Тина и Тереза - Лора Бекитт

Лора Бекитт

Тина и Тереза

ПРОЛОГ

Ранним утром 1867 года жители южного побережья Австралии, молодые супруги Барри и Дарлин Хиггинс, обнаружили на крыльце своего дома новорожденную девочку, завернутую в рваное тряпье. У Хиггинсов уже был ребенок — трехмесячная Тина, но Барри и Дарлин пожалели подкидыша и приняли его в свою семью. При крещении девочку назвали Терезой.

Часть первая

ГЛАВА I

Солнце склонялось к западу, и от горизонта, пересекая пространство небес, шли поразительно ровные лучи — создавалось впечатление, что над океаном простерся огромный светящийся веер. Концы лучей упирались в красно-коричневые скалы и, отражаясь от них, озаряли побережье ослепительным предзакатным сиянием. Песок и поверхность океана сверкали, точно золото, а розовато-голубое высокое небо было прозрачным, как вода.

Пейзаж не казался застывшим, напротив, пребывал в непрерывном движении: в его палитру ежеминутно добавлялись новые оттенки, менялось освещение, контуры облаков смещались, образуя различные причудливые формы.

Тереза не успела отскочить, и внезапно набежавшая волна замочила подол ее темно-синего ситцевого платья. Тереза ударила босой ногой по воде, потом подняла камень и швырнула в волны. Но едва мимолетное раздражение прошло, девушке стало стыдно: она очень любила океан, гигантскую подвижную стихию, форму жизни, которая казалась ей верхом совершенства — непобедимая, независимая, вечная; любила этот край — неповторимый в своей красоте мир, который, изменяясь каждый миг, тем не менее не стареет, постоянно обновляется, не перестает удивлять разнообразием и свежестью красок; край с колоннами двухсотфутовых эвкалиптов, гладкоствольных, светлых, словно облаченных в покровы солнца; край с самшитами и диким виноградом, с зарослями высоченного тростника, шумящего от ветра не менее сильно, чем океанские воды; край с холмами, покрытыми ковром зелени, нежной, шелковистой, точно кожа ребенка; край, где все способно в одночасье приобретать одинаковый цвет: красный — в пору заката, дымчато-зеленый — после полудня, сине-серый — в редкие часы ненастья.

Тереза оглянулась на скалы: гигантские темные глыбы, величественные, таинственно-мрачные, они тем не менее не пугали. Такова особенность этого удивительного края — он влечет к себе, легко впускает в свой причудливый мир, где каждый кусочек природы живет собственной обособленной жизнью, и вместе с тем все они неотделимы друг от друга.

Там, за скалами, в глубине побережья раскинулся Кленси — небольшой провинциальный городок, в котором Тереза прожила большую часть своей жизни. Она окинула взглядом окаймлявший побережье песчаный пляж — вытянутый в длину, желто-рыжий, он походил на хвост гигантской лисицы. Отсюда в город вела дорога, но домик родителей Терезы прилепился на самом берегу, в стороне от других жилищ, и девушка не знала места прекраснее, чем этот уединенный уголок.

Левее, на высокой скале, словно вросший в нее и ставший с нею единым целым, маячил обнесенный каменной стеною, неизвестно кому принадлежавший дом в три этажа, два из которых возвышались над оградой. Это был великолепный викторианский особняк, из тех, что строятся на века, с высокими окнами, изящными чугунными решетками балконов, башенками и массивными каменными стенами. Он не казался Терезе необычным и особого любопытства не возбуждал: она привыкла к нему с детства и считала неотъемлемой частью прибрежного пейзажа.

Со стороны океана скала оставалась неприступной, но с другой, среди лесистых склонов, вилась неприметная тропинка, ведущая наверх. Сами хозяева, видимо, в доме не жили, но он тем не менее был обитаем и охранялся. В этом Тереза убедилась, когда пару лет назад пыталась вместе с другими детьми нарвать яблок с деревьев, растущих вдоль внутренней стороны ограды. Больше таких особняков ни в самом городке, ни поблизости не было. Кленси населяли люди среднего достатка, жившие в одноэтажных деревянных домах с верандами и низкими заборчиками.

Тереза опустила взгляд и невольно вздрогнула, ощутив в груди неприятный холодок: Фей Трейдер и ее компания шли по берегу. Руки и ноги девушки вмиг одеревенели, ладони стали противно липкими от пота, и Тереза машинально вытерла их о платье.

Она надеялась, что они пройдут мимо, но они, конечно, ее заметили — четыре девушки и двое юношей, все одногодки Терезы.

Она не знала, что они скажут ей на сей раз, но это было, в конце концов, не так уж важно: в устах Фей любое слово, обращенное к Терезе, превращалось в оскорбление и насмешку.

Тереза не могла понять, за что они ее невзлюбили, и часто думала: очевидно, если у человека существует потребность ненавидеть или любить, он далеко не всегда способен объяснить себе и другим, почему эти чувства направляются на какой-то конкретный объект.

Может, дело было в том, что она сама не очень любила себя и — особенно — свою внешность: угловатое тело с тонкими руками и острыми коленями, худощавое смуглое лицо с большими темными глазами, копна непокорных мелко вьющихся черных волос. Они были густыми, очень пышными и доходили до середины спины, но таких волос не было ни у кого из родных, и поэтому Тереза их ненавидела. Каждое утро, вооружившись старой серебряной щеткой Дарлин и дюжиной шпилек, она воевала с упрямыми прядями, безжалостно распрямляя их, закалывая то тут, то там, но не проходило и десяти минут, как волосы начинали вылезать из прически, поэтому от этих ежедневных мучений было мало толку.

Она хотела быть другой, вот хотя бы такой, как Тина. Но не такой, как Дорис Паркер, хотя именно Дорис стремились подражать почти все девочки школы, в которой до недавнего времени учились и Дорис, и Тина, и Тереза, и Фей. Тереза радовалась: учеба позади, а значит, позади каждодневные встречи в классе и постоянные, сводящие с ума насмешки. Но, оказывается, школьные враги способны достать ее даже здесь.

Если грубоватая Фей была явным лидером компании, то белокурая красавица Дорис являлась ее скрытым центром. Тереза это чувствовала, несмотря на то что Дорис еще ни разу не сказала ей ни одного обидного слова. Дорис умела унижать по-другому: взглядом, жестом, усмешкой. Она считалась лучшей подругой Фей, и та ревновала ее ко всем на свете.

Сейчас они стояли перед Терезой: Фей, Дорис и рабски зависящая от взглядов и суждений этих двоих четверка — Салли, Фил, Майкл и Керри.

— О, глядите, да это Хиггинс! — насмешливо произнесла Фей, неторопливым шагом приближаясь к жертве. Коренастая и плотная, с грубоватым широкоскулым лицом, она, как всегда, держалась очень уверенно.

Дорис, рослая блондинка с молочно-белой кожей и холодными голубыми глазами, невинно улыбнулась Терезе.