Кавказ - Александр Дюма

Глава LV

Кутаиси, Кутайс, Котис, Эа

На одной или двух страницах нашей книги мы будем плутать в океане гипотез, стараясь оживить хоть на мгновение тот призрак, который был так хорошо показан нашей знаменитой трагической актрисой г-жой Ристори.

Кутаиси, Кутайс или Котис, столица нынешней Имеретии или некогда всей Колхиды, существует — нечего и говорить об этом — с самых древнейших времен. Д'Анвиль уверяет, что это древняя Эа — родина Медеи. По его мнению, этот город основан пелазгами более чем за тысячу двести лет до новой эры и более чем за полторы тысячи лет до правления Рима. Бесполезно искать какие-либо следы построек древнего города — мы имеем в виду город дохристианской эры.

Город средних веков, который, вероятно, занял место древнего города, был расположен на отвесной горе, направо от Фароса (маяка).

Нынешний город находится на равнине налево от реки, он более удобен для торговли, но еще лучше для лихорадки. Это скорее большая деревня, чем город, соединение на живописной местности определенного числа домов, которые выстроились там, где нашли удобным, каждый захватив себе сад более или менее обширный и образовав широкие улицы и огромные площади. Все эти дома построены из соломы и веток, скрепленных глиной, побеленных снаружи известью. Дома князей, помещиков и богачей деревянные.

Самая неправильность Кутаиса делает из него один из живописнейших и прелестных городов. Летом по части тени деревьев и ручейков он может соперничать с Нухой.

Мы остановились в немецкой гостинице, где внешне все говорило о европейском комфорте. Мы поужинали в ней и заночевали.

На другой день, в десять часов, явился адъютант губернатора[274] полковник Романов[275]. Он пришел от имени губернатора и от себя осведомиться, не может ли быть в чем-нибудь нам полезен. После испытанных трудностей он мог быть нам полезен во всем и прежде всего тем, чтобы избавить нас от новых затруднений, сделать же это он мог верными сведениями о дороге, по которой нам предстояло ехать до Марана.

Ответ полковника Романова совсем не был утешителен, — по его словам, нам нельзя было продолжать путь в санях, а только верхом. На протяжении семи или восьми верст дорога была довольно хороша, но дальше совершенно испорчена. Лучше всего было следовать по каменистому ложу одной речки.

Это была единственная дорога на протяжении двенадцати или пятнадцати верст. Потом через лес — один из огромнейших лесов в Имеретии — мы могли прибыть в Губицкую.

Я хотел посетить Гелатский монастырь, в котором, как нас уверяли, хранится одна из створ древних железных ворот Дербента. Для этой поездки полковник Романов предоставил себя в наше распоряжение. В его конюшне стояло столько лошадей, сколько понадобилось, и он сам вызвался быть нашим проводником. Без всяких промедлений мы приняли его услуги.

Пока седлали лошадей, мы осмотрели город. Настоящий Кутаис заключается в его базаре, ведь сердцем всех восточных селений является базар, это средоточие жизни города.

Кутаисский базар один из самых бедных, какие мы где-либо видали. Я нашел здесь только две замечательные вещи: золотую медаль Александра и пару подсвечников на орлиных когтях с серебряными подвесками. Все остальное было низшего качества по сравнению с тем, что мы видели в Дербенте, Баку, Нухе и даже Тифлисе. Кутаисский базар не имел поэтому никакой выручки от нас.

Кстати, о кошельке. Дадим короткую справку для будущих путешественников по Кавказу.

В России золотая и серебряная монета стала редка, а в ходу бумажные деньги в виде банковских билетов в один рубль, в три, пять, десять, двадцать пять, пятьдесят, сто рублей. В России с большим трудом можно разменять эти билеты, на счет коих, впрочем, есть постановление, что при первом востребовании всякое казначейство обязано обратить их в звонкую монету. При предъявлении бумажного рубля, с которого следует сдача в пятьдесят копеек, каждый отвечает: «У меня нет золотой и серебряной монеты».

Но князь Барятинский велел разменять мне через г-на Давыдова около тысячи рублей бумажками на такую же сумму звонкой монетой. Когда я прибыл в Кутаис, у меня нашлось еще от двухсот пятидесяти до трехсот рублей ассигнациями. Вне России они могли годиться лишь на папильотки, у меня же от природы курчавые волосы, и папильотки мне не нужны. А поэтому я просил г-на Романова ходатайствовать перед губернатором, чтобы мне разменяли на серебро, по крайней мере, половину указанной суммы.

