Знак фараона (сборник) - Лора Бекитт

– Ты любил… свою жену?

Его лицо застыло, взгляд сделался тяжелым – он не хотел обнажать перед ней свое сердце и мысли. И все-таки Джаир ответил:

– Мне было шестнадцать, а моей невесте четырнадцать лет. Я ни разу не видел ее до свадьбы. Но мне пришлось жениться на ней, потому что так хотели наши родители, а потом у нас родились сыновья.

– Ты сильно страдал, когда она умерла? – прошептала девушка.

– Очень. – Джаир откинул с лица черную прядь, и в его голосе появился оттенок тоскливой злобы. – Потому что я оставил жену и детей еще до осады Мегиддо. Мой отец и другие люди долго увещевали меня, но я был непреклонен. И тогда боги решили меня наказать. Они сказали: «Если тебе не нужна твоя семья, мы заберем ее к себе. Тогда посмотрим, как ты сможешь радоваться жизни!» Они оказались правы: теперь эта боль всегда со мной. Она исчезнет только тогда, когда мои глаза навсегда закроются.

– Почему ты бросил жену?

– Я сделал это ради другой женщины.

Руки Ниры задрожали, а сердце будто упало к ногам.

– Ты… ее полюбил?

Он ответил коротко и резко:

– Не знаю. – И, немного подумав, добавил: – Тогда мне казалось, что да. Она была неистовой во всем: и в ненависти, и в страсти. Спать с ней было все равно что лежать на вулкане. Потом я узнал, что она проделывала это со многими. Соблазняла и бросала, использовала как хотела. Клялась в верности и любви, а потом предавала. – Он тяжело вздохнул. – Впрочем, я не должен говорить о ней плохо. Она тоже пострадала и от наших отношений, и от этой войны.

– Где она теперь?

– Не знаю.

Девушка поняла, что должна задать последний, решающий вопрос, вопрос, от ответа на который зависела ее судьба:

– Если я помогу тебе бежать, ты возьмешь меня с собой?

Джаир сверкнул черными глазами.

– Это опасно.

– Для меня куда опаснее остаться здесь, с отцом, и выйти замуж за сына мясника.

– Что ты будешь делать в моей стране?

– Что угодно, мне все равно. – Голос Ниры срывался от отчаяния и боли. – Лишь бы оказаться подальше отсюда.

– Я подумаю, – ответил Джаир и добавил: – Сегодня можешь сообщить своему отцу, что я здоров. И принеси мне нож, побольше и поострее.

– Нет! – воскликнула Нира, вцепившись в его руку. – Умоляю, нет! Только не это! Ты не знаешь моего отца! Ты себя погубишь!

И подумала: «А заодно и меня».

– Неужели ты думаешь, что я стану слушать, что говорит женщина! – презрительно произнес Джаир.

Молодой человек оттолкнул девушку и встал с постели. При этом чашка опрокинулась и пиво разлилось, что напомнило Нире вчерашний разговор с отцом.

Остаток дня девушка провела, погрузившись в мысли о своих печалях и невзгодах. Нира мучительно боялась обнаружить под маской нежности и страсти еще одного жестокого и равнодушного человека. Впрочем, Джаир не был нежным. Он мог заставить ее стонать от наслаждения, но она не знала, что значит таять в объятиях мужчины, изнывая от неспешных глубоких ласк, разливающихся по телу подобно горячему меду, трогающих потаенные струнки души, заставляющих сердце трепетать от сознания разделенной любви.

Антеп всегда поднимался рано; едва звезды начали бледнеть в преддверии утра, он уже был на ногах. Вчера дочь сообщила, что раб поправился, и Антеп сказал:

– Отлично. Довольно даром есть мой хлеб.

Услышав эти слова, Нира подумала о том, что пища и одежда рабов почти ничего не стоят. Они работали полураздетыми или вовсе голыми, и Антеп кормил их кашей из стеблей папируса. Овощи, лепешки, мясо давал редко, а то и вообще не давал.

Позавтракав и сделав необходимые распоряжения, отец открыл дверь сарая, и Нира с замиранием сердца ждала, что будет дальше.

Джаир вышел наружу. Он стоял, опустив руки, и у него был взгляд тигра, которого вывели из клетки. Но Антепа было нелегко напугать.

– Вижу, ты полон сил. Моя дочь сказала, что ты понимаешь наш язык. Так вот, я твой хозяин и мое слово для тебя закон. Ясно?

Джаир молчал. В его темных глазах пылал мрачный огонь. Антеп стиснул челюсти, поднял кнут и ударил. Боль была подобна ожогу, но Джаир не зажмурился. Он схватился за кнут и потянул на себя, норовя обвить его вокруг шеи Антепа.

Отец Ниры стоял как стена на своих коротких мощных ногах; казалось, никакая сила не способна своротить эту глыбу, и потому, когда он и Джаир сцепились, девушка подумала, что исход схватки предрешен. Джаир не знал, что Антеп неоднократно бывал в таких переделках, что его любимое занятие – усмирять непокорных рабов, что только избиения, оскорбления и драки способны дать выход той небывалой, несправедливой обиде, которую, как он считал, нанесла ему жизнь.

Когда Нира увидела, что Джаир побеждает, она оторопела. Что теперь будет? Что будет с ним и с ней, если он сбежит сейчас, а потом его поймают?!

Девушка вцепилась в дверной косяк с такой силой, что пальцы онемели. Ее возлюбленный скрутил руки Антепа, сел на него верхом и принялся вязать отца Ниры веревкой, какой прежде связывали его самого. Антеп ревел от дикой злобы, как раненый зверь, скрипел зубами и неистово катался в пыли.

Когда, казалось, все закончилось, во двор вошел еще один человек и тут же бросился на помощь Антепу. Он привык оглушать беззащитных животных, потому, не раздумывая, обрушил на голову человека удар толстой палки. Сильные руки сына мясника, который с раннего утра явился проведать свою невесту и обсудить с ее отцом кое-какие детали предстоящего торжества, сделали свое дело: оглушенный Джаир свалился на землю, а Нира с пронзительным криком сорвалась с места, упала на колени и обхватила руками его окровавленную голову.

Антеп поднялся на ноги, крепко схватил дочь за волосы, оторвал ее от бесчувственного раба и, отшвырнув в сторону, воскликнул:

– Что это значит?! Ты что, лишилась рассудка? – Потом повернулся к сыну мясника: – Спасибо, Хети. Я превращу спину этого паршивого азиатского пса в кровавое месиво. Он надолго запомнит, как поднимать руку на своего хозяина!

Хети с довольным видом кивнул. Он был рад угодить будущему тестю, ибо был сделан из того же теста и обладал таким же складом ума и такой же черствой душой.

– Эй, ты! – обратился Антеп к дочери. – Подай гостю лучшего пива и хорошей еды. Давай, поторапливайся, а мы пока что свяжем этого негодяя.

Нира молчала и не двигалась. Глаза девушки были темны, а меж сведенных бровей залегла жесткая складка. Ненависть насквозь прожигала душу, внушала доселе неведомые силы и пробуждала желания, осуществление которых могло привести или к счастливому спасению, или к жестокой гибели.

Глава V

Развернув покупки, Хирам увидел, что девушка, к которой он обратился с просьбой, выбрала очень красивые вещи, должно быть, те, какие сама мечтала носить. Только женщина понимает, что значит звенеть браслетами, благоухать цветами, надевать шелестящие, струящиеся одежды и – снимать их так, чтобы они падали к ногам прохладной шелковистой волной.