Рельсы жизни моей. Книга 1. Предуралье и Урал, 1932-1969 - Виталий Федоров

Тётя Маруся всплакнула. Мои воспоминания её растрогали. Но тут её позвали на работу, и мне пришлось с ней проститься.

– Тётя Маруся, спасибо за всё. Привет ребятам – они у тебя хорошие. До свидания.

Тут подошёл мой поезд, и я сел в вагон. Меньше чем через сутки вышел на станции Поклевская и пошёл в Горбуново, совершенно не зная, как тут дела. Когда зашёл домой и со всеми поздоровался, заметил отсутствие детской кроватки и Лены. Мне сказали, что как только потеплело, Лена переехала на частную квартиру.

На каникулы приехала Фая. Она училась в Богдановичском горно-керамическом техникуме и закончила первый курс. Вера на каникулы не приехала, она вместе со студентами своего курса отправилась работать на целину.

Оставшиеся мне две недели каникул я проводил не очень интересно. Иногда вечерами играл у клуба в волейбол, бывал и в самом клубе, но подружек не заводил. Спал на сеновале, иногда с братом Женькой. Днём помогал Ивану Гавриловичу по хозяйству.

27 августа моей дочке исполнялось шесть месяцев, и перед отъездом в Свердловск я зашёл на квартиру, где жила Лена. Заранее купил в магазине игрушку-погремушку. Галинка сидела в кроватке и что-то лепетала на своём детском языке. Я подошёл к ней и подал игрушку. Она схватила её и тут же начала размахивать ей и стучать по бортику кроватки. Лене я сказал:

– Видно, что ты хорошо относишься к дочке. Кругом порядок, чистота.

– Спасибо, хоть это заметил, – ответила она.

«Жизнь учит», – подумал я и простился. По всему выходило, что в следующий раз я увижусь с ними через год.

Глава 93. ВТОРОЙ КУРС

Когда я вернулся с каникул в Свердловск и пришёл в общежитие, то сначала не заметил никаких изменений. Однако быстро выяснил, что всё осталось по-старому только на нашем этаже. На втором этаже в прошлом учебном году жили второкурсники, а сейчас они уехали на десятимесячную поездную практику; их распределили по всем электровозным депо нашей Свердловской железной дороги. Теперь же на втором этаже разгуливали девушки. Как мне сказали, они были новым набором в нашу школу по специальности «связист железных дорог». Среди них было и несколько парней, человек семь. Они занимали комнату на том же втором этаже.

А где же первокурсники по специальности «машинист электровоза»? Оказывается, их не было и в школе. Аудитории занимали будущие связисты. Секрет нам раскрыл Израиль Георгиевич Левин, наш преподаватель по автотормозам.

– Электрификация железных дорог производится кое-где и очень медленно, – рассказал он. – Мы готовили ежегодно по шестьдесят человек – машинистов электровозов. А за последнее время на Свердловской железной дороге не электрифицировано ни одного километра путей.

В связи с тем, что на нашу специальность не набирали студентов, Левин потерял половину рабочих часов в нашей школе. Этим, естественно, он был огорчён, поскольку от количества часов зависела его зарплата.

Ситуация с переводом железных дорог на электрическую тягу была довольно неприглядной не только у нас, но и во всей стране. Даже на XX съезде КПСС было подвергнуто острой критике отставание железнодорожного транспорта (особенно в области электрификации) от других отраслей народного хозяйства. «До 1956 года электрификация железных дорог в нашей стране проводилась весьма медленно. Длительное время находившийся у руководства железнодорожным транспортом участник разоблачённой антипартийной группы Л. М. Каганович не принимал никаких мер по электрификации железных дорог», – писалось в одной из статей журнала «Железнодорожный транспорт».

На Свердловском участке Транссибирской магистрали протяжённостью более восьмисот километров, где мы мечтали водить электропоезда, до сих пор, как и много десятилетий назад, пыхтели паровозы. Преподаватели деповской практики – два выпускника нашей же школы, уже два года работавшие помощниками – тоже не были в восторге от дальнейших перспектив, и говорили, что при таких темпах электрификации железных дорог неизвестно, когда они смогут стать машинистами.

Безусловно, перевод железных дорог на электрическую тягу был трудоёмким и дорогостоящим процессом. К тому же для государства гонка вооружений была на первом месте. Да и политическое значение XX съезда КПСС – разоблачение культа личности Сталина – отвлекало руководство страны от нужд народного хозяйства.

Вскоре после съезда партии у нас в библиотеке перебрали всю литературу, и книги под авторством Сталина просто выкинули в коридор. На переменах мы ходили прямо по этим книгам. Впоследствии их сожгли. Но одну книгу из интереса кто-то принёс в нашу комнату в общежитии. Мы её полистали, но, не найдя ничего интересного, выкинули.

