Конец вечности - Айзек Азимов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Возможно. Но в этом нельзя быть уверенным.
— А я уверена.
— Всё равно на это уйдут столетия.
— Пора начинать — почему я не могу быть среди первопроходцев?
— Марлена, ты смешна. У тебя здесь уютный дом. Когда это пришло тебе в голову?
Марлена поджала губы, а потом сказала:
— Я не уверена, но, пожалуй, несколько месяцев назад, и становится всё хуже. Я просто уже не могу оставаться на Роторе.
Поглядев на дочь, Инсигна нахмурилась: девочка понимает, что потеряла Ауринела, сердце её разбито, она хочет уехать отсюда, чтобы наказать его. Вот, мол, будет она горевать в одиночестве посреди безжизненной пустыни, и ему станет стыдно…
М-да, такого нельзя исключить. Эугения вспомнила себя в пятнадцать лет. Нежное сердечко… малейшее переживание способно разбить его. Правда, сердечные раны в таком возрасте заживают быстро, да только юной девушке в это не поверить. Пятнадцать лет! Это потом, потом только…
Да что попусту думать об этом!
— Так чем же, Марлена, тебя так привлекает Эритро?
— Даже не знаю. Она такая огромная… Человек должен жить в огромном мире — разве это не естественно? — Поколебавшись, она нерешительно добавила: — Таком, как Земля!
— Как Земля! — с укоризной отозвалась Эугения. — Ты ничего не знаешь о ней. Ты никогда её не видела!
— Я много видела, мама. В библиотеке полно фильмов о Земле.
Это верно. Питт даже собирался изъять их и уничтожить. Он намеревался бежать из Солнечной системы, бежать навсегда — и любые романтические воспоминания о родной планете мешали ему. Инсигна тогда решительно возражала, но теперь ей стал ясен смысл тогдашних намерений Питта.
— Марлена, не придавай им большого значения, — сказала она. — В фильмах всё идеализировано. И по большей части они рассказывают о далеком прошлом. Тогда дела на Земле ещё не обстояли так скверно, но и в те времена там было не так уж хорошо.
— Даже тогда?
— Даже тогда. Знаешь ли ты, на что теперь похожа Земля? Это просто дыра, в которой немыслимо жить. Поэтому люди покидают её и строят поселения; они оставляют огромный и ужасный мир, чтобы жить в цивилизованных условиях, и никто из них не хочет возвращаться.
— На Земле ещё живут миллиарды людей.
— Именно поэтому там невозможно жить. Все, кто мог, уже переселились. Вот почему сейчас столько поселений, и все они перенаселены. Вот почему мы здесь, дорогая.
— Отец землянин, и он остался там, хотя мог быть здесь, — тихо сказала Марлена.
— Да, он остался, — хмуро согласилась Эугения, пытаясь говорить ровным голосом.
— Почему же, мама?
— Хватит, Марлена. Мы уже говорили об этом. Многие предпочли остаться дома. Просто не хотели покидать родные края. Почти у всех роториан на Земле остались родные. Ты это прекрасно знаешь. Ты хочешь вернуться на Землю? Так?
— Нет, мама, вовсе нет.
— Впрочем, даже если бы ты и хотела, до неё целых два световых года. Ты это должна понимать.
— Конечно, я понимаю. Я просто хочу напомнить тебе, что рядом есть вторая Земля. Это Эритро. Я хочу туда, я стремлюсь туда.
Инсигна не сумела сдержаться. Почти с ужасом она услышала собственные слова:
— Значит, и ты хочешь бросить меня, как твой отец?
Марлена вздрогнула.
— Мама, неужели это правда, что он бросил тебя? Мне кажется, всё сложилось бы по-другому, если бы ты повела себя иначе. — И спокойно добавила: — Ведь ты сама прогнала его, мама.
Глава 4
ОТЕЦ
7
Странно — а может, глупо, — но воспоминания эти даже теперь, после четырнадцати лет разлуки, всё ещё причиняли ей невыносимую боль.
Крайл был высок — за метр восемьдесят, тогда как рост мужчин на Роторе в среднем не превышал метра семидесяти. Благодаря этому преимуществу он — как и Янус Питт — казался сильным и властным. Это впечатление долго обманывало Эугению, и она не скоро поняла, что на его силу нельзя положиться.
У него был прямой нос, резко очерченные скулы, сильный подбородок и страстный суровый взгляд. Он словно источал мужественность. Эугения ощутила её аромат при первой встрече и сразу же покорилась.
Инсигна тогда заканчивала астрономический факультет на Земле. Ей хотелось поскорей вернуться на Ротор и заняться работой, связанной с Дальним Зондом. Она знала, что эта работа предполагает широкие исследования космоса, но даже не подозревала, какое ошеломляющее открытие предстоит сделать ей самой.
