Свобода и евреи. Часть 1. - Алексей Шмаков

Такова, на первый случай, афиша социал-демократической оперетки.

Заслуживает глубокого размышления совет Конфуция «проекты великих реформ писать на песке, дабы при малейшем сомнении возможно было стирать их так, чтобы и следа не оставалось. Рекомендуя босоногому, вооружённому и «торжествующему» пролетариату учредительное собрание и социал-демократическую республику, интернациональный кагал исполнил тем временем несколько своих «погромных» комедий. Развиваясь исподтишка, еврейская «самооборона» едва ли насчитывает теперь менее ста тысяч вооружённых и дисциплинированных бундистов. Въедаясь же в тело других народов, угнетаемые за добродетель иудеи не отказывают себе и в удовольствии подарить какого-нибудь князя Урусова любому правительству. Кичливая и затаённая злоба — основной элемент иудейской политики.

XVI. Только среди указанных обстоятельств возможно уразуметь, что ныне совершается ожидовелым масонством для захвата власти над нами.

Безотлагательное разоружение шаек «Бунда» — первый, как мы убеждены, путь к обеспечению жизни и собственности в России. Лишь уничтожив очаг заразы, можно рассчитывать на прекращение её дальнейшего распространения. Non inultus premo!..

А дабы в этом не оставалось колебаний, возьмём на справку из газеты «День» сведения о заграничных мероприятиях против «русских освободителей».

Иностранцы и русская революция. Давно уже в отношениях иностранцев к русской революции произошёл перелом: сочувствие сменилось сначала недоумением перед умоисступлённым и совершенно бессмысленным разрушением нашими революционерами своего же собственного отечества, а затем, когда революционеры из России стали бежать за границу, — полным разочарованием и опасениями за свою собственную безопасность. Дошло до того, что все государства стали принимать меры против русских революционеров и изгонять их как опасных политических преступников.

Сначала очень многие за границей склонны были видеть в наших революционерах каких-то «героев», на их стороне были симпатии, они находили там поддержку. Но в конце концов и за границей увидели, что это за «герои». Систематические, кровавые, а затем и грабительские «подвиги» русских революционеров заставили весь мир смотреть на них иными глазами и мерить их иной мерой. Бегство же после московского мятежа русских революционеров дало возможность иностранцам воочию познать этих «героев», в результате чего они не только не нашли в «свободных» западноевропейских странах надёжного приюта, на который рассчитывали, но почти вся западноевропейская печать, за исключением еврейской, всё общество и все правительства пришли в беспокойство и стали изыскивать меры к ограничению себя от «русской заразы».

В наших революционерах за границей увидели людей одинаково опасных как в России, так и вне её. Эти опасения не замедлили подтвердиться.

«В Германии, — говорит г. Вольтец (в «России»), — с наплывом русских революционеров значительно усилилась уголовная преступность (разбои, нападения, грабежи) во всей стране, особенно в городах. Это заставило германское правительство арестовывать и высылать русских беглецов, невзирая на их протесты и ссылки на международное право, предоставляющее-де политическим преступникам убежище в других странах. Приняты меры к недопущению их в высшие учебные заведения Германии, до сего времени не отказывавшей в образовании иностранцам. И теперь никому из иностранцев в этом не оказывается, за исключением русских беглецов. В рейхстаге было высказано по этому поводу, «что необходимо устранение от высших заведений русских, так как русские студенты требуют особой осмотрительности в виду их сомнительной политической благонадёжности».

Под именем «русских студентов» здесь разумеются евреи, бежавшие из Привислинского края и западных губерний, и против допущения которых в Германию ополчились даже сами евреи. Германский «вспомогательный комитет для приезжающих евреев» решил совершенно прекратить помощь пребывающим из России евреям-революционерам на том основании, что «содействовать таким людям — значит не что иное, как распространять повсюду чуму и создавать опасность для наших единоверцев в других странах.»

Во Франции, в мае месяце, по их почину, готовилась «социальная революция». Французское правительство приняло все меры предупреждения и устранения беспорядков. В Париже было арестовано несколько десятков руководителей, в которых более половины составляли «русские» евреи-революционеры.

