая на истинность намерений Ридареты — Хайна была жива. А ведь после встречи с Рубином она, собственно, не имела права оставаться в живых. Там в самом деле состоялось некое сражение, некий… договор между Ридаретой и Риолатой. Если Рубину пришлось прибегнуть к «обману» — он поступил так не без причины, выбрав к цели кружной путь, ибо кратчайший ему преградили.