Черчилль. Биография - Мартин Гилберт

После обеда Черчилль с Тюдором поехали к передовой. Оказавшись у церковной колокольни, они поднялись, чтобы осмотреть местность. Пока они разглядывали немецкие траншеи, начался сильный артобстрел. Марш сопровождал их. «Генерал, – писал он, – почувствовал запах горчичного газа и заставил всех прижать ко рту носовые платки, пока мы спускались к машине». Горчичный газ применялся обеими сторонами.

28 октября Черчилль остался ночевать в штабе Тюдора. «Во время ужина, – записал Марш, – аэроплан гуннов сбросил довольно крупную бомбу совсем близко от дома, но она оказалась единственной». На следующий день Черчилль с Маршем поехали на машине в Брюгге. Эта поездка чуть не закончилась катастрофой. Они приехали в деревню Десселгем и начали искать мост через реку Лис. Неделей позже Черчилль писал Тюдору: «Я с удивлением увидел, как крестьянин вдруг бросился под стену дома. Что-то мне показалось очень странным, но я был настолько уверен, что мы находимся в десяти километрах от линии фронта, что не сделал никаких выводов». Черчилль не знал, что от деревни до ближайших немецких позиций было меньше двух километров, и она является объектом интенсивного артобстрела. Крестьянин продолжал прижиматься к земле, а в это время в пятидесяти метрах перед машиной разорвался снаряд. Полагая, что он далеко от фронта, Черчилль решил, что это бомба, сброшенная с аэроплана. Но через пару секунд вокруг произошла уже целая серия взрывов. По-прежнему думая об аэроплане, он решил не выезжать на открытую местность, чтобы его большой и яркий автомобиль не стал целью. «Впрочем, – вспоминал он, – я очень удачно решил проехать вперед, потому что на том самом месте, где я собирался выйти, почти тут же разорвался еще один снаряд».

Стало ясно, что Десселгем подвергается артиллерийскому обстрелу, а не бомбардировке с воздуха. Но Черчилль еще не понимал, насколько близко он от линии фронта. «Я продолжал тупо размышлять, – писал он, – над странной манерой гуннов обстреливать из дальнобойных орудий какую-то деревушку в десятке километров от них». Только добравшись до Брюгге, Черчилль узнал, насколько близко они подъехали к передовой. Он рассказал Тюдору, что скорость машины была около 60 километров в час, и они могли запросто ворваться в немецкие окопы. «Какими же болванами мы могли оказаться!» – сказал он.

Из Брюгге Черчилль поехал на юг, через недавно освобожденную бельгийскую деревню Пасхендале, преодолел бывшие окопы союзников и попал на «Адский угол». Там, оглядев разрушенные здания в центре городка, он сказал Маршу: «Хотел бы я превратить это в военное кладбище с газонами, цветниками и именами погибших».

Ночь Черчилль провел в замке Вершок, а на следующий день улетел в Англию. Турция тем временем капитулировала перед союзниками. Капитуляция Австро-Венгрии ожидалась со дня на день. «Осколки империй взлетели в воздух», – записал Марш слова Черчилля.

Австро-Венгрия прекратила сопротивление 3 ноября. Черчилль в Лондоне занимался обеспечением себе места в послевоенной политике. За завтраком с Ллойд Джорджем 6 ноября он говорил о деградации министра, отвечающего за политику. Ллойд Джордж заверил его, что все министры, работавшие на войну, в мирное время получат место в кабинете.

7 ноября немецкая делегация перешла линию фронта на французском участке и попросила перемирия. В течение трех дней обсуждались условия, предложенные союзниками. 10 ноября Ллойд Джордж пригласил Черчилля на специальное совещание кабинета министров обсудить ход переговоров. Во время совещания пришло сообщение, что кайзер бежал в Голландию. На следующий день в 5 часов утра немцы приняли все условия: боевые действия прекращаются с 11 утра; в течение четырнадцати дней немецкие войска выводятся с территории Франции, Бельгии, Люксембурга, Эльзаса и Лотарингии; все немецкие войска покидают Рейнскую область; союзные и американские войска оккупируют Германию к западу от Рейна.

10 ноября на совещании кабинета обсуждалось будущее немецкой армии. По общему мнению, она должна была быть распущена как можно скорее. Черчилль проявил предусмотрительность. «Нам может понадобиться немецкая армия, – сказал он. – Из-за распространения большевизма важно, чтобы Германия встала на ноги».

