Дурацкие задания - Джо Аберкромби

Джо Аберкромби

Дурацкие задания

Утроба грыз отвердевшую кожу вокруг ногтей — также как всегда. Пальцы саднило — также как всегда. Он решил про себя, что пора бы уже бросить эту привычку. Также как всегда.

— Почему так, — проворчал он под нос с долей горечи, — почему мне постоянно выпадают дурацкие задания?

Деревня, обнесенная вокруг частоколом в человеческий рост, из рубленных бревен, притулилась у развилки реки. Кучка унылых соломенных крыш, растрепанных, как шевелюра слабоумного. Круглые плетеные хижины и три главных постройки словно бросили в навозную кучу. Концы деревянных стоек на крыльце самого большого дома грубо вырезаны в виде голов, драконьих или волчьих, или чего-то, что должно заставить человека испугаться, но заставило Утробу лишь затосковать о честном плотницком ремесле. Дым медленно поднимался из грязных дымоходов. Полуоблетевшие деревья покачивали коричневеющей листвой. Вдали слабый солнечный свет мерцал, отражаясь от гнилых болот, будто тысяча зеркал вытянулись к горизонту. Но романтического настроения это не создавало.

Чудесная на достаточно долгое для внесения своего вклада в обсуждение время прекратила царапать шрам, проходивший сквозь её бритые волосы. — По мне выглядит, — сказала она, — как глухая пердь.

— Мы ж к востоку от Кринны[1], разве нет? — Утроба оторвал зубами кусочек кожи и выплюнул его, морщась от оставшегося на пальце розового шрамика, который не имел права так болеть. — Ничего кроме сотен миль глухой перди в любом направлении. — Ты уверен — это то место, Робин?

— Уверен. Она дала особливые указания.

Утроба хмуро огляделся. Он не был уверен, испытывает ли он явную неприязнь к Робину, как к человеку, от которого им прибавлялось работы, и обычно работы мутной, или же испытывает явную неприязнь к Робину из-за того, что тот был похожим на хорька мудилой. Наверное всего понемножку. — Надо говорить «особые», тупорылый!

— Ну, смысл же ты понял, а? Деревня, она[2] сказала, в развилке реки, южнее болот. Три усадьбы, самыя большая с вырезанными лисьими головами.

— Ага-а! — Утроба куснул пальцы. — Это у них, значит, лисы!

— Здесь живет клан Лисы.

— Этот сброд?

— Так она их назвала.

— А то нечто, что мы должны принести ей, оно типа чего?

— Ну, это нечто. — сказал Робин.

— Мы уже в курсе.

— Ну, типа… примерно такой длины. Она не сказала точно.

— Так она была не очень-то особлива? — спросила Чудесная, ухмыляясь всеми зубами.

— Она сказала, вокруг этой штуки как будто свет.

— Что? Свет? Типа поганой вошебной свечки?

Все, что смог Робин, это только пожать плечами, от чего ни для кого не было ни капли пользы. — Я не знаю. Она сказала, ты узнаешь её, когда увидишь.

— Зашибись! — Утроба и не думал, что его настроение может так резко испортиться. Но теперь он это знал. — В натуре прекрасно! Ты хочешь, чтобы я рискнул собой и жизнью моих ребят, что мы распознаем это нечто с первого взгляда?. — Он сдвинулся с камней на животе, так, чтобы его не было видно из деревни. Затем, цепляясь, поднялся и отряхнул грязь с куртки, мрачно ворча про себя — это была новая куртка и он с трудом сохранял её чистой. И зря — надо было сразу понять, что это напрасный труд. Напрасный труд всегда идёт довеском к глупому заданию. Он, качая головой, начал спускаться по склону, двигаясь через лес к остальным. Хорошим, уверенным в себе шагом. Шагом командира. Очень важно для вождя, считал Утроба, ходить так, будто он точно знает куда направляется.

Особенно, когда это было не так.

Робин торопился за ним, брюзжа в спину ноющим голосом. — Она не сказала точно. Про эту самую штуку. Я говорю, в смысле, она всегда так. Она лишь смотрит на тебя своими глазищами… — Он содрогнулся. — И говорит, принеси мне нечто. И говорит, откуда. И что-то там было нарисовано, и голос её, и я потею от сраного страха от её взглядов… — Снова дрожь, достаточно сильная, чтобы он стукнул гнилыми зубами. — Скажу честно — я не задавал никаких вопросов. Просто старался пошустрей оттуда сбежать, чтобы не обоссаться на месте. Быстро свалить и добыть то нечто, каким бы оно не оказалось…

— Да, твои действия безупречны при любом раскладе, — сказал Утроба. — Кроме того расклада, когда надо на самом деле добыть эту штуку!

— И по ходу добывания этого нечто, — задумчиво изрекла Чудесная, и пятна света и тени плавали по её костлявому лицу, когда она всматривалась в ветви, — Недостаток подробностей преподносит серьезные трудности. Среди всех вещей подходящего размера из той деревни, какая же, однако, наша? Типа чего это нечто, вот в чем вопрос… — Казалось, она погрузилась в раздумья. — Кто-нибудь мог бы сказать, что и голос, и рисунок, и аура страха в данном случае… обрекли её на провал.

— О, нет. — сказал Утроба. — Её бы обрекло на провал, если бы мы, вернувшись из нашего путешествие за Кринну, перерезали ей горло, в счёт некоторых неясных подробностей такой мелочи как то задание, что мы, ети его конём, тут выполняем! — И он, бросив тяжелый взгляд на Робина, выступил из-за деревьев на поляну.

Скорри сидя заострял ножи. Восемь, аккуратно выложенных на бурую траву перед его скрещенными ногами, лезвий — от мелкого шила, не длиньше большого пальца Утробы, до увесистого тесака, величиной с короткий меч. Девятый был у него в руках, оселок обрабатывал сталь — сквик, скрик — задавая ритм мягкому и тонкому пению. Он одарен певчим голосом, этот Скорри Тихокрад. Без сомнений, в более счастливое время быть ему бардом, а теперь большую уверенность в завтрашнем дне дают способности подкрадываться к людям и протыкать их ножом. Печальный факт, считал Утроба, но такое сейчас время.

Брак-и-Дайн сидел подле Скорри и кусал обглоданную кроличью кость, губы вытянуты, как будто овечка щиплет травку. Громадная, очень опасная овечка. Мелкая кость выглядела зубочисткой в глыбе огромного, синего от наколок кулака. Весёлый Йон хмуро кривился на него, как на большую кучу говна, чему Брак мог огорчиться, если б это не было давно известной привычкой Йона — смотреть на всех и вся таким образом. Йон, собственно, выглядел наименее весёлым человеком на всём Севере. Не иначе как поэтому его так и прозвали.

Вирран из Блая стоял на коленях на другой стороне поляны перед своим великим двуручным мечом, специально прислоненным к дереву. Его руки сложились перед подбородком, капюшон на голове низко опущен, оставляя видным лишь острый кончик носа. Утробу всегда малось нервировали люди, молящиеся богам, не говоря уж о мечах. Но, прикинул он, такое сейчас время. Кровавой порой мечи ценятся выше богов. И, несомненно, от них больше пользы. Кроме того, Вирран был родом из далекой долины, путь в которую пролегает на север и запад через горы у Белого моря, где снег выпадает и летом, и которую никто с малейшим проблеском рассудка не выберет для жилья. Кто ж тогда разберет, о чём ему положено думать?