Германская военная мысль - Альфред Шлиффен

Мы назвали консерватизм Богуславского позицией исторической школы. Эти позиции защищают и сейчас очень крупные ученые. Величайший современный авторитет в области истории, Эдуард Мейер, принадлежит также к этой школе. Последняя отрицает какие-либо аналогии, считает ненаучными какие-либо обобщения, устанавливающие эволюцию. Историческая школа желает знать только частный случай, занимается лишь его анатомией и противится тому, чтобы перейти от ее работы к широким обобщающим историческую перспективу выводам. Она строит крепкие подвалы мышления. Но человеческая мысль нуждается не в них, а в законченных постройках.

Не в приведенном отрывке, а в других трудах Богуславского, Фрейтаг-Лорингофена, Бернгарди-отца и всего легиона научных работников этой исторической школы мы также можем найти эту черновую военно-историческую работу. Консервативная мысль вносит также свою лепту в общий фонд научных достижений. Мы должны уметь использовать эти добротно сложенные фундаменты, но весь фасад придется нам наращивать своею собственной рукой.

Редакция

Альберт фон Богуславский РАЗМЫШЛЕНИЯ О СТРАТЕГИИ

Нет никаких сомнений, что в стратегии, безразлично, существует ли ее теория или нет, можно установить отдельные крупные принципы, играющие роль путеводной звезды для действующих лиц.

Кто, например, станет отрицать, что сохранение своих сил неразбросанными и возможное уклонение от выделения всяких отрядов является одним из таковых принципов?

С другой стороны, кто будет оспаривать, что иногда выделение отряда является безусловно необходимым, а в том или ином случае, по различным причинам, может оказаться обязательным и разделение сил на отдельные группы?

Из этой дилеммы может быть только один выход: нельзя упускать из виду, что природа войны очень многогранна, отсюда постоянно должны являться уклонения от правила, но принцип из-за этого не теряет своей силы. Поэтому надо рекомендовать никогда не забывать о принципе, и в тех случаях, когда уклонения от него на войне оказываются неизбежными, следует стремиться вернуться в его лоно возможно скорей.

Явно выраженное воплощение подобного образа действий мы видим в руководстве прусскими армиями в 1866 году в Богемии. Политическая обстановка и конечные пункты железнодорожной сети вынудили первоначально разделить силы, но с самого же начала было намечено соединение их, с движением вперед, на неприятельской территории в целях постановки всех сил в общую связь: это не представляет ничего иного, как воплощение указанного начала. Часто приходится учитывать неизвестные или сомнительные величины. Нужно уметь чутьем найти верный выход, и это дар, которому нельзя обучиться, как бы соответственно ни было поставлено изучение, и которым иногда не обладает прекраснейший офицер генерального штаба. Ведь никогда не следует смешивать понятия искусства и ремесла. В объем ремесла входит, например, правильное представление в своем мозгу глубины походных колонн, точный расчет скорости движения различных родов войск, умение правильно и быстро спроектировать приказ для походного движения, который учтет расположение различных войсковых частей и при практическом осуществлении не вызовет трений, но о чем распорядится в своем приказе полководец и куда он направит движение войск – это искусство.

Кто захотел бы, однако, руководить операциями; не зная этой ремесленной стороны и не имея практического опыта – как, например, Гамбетта в 1870–1871 гг. – будет строить здание на зыбучем песке. И все-таки даже еще недавно Гамбетту прославляли как великого полководца. Только дилетанты могут пренебрежительно говорить о ремесленной стороне и полагать, что армиями можно руководить, сидя в кабинете за зеленым сукном. Но в такой же степени тот, кто остался только ремесленником, будет не способен приводить в движение и надлежаще использовать огромную машину армии. В наиболее выгодном положении оказываются лица, владеющие деталями службы и методов боя и в то же время по натуре своей способные не терять из вида руководства в целом. Таковыми мужами были Фридрих и Наполеон I [153] .

Дело представляется очень несложным, что дало повод лицам, не искушенным в военном искусстве, своеобразно подойти к этому вопросу. Но уже Клаузевиц оговаривает, что простота-то на войне именно и является наиболее трудной в выполнении. Трудность заключается в том, при каких условиях, как и когда эта простота должна осуществиться. Путь, ведущий к ней, во всяком случае непрост. Путь к простоте решения приходится разыскивать среди впечатлений войны, под гнетом ужасной ответственности и среди множества часто противоречащих друг другу правдивых и ложных сведений. При этом играют роль: разум в соединении с большой ясностью духа, дар отгадывания, даже воображение и прежде всего, конечно, характер.

Здесь нельзя установить никаких правил, и кто попытался бы это сделать, тот все больше запутывался бы в лабиринте. Какой принцип должен определять полководцу момент, когда ему следует уклониться от цели, которую он себе первоначально поставил? Какой принцип мог 28 июня 1866 года подсказать Бенедеку, когда он находился у Скалица, что наступил момент отказаться от продолжения марша в направлении к р. Изеру, т. е. против Фридриха Карла, и бросить все имеющиеся под рукой силы на выходящую из гор армию кронпринца?

На этот вопрос мог дать удовлетворительный ответ только его «верный взгляд военный» и полководческий такт, а они как раз в этом тупике и покинули его. То, что мы называем общественным тактом, представляет смешение разума и чувств; таковым же является и такт полководца. Разница лишь в том, что выработать в себе полководческий такт гораздо труднее, чем обыкновенный такт.

Таким образом, если рассматривать принципы с той точки зрения, что существенным является не механическое следование их указаниям, а метод их приложения, то можно и даже должно признать их ценность. Во всяком случае полный нигилизм, принципиальное отрицание их существования являлись бы гибельным заблуждением.

Мольтке обронил мысль, что искусство состоит в том, чтобы целесообразно действовать в надлежащий момент. В этом никто не усомнится, но для нас вопрос заключается в том, не могут ли здесь помочь верные принципы. И на него мы решительно отвечаем утвердительно.

Конечно, принципами и теориями ужасно злоупотребляли. Метод ведения войны XVIII в. и тогдашняя вялая стратегия, стремившаяся действовать преимущественно путем маневров, имели своих поклонников, равно как и тактика Фридриха механически воспринималась и вызывала подражание формам боя. Нечто подобное случилось и с уроками, которые дал миру своей блестящей карьерой Наполеон I.