Однако, несмотря на все эти перипетии, мы не унывали, учились старательно. Мы были молоды и оптимистичны, все хотели получить специальность машиниста электровоза.

Сентябрь и часть октября мы после занятий играли в волейбол. Но затем похолодало, да и нас стали чаще нагружать общественной работой. Скоро должны были состояться выборы, и меня в паре с Иваном Вершининым назначили агитаторами в одном из домов по улице Жукова, где находился и железнодорожный техникум, в здании которого мы учились.

Мы ходили по квартирам, знакомились с хозяевами и напоминали им о предстоящих выборах. Пару вечеров мы посвятили этой «агитации», но все жители и так знали о выборах, так что наши напоминания были излишними. Поэтому на этом мы прекратили свою общественную деятельность.

Другой общественной нагрузкой была необходимость участия в добровольной народной дружине. Частенько в конце занятий к нам заходила комсомольский секретарь – историчка Руфина Андреевна. Она просила вызваться добровольцев. Обычно первым на её просьбу отзывался Володя Старовойтов, что нас удивляло, поскольку участникам ДНД не было никаких поощрений и льгот. К тому же сам он был тихим, ни с кем не дружил, учился слабее всех, а в школу машинистов был принят вне конкурса, как передовик производства – был участником слёта передовиков в Москве. Работал он стрелочником в Смоленске.

Из первокурсниц-связисток выделялась одна высокая, темноволосая, чуть с раскосыми глазами девица. Одевалась она вычурно: одежда яркая, особого покроя. Таких называли стилягами. В нашем понимании она выглядела вызывающе. Её часто подкалывали наши ребята, но она гордо проходила мимо, лишь презрительно скосив глаза на невежд. Позже я узнал, что звали её Тамарой.

Руфина Андреевна снова организовала курсы танцев, но на этот раз уже со связистами. А мы уже были опытными танцорами (шучу).

Одного из связистов назначили спортивным руководителем школы. Он на наш курс выделил десяток пар коньков: хоккейных, с заметным овалом лезвия и беговых, с лезвием длинным и прямым. Хоккейные коньки взяли Веня Никонов, Володя Коковин и Юра Лебедев, а беговые я и Иван Вершинин. Оставшиеся пары разобрали ребята из других комнат. Точильный станок с кругом был установлен прямо в вестибюле. Кому было нужно, подходил сам и точил.

Я никогда раньше ни на каких коньках не то что не катался, но даже и не стоял. Но, тем не менее, храбро пошёл с Веней и Иваном на каток. Льдом было залито футбольное поле и беговые дорожки стадиона «Локомотив». Там устраивались массовые катания для горожан за небольшую плату. Но нас пропускали бесплатно, как своих, по студенческим билетам. На катке было яркое прожекторное освещение, играла музыка. Народу было много. Все двигались по кругу в одном направлении. Я боялся, что как только встану на лёд, упаду. Поэтому попросил Веню меня «поводить». Он встал рядом со мной, взял меня за обе руки, и я, опираясь на его поддержку, повторял движения, которые он показывал. Он провёл меня метров пятьдесят, а затем сказал:

– Я тебя отпускаю, пробуй теперь кататься один. Вспомни бальный танец конькобежцев, не зря же мы его изучали.

– Спасибо за науку, – поблагодарил я Веню.

– У тебя получится, – подбодрил он.

– Катайся, Веня, я больше не буду тебе мешать.

И я пошёл в самостоятельный путь. Катались мы более часа. Я отдохнул лишь один раз, присев тут же, на трибунах, на свежем воздухе. Многие тоже отдыхали рядом, хотя было и тёплое помещение с горячим чаем и кофе. Я гордился собой, ведь за всё это время ни разу не упал. Для меня это была большая победа. Когда мы пошли обратно, я с восторгом произнёс:

– Не упал ни разу!

Веня сморщился, как от зубной боли, наверное, сдерживая смех, и произнёс:

– Видел я краем глаза, как ты ходишь. Мне было жалко на тебя смотреть.

Но его насмешки не оттолкнули меня от коньков. Наоборот, я стал почаще ходить на каток и совершенствоваться в новом моём увлечении.

Сам Веня катался в стиле начинающего фигуриста. Совершал скромные прыжки в один оборот, ездил задом наперёд, выполнял вращения. Наверное, он не мог показать себя во всей красе, поскольку его коньки не были приспособлены для фигурного катания, да и на катке нужно было иметь хотя бы немного свободного места, а него не было – слишком много было катающихся, которые двигались по кругу катка.