Германская военная мысль - Альфред Шлиффен

14 августа 3-я армия заняла линию Муаенвис – Люневиль. 12-я дивизия и I баварский корпус остались у Диэза и Мезиера. Фронт 22 километра. 1-я и 2-я армии, из которых последняя в этот день совершила свое крупное захождение вправо, 14 августа занимали пространство от французской Ниды до Диелуара на Мозеле; фронт растягивался примерно на 45 километров, наибольшая глубина равнялась 30 километрам. Следовательно, протяжение всех трех армий в этот день достигало 67 километров.

Если припомнить, что все три немецкие армии, вместе взятые, по силе почти вдвое превосходили армию Наполеона под Йеной, то приведенные расстояния не представляют каких-либо существенных уклонений от пространственных соотношений при наполеоновских наступлениях.

Если сравнить движения 1-й и 2-й армии, приняв их за одно целое, и отдельно движения 3-й армии, то это также не приведет к иным результатам.

Если бы затем таким же образом сравнить другие периоды кампаний 1866 и 1870–1871 гг. с походами Наполеона, то я полагаю, что мы пришли бы к убеждению, что ни в наступлении армейских масс, ни в расстояниях нет характерного различия между эпохами Наполеона и Мольтке. Поэтом, с нашей точки зрения, определение «идти врознь» надо вычеркнуть из числа особых примет мольтковской стратегии.

Что же касается мысли «вместе драться», то к ней естественно стремились все великие полководцы; Мольтке также удалось собрать все наличные силы, за исключением единичных корпусов, находившихся в отделе, на поля трех главных сражений короля Вильгельма. Наполеон в большинстве случаев точно так же действовал этим методом в своих сражениях, гораздо более многочисленных; даже можно отнести к числу отличительных примет его метода действий, что обычно он стремился соединить свои боевые силы перед сражением, хотя в некоторых случаях, например как раз под Йеной и Ауерштэдтом, под Прейсиш-Эйлау, под Бауценом, это ему не вполне удавалось.

С другой стороны, Мольтке также сосредоточил большую часть 1-й и 2-й армий перед сражением при Гравелоте. Ведь концентрическое наступление было здесь невозможно, а отсюда опять-таки можно усмотреть, что в стратегии надо действовать не по какому-либо методу, а только в соответствии с принципами и требованиями обстановки. Точно так же перед Вейсенбургом сосредоточилась большая часть 3-й армии, V, XI и II баварский корпуса, а 7 августа она должна была полностью сосредоточиться для сражения с Мак-Магоном. Хоть этот план и отпал, так как уже 6 августа разгорелся бой, тем не менее все же в течение сражения удалось сосредоточить большую часть сил.

Но, конечно, можно привести как образец стратегического наступления, обусловливаемого тактикой охвата, сражения под Кёниггрэцом и Седаном и, конечно, шестидневный бой, носящий название сражения при Ле-Мане [156] , хотя в последнем случае качество войск обеих сторон было настолько неравно, что немцы могли многое себе позволить. Следовательно, Ле-Ман отпадает. Глубокое характерное различие между тремя сражениями Вильгельма I и некоторыми крупными сражениями Наполеона, как Аустерлиц, Ваграм, Линьи и Ватерлоо, можно подметить лишь в развертывании сил к самому сражению. Под Кёниггрэцем и Седаном стратегия теснейшим образом сплелась с тактикой, причем из движения вперед армии само собой вылилось ее вступление в сражение.

Приказ для сражения под Гравелотом представляет лишь директиву для атаки на два возможных случая: отхода Базена через Этен и Бриэ или же занятия им позиции перед Мецом. Соответственно, и вступление в бой армий происходило не по единому, заранее установленному плану; многое должно было быть предоставлено усмотрению командующих армиями и командиров корпусов. Если правому крылу у Гравелота был послан приказ – до тех пор, пока не начнется атака 2-й армией, бой вести только артиллерийским огнем, то это ничего не меняет в основной линии поведения управления в целом. Мы к этому еще вернемся в дальнейшем.

