Последний довод королей - Джо Аберкромби

— Во имя мертвых.

Это прозвучало мягко, задумчиво. Логен искоса глянул на утреннее солнце и увидел темную фигуру человека, смотревшего на него с высоты крепостной стены.

— Во имя мертвых, никак не думал, что ты справишься с ним.

Земля под ногами качалась, когда Логен двинулся с места. При дыхании воздух с холодным свистом вырывался из ран на его лице, щекотал кровоточащее горло.

Воины со щитами расступились, пропуская его. Они безмолвствовали, щиты покачивались в их руках.

— Никак не думал, что ты справишься с ним, но ведь нет убийцы лучше тебя! Нет убийцы ужаснее тебя! Я всегда так говорил!

Логен, покачиваясь, прошел в раскрытые ворота, нашел проход под аркой, начал взбираться по шатким ступеням. Один пролет, второй, его сапоги скрипели по камню, от них оставались темные пятна. Кровь стекала — кап, кап, кап — с болтающихся пальцев левой руки. Каждый мускул болел. Голос Бетода жалил его.

— Но я посмеюсь последним, Девять Смертей. Ты ведь просто лист в потоке воды. Так или иначе, дождь смоет тебя.

Логен запнулся. Его ребра болели, он сжал зубы, на ходу касаясь плечом округлой стены. Выше и выше, еще поворот и еще один. Его хриплое дыхание отдавалось эхом, следуя за ним.

— У тебя никогда ничего не будет! Ты никогда никем не будешь! Ты никогда ничего не сможешь делать, кроме как сеять трупы!

Он вышел на крышу, прищурившись на яркий утренний свет, сплюнул через плечо кровь, скопившуюся во рту. Бетод стоял на стене. Названные отшатнулись, когда Логен направился к королю.

— Ты сотворен из смерти, Девять Смертей! Ты сотворен из…

Кулак Логена врезался ему в челюсть. Бетод покачнулся и сделал шаг назад. Вторая рука Логена ударила ему в щеку, и он привалился к парапету, длинная струйка кровавой слюны вытекла из разбитого рта. Логен схватил его за шею и ударил коленом в лицо, ощутив, как нос Бетода расплющился от удара. Логен крепко схватил короля за волосы, рванул его голову вверх и ударил о камни.

— Умри! — прошипел он.

Бетод дернулся, захлебываясь. Логен поднял его голову и снова ударил, потом еще раз. Золотой обруч соскочил с разбитого черепа и покатился, весело позвякивая.

— Умри!

Кость хрустнула, кровь полилась на камни. Бледный Призрак и его названные взирали на происходящее, беспомощные и испуганные, в ужасе и восхищении.

— Умри, подонок!

Собрав последние силы, Логен поднял покалеченное тело Бетода в воздух и бросил за стену. Он видел, как оно упало. Он видел, как оно с хрустом ударилось о землю и осталось лежать на боку, руки и ноги неуклюже раскинуты, пальцы скрючены, словно цепляются за что-то, вместо головы жуткое темное пятно на твердой земле. Все, кто собрался внизу, уставились на это тело, а затем медленно, широко раскрыв глаза и рты, подняли головы, чтобы взглянуть на Логена.

Круммох-и-Фейл, стоявший в самом центре выстриженного круга рядом с огромным телом Наводящего Ужас, поднял длинную руку и указал наверх толстым пальцем.

— Девять Смертей! — воскликнул он. — Король Севера!

Логен в растерянности взглянул на него. Он задыхался, пытаясь что-то понять, чувствовал дрожь в ногах. Ярость ушла, не оставив ничего, кроме ужасной усталости. Только усталость и боль.

— Король Севера! — пронзительно закричал кто-то в глубине толпы.

— Нет! — хрипло возразил Логен, но его никто не слушал.

Все опьянели от крови и ярости, или обдумывали, как теперь себя вести, или были слишком напуганы, чтобы воспротивиться. Отовсюду послышались крики. Они полились тонким ручейком, потом превратились в реку, затем — в бурный поток, а Логену оставалось только смотреть на это, схватившись за окровавленный камень, и стараться не упасть.

— Девять Смертей! Король Севера!

Бледный Призрак опустился рядом с Логеном на одно колено. Пятна крови Бетода темнели на белом мехе его плаща. Он всегда лизал чей-нибудь зад, оказавшийся к нему ближе остальных, но он не был одинок. Все опустились на колени — и на стенах, и внизу на траве. Бойцы Ищейки и карлы Бетода. Воины, державшие щиты для Логена, и те, кто держал щиты для Наводящего Ужас. Возможно, Бетод преподал им урок. Возможно, они разучились быть собой, и им нужен тот, кто скажет, что делать.

— Нет, — прошептал Логен, но никто не услышал его бормотание.

Он не мог остановить это, как не мог опрокинуть небо на землю. Да, он думал, нужно платить за все, что ты сделал. Но порой плата оказывается не такой, какую ожидаешь.

— Девять Смертей! — закричал снова Круммох, рухнул на колени и воздел руки к небу. — Король Севера!

Большее благо

Комната представляла собой еще одну ярко освещенную камеру. Такие же белесые стены, замаранные коричневыми пятнами.

«Плесень, кровь или то и другое вместе».

Такой же потертый стол, такие же обшарпанные стулья.

«Сами по себе орудия пыток».

Такая же обжигающая боль в ступне, в ноге и в спине Глокты.

«Есть вещи, которые не меняются».

И такой же заключенный, с тем же самым холщовым мешком на голове.

«Такой же, как множество иных, прошедших через эту комнату в последние несколько дней. Или теснящихся в камерах за дверью, ожидая своей очереди доставить нам удовольствие».

— Очень хорошо. — Глокта устало махнул рукой. — Давайте начинать.

Практик Иней сорвал мешок с головы заключенного. Длинное худое кантийское лицо с глубокими морщинами вокруг рта, аккуратно подстриженная черная борода с проседью. Умное, полное достоинства лицо, глубоко посаженные глаза, даже сейчас излучающие свет.

Глокта резко рассмеялся. От этого смеха боль пронзила его одеревеневший позвоночник, отдаваясь в негнущейся шее, но он не мог сдержаться.

«Прошло столько лет, а судьба все подшучивает надо мной».

— Фто фальше? — мрачно спросил Иней.

Глокта вытер слезящиеся глаза.

— Практик Иней, мы удостоились большой чести. Наш нынешний пленник — не кто иной, как мастер Фаррад. Когда-то он жил в Яштавите в Канте, а совсем недавно у него был очень респектабельный адрес в начале аллеи Королей. Мы в обществе самого лучшего дантиста в мире.

«И стоит оценить эту иронию».

Фаррад прищурился на слепящий глаза свет лампы.

— Я знаю вас.

— Да.

— Вы тот человек, который был пленником у гурков.

— Да.

— Они вас пытали. Я помню… вас приводили ко мне.

— Да.

Фаррад дернул кадыком.

«Словно от воспоминания его тошнит».

Кантиец бросил взгляд на Инея, и розовые глазки взглянули на него в ответ, не мигая. Он оглядел грязную, запятнанную кровью комнату, треснувшие плиты, исцарапанный стол. Потом перевел взгляд на бумагу с признанием, лежавшую на столе.