Начались переговоры. В конце концов мне пообещали, что по возвращении из нашей поездки мы найдем деньги готовыми.

Мы сели на лошадей и, несмотря на гололедицу, смело пустились в горы. Мы поднимались около семи верст, сдерживая лошадей, беспрестанно угрожавших споткнуться под нами. Только прибыв в монастырь, мы смогли безбоязненно осмотреться кругом.

Вид был прекрасен, несмотря на снег, придававший всему пейзажу однообразный характер. Летом этот вид был бы одним из лучших воспоминаний о нашей поездке.

Монастырь — превосходнейший образец древней архитектуры. Собор может служить идеалом пропорциональности. Древняя живопись почти не сохранилась, почти все здесь разрушено временем, стены прикрыты ширмами, украшенными живописью, которые на Кавказе часто обезображивают самые великолепные храмы.

Общий вид интерьера церкви печален, грязен и беден, это напоминает об упадке страны.

Однако не следует приходить в одно только негодование от всего виденного. В иконостас вставлены, например, два или три драгоценных образа. Первое место налево от царских врат занято иконой Гелатской богородицы. Этот образ очень известен своими чудесами с давних времен. Вот предание, на котором основывается эта известность.

Когда после вознесения Иисуса Христа апостолы стали делить между собой для своих проповедей мир, святому Андрею достался Кавказ. Тогда пресвятая дева приложила плат к своему лику, и его черты запечатлелись на нем. Она передала святому Андрею этот плат, т. е. свое подлинное отражение. Апостол пришел в Азнаур, что между Боржомом и Ахалцыхом. Там царствовала царица, которая незадолго до этого потеряла единственного сына. Святой Андрей прикоснулся к покойнику образом святой девы, и юноша воскрес.

После того, как святой Андрей совершил это чудо, ему стали все поклоняться. Языческие жрецы перепугались и восстали против апостола. Чтобы как-то решить спор, прибегли к чисто кавказскому средству: предложили поединок между языческими и христианскими божествами.

Их поместили в палатке: христианский образ с одной стороны, идолов — с другой, и всю ночь, как святой Андрей, так и жрецы, провели в молитве. Утром нашли идолов поваленными, а образ богоматери нетронутым.

При этом чудесном явлении царица и ее народ признали истинную веру. Позднее, когда сторонники ислама вторглись в этот край, и азнаурский собор, следы коего виднеются еще и теперь, был сожжен, один из верующих зарыл святую икону в землю. Она оставалась там на протяжении многих столетий и наконец была найдена и перенесена в Гелат.

Образ замечателен тем, что, вопреки существующему преданию, святая дева черноока. Оклад иконы за исключением лика и кистей рук, как на всех греческих образах, покрыт драгоценными камнями. Это одно из прекраснейших сокровищ XV столетия.

Кроме этой бесценной иконы, есть и другие великолепные иконы: одна из них изображает святого Георгия и сделана, как нас уверяли, из цельного золота. Во всяком случае икона сотворена в глубокой древности.

Все эти сокровища, надо сказать правду, единственное, что производит сильное впечатление посреди жалкой нечистоты всего ее окружения. И тем не менее она ничто по сравнению с тем, что нам еще предстояло увидеть.

Нас привели в ризницу, примыкающую к собору, пол которой был устлан греческими рукописями, по всей вероятности очень ценными. Здесь хранятся священные одежды. В старый ковер был завернут сундук с крепкими замками. В нем хранились тиары, украшенные драгоценными камнями, шитые жемчугом ризы, другие дорогие вещи и, между прочим, корона имеретинских царей. Любителям дорогих изделий было здесь от чего потерять рассудок.

Заметьте, что все эти богатства, к которым нельзя прикоснуться даже щипчиками, завернуты в тряпки, показываются людям, и выставлены напоказ в ветхом храме, где всюду отражается бедность.

Это была вполне восточная традиция, о которой я уже говорил: богатая, живописная и грязная. Фанатизм и беспечность — вот весь Восток.

Оставалось увидеть предмет, интересовавший меня более всего — железные врата Дербента.

Меня повели в какой-то угол. Откуда взялась эта исполинская дверь, эта единственная створа ворот, — я вовсе не знаю. Со мною ничего не было такого, чем бы измерить ее, но она показалась высотою в пять-шесть метров и шириною в два с половиною метра. Насколько могу судить, эта дверь дубовая, покрытая железными листами, с пятью железными перемычками. В нижней части железо пробито, и видно дерево.