Последний из нас - Игорь Ветошкин

— Вот. Это тебе поможет. Попиши. Прошу тебя.

Артём равнодушно скользнул взглядом по дневнику, и разжал пальцы. Книжица упала, раскрылась на пустой странице, и на ней была такая же пустота, которая царила в душе Артёма.

Борис лежал на диване и боялся пошевелиться. Хоть ожоги у него были не такими сильными, как у остальных разведчиков, но ему тоже досталось, и любое движение отдавалось сильной зудящей болью. Но больше страданий приносило совсем не это. Душевные муки разрывали Бориса на части.

«Я никого. Никогда. Не предавал» — стучала мысль в его голове, — «Из-за меня погиб Ефрем. Эти Краснопёрые твари знали меня в лицо, проследили, вышли на завод. Сволочи. Не может быть, я всё разрушил. Всё» — Тельцов закрыл правой рукой глаза, и заметил на сгибе локтя что-то красное. Нет, это был не ожог. Что-то странное, не поддающееся сравнению, словно клякса на белом листе бумаги, или же подобно корню цветка, красные прожилки расходились из одной точки, из вены и были они под кожей. Но не что-то инородное, а как некий раздражитель, ссыпь, аллергическая реакция. Осознание пришло мгновенно, это было место укола. Тот необычный «подарок», который преподнёс Ушков своему диверсанту. Вакцина 145.

И тут сердце замерло. Если Леонид знает, как выглядит укол от Вакцины, то Борис слит с потрохами. За секунду, до того, как Заболодский кряхтя, зашёл в комнату, Борис опустил рукав.

«Теперь я не сбегу. Никогда. Не стану дезертиром. Я обязан Ефрему, и все ребятам, которых предал. Я буду бороться до конца».

— Как он? — тихо поинтересовался Тельцов.

Леонид снял майку, начавшую липнуть к обожженному телу, взял со стола баночку с мазью, принялся натирать ожоги.

— Хреново.

— Давай, помогу, — Борис медленно поднялся, опустил пальцы в вонючую мазь.

— Сидит в ступоре, и не знаю, что его выведет из этого состояния.

— Я помню, шли как-то с туземцами в рейд, и по нам с блок поста как начали стрелять с пулемётов, и гранатами закидывать. Было как при штурме в Подмосковье, когда мы к тебе ехали. И вот, там даже здоровые мужики, выше меня на две головы, рыдали, сворачивались в калачики и завали мама, представляешь?

— Да знаю, что, я, по-твоему, на боевых действиях не был?

— У него пройдёт. Парень крепкий, стойкий.

— Надеюсь, просто многие с ума сходили. Потом с ложечки кормить приходилось.

— Он справится, — вкрадчиво сказал Борис.

А Захар, стоя у окна, только и ждал, когда окончательно развалится группа, и тогда он, не будучи дезертиром, сможет покинуть проклятый город.

Все два дня прошли, словно в бреду. Диверсанты зализывали раны на съёмной квартире, приходили в себя. Отчаяние всё сильнее одолевало их. Какой-то звериный инстинкт подталкивал их к Артёму, а парень так и не спешил оправдывать их надежды. Они ждали его решения, но Грачёв даже не ел. Наверное, даже не спал. Борис начал сомневаться, что парень выкарабкается из этого состояния, но продолжал ждать. А Леонида проходящее попусту время угнетало, он знал, что час запуска ГПД всё ближе. И, в конце концов, Заболодский решил действовать.

Рация диверсанта, который пожертвовал своей квартирой для коллег, была настроена на одну волну с Центром, потому, соединиться не составило труда.

— Центр, как слышите? Это группа «Мозг», вызываю Центр. Ответьте! — голосил Леонид.

— Слышу вас, это Центр, — отозвался знакомый молодой голос.

— Отлично! Расскажи, последние новости, что там у вас?

— Простите, с кем имею честь?

— Леонид Заболодский.

— А, точно, есть такой. Позови капитана Ефрема Дерягина.

Разведчик помолчал немного, потом снова заговорил в приемник:

— Ефрем мёртв.

— Командир группы погиб? Значит миссия ваша оконченная, и я подам рапорт о роспуске группы «Мозг».

— Наша миссия не окончена, слышишь?!

— Боюсь, что это не вам решать.

— Ладно, скажи, хотя бы, какие новости из Центра.

— Бардак, — сквозь треск помех коротко отозвался радист.

— Ясно. А Палкин? Поймали?

— Пока нет, но его видели недавно в Новом Ключе.

— Как он так быстро двигается?

— У него же угнанная машина, и бензин где-то берёт. Похоже, он едет к вам.

— Зачем ему… — и тут сердце Леонида остановилось, он вспомнил фотографию Камиллы, найденную у неё в офисе.

«На столе в стеклянной фоторамке было изображение. Осенний лес, оседланные лошади, накрытые столы на поляне, куча радующихся людей, воздушные шарики с надписями: «С днём рождения!», и пять человек на переднем плане. Пожилой мужчина и женщина, обнимающие двух девушек, среди которых узнавалась Камилла и красиво одетая счастливая красавица — виновница торжества». Леонид машинально выключил рацию, тяжело осел на диван. Палкин. Молодой слащавый парень, обнимающий его любимую женщину — Камиллу.

Заболодский посмотрел на Артёма, который так и сидел, подобно овощу, в углу кухни, на Захара, мирно сопящему в кресле, на дверь, в которую с минуты на минуту должен был войти Борис, вышедший за продуктами. Он один. Снова. Против всего мира. От него сейчас зависит судьба Камиллы и всей его жизни. Он должен принять решение.

«В прошлый раз получилось не очень хорошо, меня спалили, и еле далось сбежать. Я не предназначен, что бы принимать решения, только верно служить. Но кто это сделает за меня. Надо торопиться. От меня зависит жизнь Камиллы, только я должен принять это решение.» — с этими мыслями Леонид подскочил с дивана, и выбежал на улицу.

Он торопился, боясь передумать. Было страшно, он уже раз ошибся, приняв решение самостоятельно, и вот судьба вновь заставляет его действовать самому.

«Молодой красивый парень, всегда пользовался популярностью у женщин. Высокий, статный, с приятным выражением лица, вкрадчивым голосом, нежным и внушающим доверие, парень всегда и везде чувствовал себя уверенно, или же самоуверенно. На таком празднике, как день рождения его родной сестры, которую он, кстати, сильно любил, молодой перспективный человек пользовался большим вниманием.

— Гаврила! — окликнул его давний товарищ.

Парень, галантно извинившись, отошёл от дам, оправив свой солидный смокинг, подошёл к зовущему.

— Сколько лет, сколько зим! — воскликнул он, кинувшись обниматься.

Гавриил дружелюбного товарища не узнал, лицо было смутно знакомо, но не более. Тем не менее, он, натужно улыбаясь, холодно поздоровался с товарищем, поблагодарил за приход, соврал о том, как рад видеть его на празднике, и направился дальше.

— Господин Палкин, — из толпы выскочил полный низкий человек в дорогом костюме, гладко выбритый с закрученными, как у гусара, усами.