Утром 11 ноября Черчилль со своими советниками обсуждали распродажу излишков военного снаряжения и проблемы заводов, все еще работавших на полную мощность, но чьи снаряды, пушки и танки уже не были нужны в прежних количествах. За несколько минут до одиннадцати – назначенного срока капитуляции Германии – Черчилль подошел к окну своего кабинета в отеле «Метрополь», выходящего на Нортумберленд-авеню. «После всех пережитых опасностей и рисков пришла абсолютная, полная победа, – писал он позже. – Все короли и императоры, с которыми мы воевали, оказались либо в бегах, либо в изгнании. Все армии и флоты подавлены или разбиты. В этом Британия сыграла заметную роль и сделала все возможное от начала и до конца. Материальные цели, на которых была сосредоточена деятельность людей, которые определяли их существование, разом превратились в ничто. Весь огромный бизнес вооружений, еще вчера составлявший смысл жизни, – все исчезло, как ночной кошмар, оставив после себя пустоту». Теперь его голова была занята проблемой демобилизации: чем будут заниматься три миллиона человек? Как перестроить заводы? Каким образом перековать мечи на орала?

«Ровно в одиннадцать, – вспоминал он, – прозвучал первый удар часов. Я снова взглянул на широкую улицу подо мной. Она была пустынна. Из подъезда одного из больших отелей, превращенного в правительственное учреждение, метнулась фигурка девушки, отчаянно размахивавшей руками под очередной удар Биг-Бена. Затем со всех сторон на улицу стали стремительно выскакивать мужчины и женщины. Потоки людей хлынули на улицу. Нортумберленд-авеню заполнилась народом. В отеле «Метрополь» поднялась суматоха. Хлопали двери. В коридорах слышался звук бегущих ног. Все побросали ручки и бумаги и выскочили из-за своих столов».

Черчилль посмотрел на Трафальгарскую площадь. Она тоже была полна народа. Словно по волшебству появились флаги. Клементина, которая на этой неделе должна была разрешиться четвертым ребенком, явилась в «Метрополь», чтобы быть рядом с мужем. Они решили вместе поехать в резиденцию премьера поздравить Ллойд Джорджа, но, как только сели в машину, на нее запрыгнуло около двадцати восторженных лондонцев. Так, сопровождаемые восторженными воплями, они добрались до Даунинг-стрит.

Вечером Ллойд Джордж пригласил Черчилля на ужин. Кроме него были только Ф. Э. Смит и сэр Генри Уилсон. «ЛД хочет расстрелять кайзера, – записал в дневнике Уилсон. – Уинстон не хочет». Тяготы войны закончились. Начались сложности мирного времени.

Глава 19

В Военном министерстве

15 ноября 1918 г., через четыре дня после наступления мира, появился на свет четвертый ребенок Черчилля. Девочку окрестили Мэриголд Фрэнсис, но родители ее звали Дакадилли. Роды были тяжелыми, и Черчиллю хотелось как можно больше времени уделять Клементине. Но через десять дней ему пришлось срочно отправляться в Данди выступать перед избирателями. Премьер-министр неожиданно объявил всеобщие выборы.

Ллойд Джордж намерен был и в мирное время сохранить коалиционное правительство военного времени. Но многие либералы желали возвращения к политике 1914 г. под руководством Асквита. Ллойд Джордж назначил всеобщие выборы на начало декабря. Каждый либерал должен был сам решить, поддержать Асквита или остаться с Ллойд Джорджем. Черчилль выступил в избирательной кампании как активный сторонник сохранения коалиции. Он был также одним из немногих политиков либерального лагеря, кто не одобрял излишне тяжелых условий мирного договора с Германией.

Стремясь сохранить в политике нового правительства как можно больше либеральных принципов, Черчилль призывал Ллойд Джорджа рассмотреть вопрос о высоком налогообложении прибылей, полученных в военное время. «Почему кто-то должен получать огромную выгоду от войны? – спросил он его через десять дней после капитуляции Германии. – В то время как все трудились на благо страны, разного рода перекупщики, поставщики и прочие дельцы наживали гигантские состояния». Его предложение заключалось в том, что правительство «должно потребовать вернуть все, превышающее, скажем, 10 000 фунтов (пусть мелкая рыбешка уплывет)», и тем самым существенно сократить военный долг Британии за счет сундуков спекулянтов.

26 ноября, выступая перед избирателями в Данди, Черчилль заговорил об опасности большевизма: «На огромных территориях практически вымерла цивилизация. Большевики безумствуют, как стая разъяренных павианов, среди развалин городов и трупов своих жертв». Слушатели приветствовали его слова. Но когда он заговорил о пользе умеренных условий мира с Германией, послышались громкие протестующие выкрики. 4 декабря он написал одному бывшему парламентарию от либералов, который критиковал его за мягкотелость: «Не считаю оправданным ужесточать требования, которые могут на неопределенное время обескровить Германию».