Естественно, это заставляет относиться к последним подозрительно и недружелюбно. Их «чрезвычайное посольство», прибывшее в Париж для протеста против реализации во Франции последнего русского займа, как известно, не было допущено дальше передних. На французской границе поставлена специальная полицейская бригада для наблюдения за въезжающими иностранцами, дабы таким образом затруднить доступ во Францию русским революционерам-анархистам.

В Швеции, куда бегут революционеры из Финляндии и Балтийского края, также учреждён строгий надзор за ними. Там приняты меры к ограничению их пребывания в стране возможно коротким временем, дабы «русская зараза» не могла распространиться и в Швеции.

Англия, до сего времени служившая убежищем для политических эмигрантов, тоже серьёзно озабочена ограждением себя от «русской заразы». Целые пароходы русских революционеров не только были возвращены обратно, но не допущено даже кратковременной высадки их на английской территории. В этом случае применяется новый закон о «нежелательных иностранцах».

«Свободная» Америка, опасаясь всяких выходок со стороны русских революционеров, также не допускает к себе их под предлогом их «физических недостатков и неудовлетворительного здоровья» (что, по американскому закону, лишает чужеземных эмигрантов права оседлости в Соединённых Штатах).

Даже Швейцария — это заветное убежище политических преступников, возмущённая дикостью русских революционеров, начала преследовать их. Попытка их «сорвать» пасхальное богослужение в русской церкви в Женеве, куда они нагло ворвались и устроили скандал, вызвала решительные действия швейцарской полиции, прибегнувшей даже к оружию, аресту многих «русских» революционеров и высылке их из Швейцарии. Один из них, еврей Билит, за обнаружение у него при обыске бомбы приговорён швейцарским судом к тюремному заключению, штрафу и изгнанию. У многих русских беглецов, считающихся подозрительными, произведены и производятся обыски. Подверглись обыску также русская и польская читальни в Женеве, служившие местами сборищ для политических проходимцев, разумеется и прежде всего, — евреев.

В маленькой швейцарской республике до сего времени существовала полная свобода собраний и слова. Никакой ответственности за это в швейцарских законах не существовало. Но собрания и речи русских революционеров и там признаны преступными и непозволительными; против них издан на днях закон, карающий тюрьмой лиц, говорящих на сходках и в общественных домах зажигательные, революционно-анархистские речи. По этому новому закону не только призыв, но даже восхваление кровавых политических злодеяний карается тюрьмой. Напрасно анархистские и социалистические газеты поднимали по этому поводу гвалт. На швейцарцев, разумеющих свободу не так, как наши революционеры и анархисты, это не произвело никакого впечатления. А швейцарские газеты прямо заявили, что «новый закон необходим не только для внутренней безопасности Швейцарии, но и для её международного положения, которое сильно скомпрометировано наплывом политически-порочных людей.

Словом, в отношениях цивилизованного мира к нашей революции произошла резкая перемена после того, как выяснились цели её «вожаков», и когда они вознамерились стать такими же «лучшими гражданами» других стран, какими они объявляют себя в России. И наши друзья, и наши враги встревожились, а потому всячески стараются оградить себя от «русских освободителей».

(День, «1906», VIII).

Чтобы составить себе понятие об исторических мотивах такого образа действий европейских правительств, не мешает припомнить, что на Западе все прелести «освободительного движения» испытаны были много раньше нашего. Английская революция тянулась с 1639 г. по 1655 г. , французская же — с 1789 г. по 1799 г. , да ещё за той и другой следовали смутные периоды «выздоровления», продолжавшиеся — каждый около 30 лет!

«Мирабо, — свидетельствует Ривароль, — был весьма похож на свою славу, он был странно отвратителен и за деньги способен на всё, даже на хорошее дело!.. Когда же он сказал о кардинале Мори — «вот величайший преступник, которого я знаю», то кардинал справедливо ответил: «вы забываете, г. Мирабо, о себе самом!..