Тогда-то она и познакомилась с Крайлом и, к собственному смятению, безумно влюбилась… в землянина. Подумать только — в землянина! И уже почти решила выбросить из головы мечты о Дальнем Зонде и остаться на Земле, с ним.
Эугения помнила, как Крайл удивленно посмотрел на неё и сказал:
— Оставаться здесь… со мной? А мне бы хотелось уехать с тобой на Ротор.
Она и подумать не смела, что он готов променять свой огромный мир на её крохотный мирок.
Как Крайлу удалось добиться разрешения жить на Роторе, Инсигна не знала, да так никогда и не узнала.
Иммиграционные законы были весьма строги. Как только очередное поселение заканчивало набор необходимого числа людей, въезд немедленно ограничивался: во-первых, потому, что поселения могли обеспечить комфортом лишь ограниченное число жителей, а во-вторых, каждое из них отчаянно стремилось сохранить внутреннее экологическое равновесие. Люди, прибывавшие с Земли или из других поселений по необходимости, подвергались тщательной дезинфекции, а иной раз отправлялись в карантин. И едва гости заканчивали свои дела, их немедленно выпроваживали.
Крайл тоже был гостем. Однажды он посетовал на то, что ему предстоит провести в карантине несколько недель, и Эугения втайне обрадовалась его настойчивости. Значит, она и в самом деле нужна ему, раз он идёт на всё.
Но временами он казался ушедшим в себя, невнимательным, и тогда Эугения начинала гадать, что именно погнало его на Ротор, несмотря на все препятствия. Может быть, причина не в ней? Что, если он преступник? Или у него есть опасные враги? А может быть, ему просто надоела земная женщина и он сбежал от неё? Спросить она не решалась.
Сам он никогда не говорил об этом.
Но и после того, как Крайл обосновался на Роторе, оставалось неясным, как долго ему удастся там пробыть. Иммиграционное бюро специальным разрешением предоставило Крайлу гражданство, что для Ротора было событием экстраординарным.
Всё, что делало общество Крайла Фишера неприемлемым для роториан, казалось Инсигне дополнительным поводом для восхищения им. Земное происхождение придавало ему блеск и неординарность. Истинной роторианке следовало презирать чужака, но Эугения находила в этом даже источник эротического возбуждения. И решила биться за Крайла с враждебным миром — и победить.
Когда Крайл стал подыскивать себе работу — чтобы зарабатывать и как-то устроиться в новом для него обществе, — она намекнула ему, что женитьба на роторианской женщине — роторианке в третьем поколении — может заставить бюро иммиграции предоставить ему все права гражданина.
Крайл поначалу удивился, словно прежде это ему и в голову не приходило, но потом как будто обрадовался. Инсигна же почувствовала некоторое разочарование. Одно дело — выходить замуж по любви, другое — ради того, чтобы муж получил гражданство. Но она сказала себе: ничего, за всё приходится платить.
И после подобающей по роторианским обычаям долгой помолвки они поженились.
Жизнь пошла прежним чередом. Он не был страстным любовником — впрочем, как и до свадьбы. Но относился к ней неизменно ласково и внимательно, и это не давало остыть счастью в её душе. Он никогда не был груб, а тем более жесток. Кроме того, Инсигна помнила, что муж оставил ради неё свой мир и преодолел множество препятствий, чтобы иметь возможность жить вместе с нею. Всё это, конечно, свидетельствовало в пользу его чувств.
Несмотря на то что Крайл стал полноправным гражданином, в душе его всё-таки оставалась какая-то неудовлетворенность. Инсигна видела это, но не могла осуждать мужа. Гражданство гражданством, но, поскольку он не был рождён роторианином, ряд интересных областей деятельности по-прежнему был закрыт для него. Она не знала, чему его учили там, на Земле; сам же он никогда не рассказывал, какое образование получил. Но в разговоре недостатка образованности не обнаруживал. Впрочем, он мог быть и самоучкой: Инсигна успела узнать, что на Земле высшее образование не считается обязательным, как у роториан.
Вот это-то и смущало её. Не то, что Крайл Фишер был землянином, — тут она могла смело глядеть в лицо друзьям и коллегам, когда об этом заходила речь. Но вот то, что он мог оказаться необразованным землянином…
Но никто не делал никаких намеков, а Крайл терпеливо выслушивал рассказы Эугении о работе Дальнего Зонда. Правда, она так и не рискнула проверить его знания, заведя какой-нибудь разговор о технике. Впрочем, иногда он задавал ей вопросы по делу или отпускал вполне уместные замечания. Ей это было приятно, поскольку его слова вполне могли принадлежать человеку интеллигентному.