Идущие сквозь миры - Владимир Лещенко

Попадающиеся навстречу типы в масках и широких нетопырьих плащах придавали всей картине незабываемый колорит: смесь чего-то зловещего и одновременно карнавального.

По крайней мере, хорошо, что маски тут носят не все: вот бы был номер, выглядели бы мы не лучше, чем компания европейских женщин в мини-юбках и с открытыми лицами, свалившаяся неизвестно откуда на площадь горного селения где-нибудь в Пакистане.

Кто это такие, мы еще не успели узнать. Может быть, таков обычай этого народа? Или их вера? Или так одеваются члены здешнего общества любителей канареек? Не расспрашивать же встречных или соседей по гостинице…

Все равно как у меня дома кто-то спросил бы, к примеру: а что это за дядьки в серой форме на машинах с мигалкой?

На тротуарах расположились торговцы (в основном торговки) — траченные жизнью особы, продававшие пиво, разливаемое ими прямо из открытых деревянных и пластиковых корыт, и нехитрую закуску к нему.

Узкие улочки, потемневшие глухие стены домов в шесть-семь этажей.

Непрерывная вереница разнообразных заведений довольно убогого вида — головизионных залов, кабаков, «клубов зажигающего танца» — проще говоря, тех же кабаков, но со стриптизом.

Ближайшая из пивнушек называлась, насколько я мог понять, «У Хиракла». На витраже, стилизованном, если судить по фильмам, под древнеалийский стиль, был изображен сам Хиракл, списанный с местной знаменитости Малангана Тиру в одноименной роли, раздирающий пасть очередному мифологическому страховиду. Только надписи не хватает: «Так будет с каждым, кто не купит нашего пива!» — подумал я. Реклама этого напитка успела навязнуть у меня в зубах. В гости к Хираклу лично мне идти не особенно хотелось. Не говоря уже о том, что нас ждали более важные дела, у местных отвязанных сопляков в последнее время завелась дурная привычка — устраивать драки в кабаках, при этом разнося все, что попадалось под руку. Вот как раз сейчас из дверей голо вывалилась возбужденная толпа малолеток. Мы на всякий случай остановились, пропуская их. Перед просмотром они употребляли коктейль из нескольких слабых наркотиков, обострявший восприятие и вызывавший нечто вроде эффекта присутствия. Своего рода суррогат знакомых мне виртуальных игр.

Как я понял, мы оказались где-то на окраине Старого города — в кварталах, построенных на месте снесенных домов, с которых когда-то начинался Лигэл.

Ныне это был район множества кабачков, пивных, злачных мест. Настоящий муравейник из узких и кривых улиц, совсем не похожих на прямые и спиральные проспекты других районов. Драки, скандалы и прочие мелкие происшествия были тут обычным делом.

Я уже хотел свернуть обратно, но у Ингольфа были, видимо, другие планы.

Он остановился у лотка уличного торговца горячей пищей и, купив у него кусок запеченной осетрины, завернутый в лепешку, принялся с аппетитом нажевывать.

С удивлением я увидел, что и Рихард присоединился к нему.

А я с недовольством и беспокойством оглядывался вокруг.

Похоже, в этом районе Лигэла обитали люди, представлявшие дно этого мира, — от опустившихся бродяг-оборванцев до вполне вроде бы нормальных на вид личностей, но со специфическим выражением лиц и глаз, так хорошо знакомым мне.

Чутье подсказало мне, что отсюда надо побыстрее убираться.

И чутье не обмануло.

В мою сторону направлялся мускулистый, поджарый, крепко сбитый тип в шелковой красной жилетке. Шею его обматывало с дюжину рядов тонкой серебряной цепочки, пальцы были усажены замысловатой формы шипастыми перстнями. В ухе была серьга в виде миниатюрной каракатицы, держащей щупальцами шарик золотистого топаза.

Его лицо было презрительно надменным, бритый наголо череп украшала многоцветная татуировка — растопыривший лапы паук.

Следом за ним нарочито небрежно потянулись еще несколько человек — я насчитал пятерых, включая тощую девчонку, чье лицо было разрисовано горизонтальными полосами зеленого цвета.

Здравый смысл подсказывал мне, что направляется он ко мне не с тем, чтобы пожелать доброго вечера. В некотором беспокойстве я поглядел туда, где вкушал свою осетрину Ингольф.

— Ты не выпьешь со мною пива? — спросил амбал, приблизившись.

Несколько секунд я пребывал в замешательстве.

За этим предложением могло крыться все что угодно — от желания нетрезвого завсегдатая поболтать со свежим человеком до приглашения к однополой любви.

— Извини, я не пью пива, друг, — сказал я как можно доброжелательней. Должно быть, улыбка моя была довольно жалкой. Он словно бы этого и ждал.

— Тебе, стало быть, не нравится пиво? А может быть, ты хочешь вина?

— Он, наверное, вообще ненавидит пиво! — пискнул высунувшийся из-за плеча бритоголового коротышка.

Слишком поздно я сообразил, в чем тут дело.

Пиво было национальным таххарским напитком, в то время как вино больше любили в сгинувшем Каоране (это, кажется, единственное, что достоверно известно о них широкой публике). И до сих пор среди подданных императоров дома Хайгетов принято хвалить пиво, а вино — ругать (хотя пьют его не меньше).

— Эй, приятели. — На выручку мне пришел Ингольф, приближаясь к нам нарочито неторопливой, тяжелой поступью. — Если мой друг вас чем-то задел, то прошу его простить. Если что, могу поставить всем выпивку.

Но компанию не привлекла идея выпить за чужой счет.

— Не лезь, мужик, — махнул рукой атаман, как от мухи отмахнулся. — Мы уважаем гостей и не хотим, чтобы с ними приключились неприятности. Но если ты напросишься, с тобой может случиться такое, от чего твоя мамочка будет плакать.

Лицо Ингольфа потемнело.

— Полегче, — не предвещающим ничего хорошего тоном процедил он. — Моя мать давно умерла, но мне не нравится, когда всякие жирные свиньи треплют ее имя своими грязными языками.

Последние слова были восприняты всеми пятью как сигнал к началу драки.

Трое во главе с бритоголовым кинулись без предупреждения на Ингольфа, двое — девка и коротышка — атаковали меня как представляющего, по их мнению, наименьшую опасность.

Я успел вырубить девку — она подставилась по-глупому, — отмахнулся от коротышки, но третий из компании, до того державшийся сзади, неожиданно выхватил из широкого рукава электрохлыст. Судорога буквально разодрала меня на части.

Сквозь дымку я видел плюющийся молниями пистолет в руке Ингольфа, непонятно как у него оказавшийся, держащегося за плечо бритоголового и Рихарда, молотящего его ногами, увидел, как один из бандитов, зажимая руками окровавленное лицо, валится на асфальт… Потом все исчезло во тьме с редкими искрами.

— Ну я же говорил — жив он, все в порядке. А вы уже хотели его эликсиром потчевать! — Это были первые слова, которые я услышал, выплыв из забытья.