Кавказ - Александр Дюма
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Другая половина была взята турками в качестве трофея. Я заметил следы арабской надписи, но никто из нас не мог разобрать ее[276]. У нас не было времени, во что бы то ни стало мы хотели выехать в тот же день. Оставалось только два дня, чтобы прибыть 21 числа в Поти.
Мы сделали приношение гелатским монахам и возвратились в Кутаис.
Мы сказали все, что знали о сегодняшней Колхиде, скажем несколько слов и о древней Колхиде, раздробившейся ныне на Мингрелию, Имеретию и Гурию. Ее главные города, имена которых дошли до нас через множество столетий, как неопределенное эхо прошедшего, следующие: Лазиея, Питуиза, Дандари, Диоскуриас, Археополис, Эа, Фазис, Кита, Мехлессус, Мадия, Суриум.
Можно, не слишком искажая этимологию, предположить Сурам в Суриуме и Кутаис в Ките. Однако, как мы сказали, некоторые ученые уверяют, что Кутаис построен на развалинах Эа. Эа же, как известно, была родиной Медеи. Аполлоний Родосский не дозволяет нам, после увидите почему, — следовать мнению этих ученых.
Экспедиция аргонавтов известна: мы бы не упомянули об этом, если бы не старались доказать, что здесь начинает рождаться история от своей матери-басни, стоит только отделить разумным образом басню от истории.
Рауль-Рошетт[277] в своем сочинении о греческих колониях сомневается в существовании Язона и экспедиции аргонавтов.
Язон или, точнее, Диомед, наследник трона Иолхоса, скрывается своею матерью Алкимедой от преследований дяди его Пелиаса, воспитывается Хироном, учится у него медицине и получает свое имя Язон от греческого глагола иасдас (лечить): оставляет Центавра и идет советоваться с оракулом, который повелевает уподобиться магнезийцу, т. е. прикрыться шкурой леопарда, взять два копья и представиться в таком виде ко двору Пелиаса.
Язон переправляется через реку Эпинею с помощью Юноны, преобразившейся в старуху. Язон теряет в реке одну из своих сандалий — обстоятельство маловажное для него, но важное для соперника, которому тот же оракул сказал, чтобы он не доверялся тому, кто представится к его двору с обувью только на одной ноге.
Язон требует у Пелиаса отцовское наследство. Пелиас поручает ему добыть из Колхиды Золотое руно — таково содержание этого мифа.
Язон строит корабль и с горстью решительных людей пускается по Черному морю с торговой целью, поднимается на Фазу, вероятно, для того, чтобы купить золотой пыли, которую жители Колхиды собирали в Гиппусе и Фазе с помощью овчин, в которых осаждались золотые песчинки: это уже начинается истина.
Во времена Страбона все памятники в Колхиде, свидетельствовавшие об этой экспедиции, еще были целы, и мы уже говорили, как предание увековечилось в памяти народов. При Страбоне равнина Колхиды называлась еще Арго, и Аргусу, сыну Фриксуса, приписывали постройку храма Лезкогеи и основание Идессы.
Но по всей вероятности, у экспедиции аргонавтов была и другая цель, более высокая, хотя она совпадала с первой: очистить Черное море от пиратов, производивших большие опустошения.
Вот это и сделало из экспедиции Язона сюжет не только романтический, но и священный, который притягивал к себе поэтов. Спустя сорок лет этот первый союз послужил образцом союзу, создавшемуся при взятии Трои.
Тацит и Трог Помпей не ограничиваются рассказом о первом путешествии Язона в Колхиду; они повествуют еще о втором, когда будто бы Язон разделил покоренные земли между своими сподвижниками и основал колонии не только по берегам Фаза, но и в глубине страны, что соответствует как нельзя лучше развалинам, носящим название замка Язона, историю которого наш друг Лука так простодушно рассказал.
Впрочем, те же самые предания существуют в Лемносе, на берегах Пропонтиды и Геллеспонта.
Синоп построен, как гласит предание, знаменитым начальником пришельцев: Диоскурий ясно указывает на присутствие среди аргонавтов Кастора и Поллукса. Анатолийский мыс и поныне называется Язоновым мысом. Наконец в Иберии, Армении, даже в стране Мидан, города всякого рода, храмы и монументы носили имя Язона, и если следы их ныне изгладились, то потому, что Парменион, друг и особенно льстец Александра, опасаясь, чтобы слава победителя при Гранике, Арбелле и Иссусе не затмилась славой аргонавтов, приказал разрушить их, а также истребить поклонение Язону, которое с давних пор существовало между варварами.