Наш вывод таков: мы оцениваем стратегическо-тактические приемы Наполеона и Мольтке как совершенно равноценные и в этом вопросе, таким образом, примыкаем к стратегическому учению Гольца [157] . Как заманчивым ни является создание теории, выливающейся из единого образа, все же требование положить в основу теории для настоящего и будущего единственно метод, примененный Мольтке под Седаном и Гравелоттом, – нам кажется, безусловно, ошибочным. Этим самым мы повторили бы под другим обликом ту же самую ошибку, которую сделали в свое время поклонники фридриховских форм и защитники внутренних линий.

Теория стратегии может состоять единственно из принципов, а не из методов применения средств.

А далее – выучка владеть приемами своего ремесла должна доходить до виртуозности, и в этом отношении Мольтке еще усовершенствовал и развил систему Наполеона. Бертье, как известно, сам был одним из первых мастеров своего ремесла, но он отличался от Гнейзенау и тем более от Мольтке тем, что он не владел стратегическим искусством, и хотя он твердо держал в руках французский генеральный штаб, тем не менее он не оказался в состоянии создать школу. Как вождь Сульт, конечно, превосходил Бертье. Когда же в 1815 году он принял дела Генерального штаба, то служебный аппарат многократно оказывался не на высоте, что гибельно повлияло на операции [158] .

Единство подготовки Генерального штаба в области отдачи приказов и службы связи должно быть столь же твердо установлено, как и общие основы стратегии. Этого мы, конечно, можем достигнуть. Но требование всегда работать теми способами, которые имели успех под Кёниггрэцем и Седаном, при известных обстоятельствах могло бы привести к тому же печальному исходу, к которому привело Австрию строгое соблюдение Бенедеком в 1866 г. принципа сосредоточения и сохранения всех сил в одной массе. И мы расцениваем успех Мольтке, сосредоточивавшего армию на поле сражения непосредственно с фронта стратегического марша, как высшее достижение стратегии и даже ставим этот образец ловкости и искусства вьтттте наполеоновского. Из двух образов действий это, очевидно, наиболее смелый. Мольтке, безусловно, не переоценивает его в известном письме к Трейчке. Но всегда ли у нас найдутся люди, отличающиеся такой гениальностью? Неужели невыгоды раздельного наступления вблизи от противника сразу исчезли с белого света? Совершенно ли забыт прежний опыт, или связанные с ними опасности совершенно аннулированы современными средствами военной техники? По нашему убеждению, это отнюдь не так, несмотря на скорострельность оружия и на массы, Мольтке также пришлось испытать опасность, связанную с большим протяжением фронта при наступлении; это было 16 августа под Мецем. Уже 13 августа левому крылу 2-й армии был указан для переправы через Мозель участок от Дислуара до Марбаха. Тем не менее III и IX корпуса были предусмотрительно задержаны у Панжа и Буши для поддержки 1-й армии, расположенной на французской Ниде, на случай возможного перехода в наступление французской армии из Меца. После сражения при Коломбэи предполагалось, и с достаточным основанием, что противник отходит из Меца на Верден. 2-я армия получила приказ энергично наступать на дорогу Мец – Верден; однако способ выполнения был предоставлен на ее усмотрение. Штаб же армии направил против этой дороги лишь два армейских корпуса, III и X; 17 августа IX корпус должен был следовать за ними до Горза. Гвардейский и IV корпус сохранили западное направление на р. Маас; XII корпус должен был следовать до Понт-а-Муссон, II корпус – до Буши. Когда же наступление III корпуса на дорогу Мец – Верден установило, что отступление французов подвинулось в действительности не так значительно, как это предполагали, то 16 августа из армии в 8 корпусов, только около 2’/2 корпусов оказалось налицо, чтобы вступить в бой; если нам и удалось удержать поле сражения, то исключительно благодаря блестящей храбрости войск и нерешительности Базена [159] . Ввиду нахождения вблизи неприятельской армии в 150 000 человек, осторожность должна была заставить наступавшие на р. Маас корпуса также направить на дорогу Мец – Верден.