Это предание еще столь живо в странах, по которым мы странствовали, что многие знатные люди, носящие в Мингрелии, Имеретии и Гурии имя Язона, выдают себя за потомков героя или его сподвижников и имеют даже греческий тип, подтверждающий это знаменитое происхождение.
Мало того: взгляните в Парижском музее на статую Фокиона.
Он носит мантию; грузинская бурка, кажется, точь в точь и есть эта мантия. А башлык разве не тот же капюшон матросов, бороздящих Средиземное море и Архипелаг?
После этих великих проблесков, озаривших Колхиду, она снова попадает во мрак. Историки помещают в этой провинции, кроме колхезнов, еще меланхтенов, коракситов или жителей Вороньей горы, апсильенов, миссиманьенов и другие племена, имена коих нам почти неизвестны.
Из всех этих мрачных имен сделаем одно исключение для суано-колхов Птоломея, суанов Страбона и Плиния.
Суанеты поселились еще во времена аргонавтов, как говорят названные историки, в горах Колхиды, выше города Диоскуриаса. Этот народ был чрезвычайно храбр, но и очень грязен, поэтому греки на своем цветистом языке называли их птирофагами, т.е. вшеедами. Сей народ сохранился и поныне таким же, как его описывали Птоломей и Страбон, с той лишь разницей, что теперь они, может быть, еще грязнее.
Позже мы расскажем о нем несколько веселых историй.
Женщины всей древней Колхиды прекрасны, — мы хотели сказать: прекраснее грузинок, но тут вовремя вспомнил и, что Мингрелия, Имеретия и Гурия всегда были частью Грузии.
Но какая здесь бедность! Боже милосердный! Какая нищета! Она доходит до того, что, по уверению многих, нравственность самой добродетельной женщины, происходящей от Медеи, не устояла бы ныне при виде золотой монеты.
Суаны или суанеты, называющие себя шнау, самая бедная нация на Кавказе: ничего не имея для сбыта, мужья продают своих жен и детей. Костюм их не что иное, как куча лохмотьев, обвязанных вокруг ног и рук, и при этом все встреченные нами имеют вид знатных господ, которым позавидовали бы даже князья.
Возвращаясь в Кутаис, мы встретили молодого гурийца в черкесском платье. Его сопровождали два нукера, имевшие на самой макушке головы красную шитую золотом шапочку в форме пращи. Мы остановились, глядя на них. Прекрасному молодому человеку не приходилось объявлять о своем звании, весь облик его так и говорит глядите, — я князь.
Я имел честь познакомиться в Санкт-Петербурге с последней владетельницей Мингрелии княгиней Дадиан, лишенной русскими своего престола. Трудно обнаружить более совершенный образец красоты. У нее четверо детей, один красивее другого, вместе с матерью они составляли ансамбль, достойный древности.
Из моих слов следует, что и у маленького князя Николая (ныне он мингрельский властитель с собственной матерью в роли регентши — если русские только не пожелают полностью отобрать у него владения) замечательная внешность.
Мать говорит ему:
— Сними свою шапочку, Николай, побудь немного без этой короны.
И юный князь подал мне свою шапочку с таким видом, словно его свергли с престола.
Мы возвратились в немецкую гостиницу, наши бумажные деньги были разменены на золотые и серебряные монеты, счет нашим расходам произведен. Сообщим мимоходом, что стоимость одного ужина и ночлега была около шестидесяти франков — признак, что мы уже находимся в образованной стране, где воры, изгнанные с больших дорог, превратились в трактирщиков.
Навьючивать наших лошадей было очень трудно. У меня было два больших сундука, один тяжелее другого. Ни одна лошадь не была настолько сильна, чтобы поднять их оба вместе.
Я заметил сани на дворе трактира и просил хозяина продать их мне или дать напрокат. Он не хотел ни того, ни другого. Я прибег к помощи полковника Романова, и хотя тот уверял, что в санях ехать по мингрельской грязи немыслимо, я все же уговорил трактирщика отдать мне внаем сани за четыре рубля.
Муане выходил из терпения от всех этих проволочек: он твердил — и не без оснований — что мы никак не прибудем 21 января в Поти к пароходу.
Я тоже стал беспокоиться об этом, но бывают препятствия, которые побеждаются только со временем. Собираясь в дорогу, я имел дело с одним из таких препятствий. Чтобы укротить нетерпение Муане, я предложил ему ехать вперед с Григорием с одной из вьючных лошадей и ее проводником, а я поеду в санях и с семью или восемью остальными лошадьми.
Прибыв на станцию, Григорий и он должны были заняться ужином. Я приеду, когда успею, с остальным багажом и слугою-грузином, которым снабдил меня полковник Романов, чтобы я мог объясниться с моими ямщиками, так как грузин говорил немного по-французски.