Время скорпионов - D.O.A.

Линкс вздохнул, вышел из телефонной будки и направился к машине. Он должен придерживаться принятого решения — решения, продиктованного необходимостью. Иначе все грозило повториться. Мелкие хитрости, чтобы скрывать свои ужасные тайны. Но на этот раз ставки, похоже, другие. Сервье вспомнил одну из последних фраз Веры, сказанную в тот вечер, когда они окончательно решили расстаться. «Ничего нельзя построить на лжи». Это одинаково относилось и к нему, и к ней. Жан-Лу только что объявил ей, что знает, что она с кем-то встречается, и сразу добавил, что готов простить ее, чтобы не потерять. Но она и слушать не захотела. И правильно.

Похоже, он тогда так ничего и не понял.

Гордясь тем, что усвоила уроки Сервье, Амель разожгла огонь в камине. Она только что закончила завтракать в гостиной. Песня «Lost Souls» группы «Doves»[256] непрерывно крутилась на проигрывателе. В последние дни они постоянно слушали ее. Это будет их главный альбом.

Амель улыбнулась: ей было хорошо.

Она встала, чтобы стащить у Жан-Лу в соседней комнате какую-нибудь книжку, потому что свои она уже прочла. На самой верхней полке она заметила ряд томов «Плеяды»[257] на которые прежде не обращала внимания. Амель обожала это издание, несколько томиков которого имелось в ее собственной библиотеке. Эта мысль вернула молодую женщину домой, к Сильвену и к трудному моменту предстоящего неизбежного переезда. Первому в долгой череде затруднений.

Кресло в кабинете Сервье оказалось недостаточно высоким, и она не смогла дотянуться до книг. И все же ей удалось прочесть названия на корешках. Книги были расставлены по авторам. Несколько французских классиков, много иностранных, часто анонимных текстов, среди них экземпляр Корана. Вне досягаемости. Амель встала на первую полку, стараясь не свернуть драгоценной фотографии, изогнулась, протянула руку, чересчур отклонилась в сторону и потеряла равновесие. Падая, она уронила рамку, та ударилась об пол и разбилась.

Оставив поиски Книги, она слезла со своего насеста. Когда она поднимала рамку, снимок вывалился из своего разрушенного стеклянного плена и снова упал, лицевой стороной вниз. Амель наклонилась и заметила надпись на обороте. На самом верху имелись две пометки: дата, 27.07.88, и место — Гебланж-ле-Дьез. Затем следовали две строчки аббревиатур и фамилий. Пять на первой: ст. сржт. Фере, мл. лтнт.[258] Лакруа, адж.[259] Кальмель, кптн. Мерс, сржт. Лашо. Три на второй: сржт. Таркенполь, адж. Мейер, ст. сржт. Рифф.

Амель перевернула фотографию лицевой стороной. Ее не оставляло ощущение, что что-то неправильно. Восемь мужчин по-прежнему были на месте, они улыбались. Пятеро впереди, трое позади. Она снова глянула на надпись на обороте, вернулась к парашютистам, задержалась на Сервье и наконец сообразила, чего ей не хватает. Его имени не было среди остальных. Вместо него и на его месте находился некий мл. лтнт. Лакруа. Тогда она обратила внимание на другие, прежде ускользавшие от нее детали. Цвет хвоста самолета, зеленовато-серый, и его номерной знак с сине-бело-красным диском. Военный самолет. Это открытие дало ей ключ к пониманию части сокращений, помещенных перед фамилиями: сржт. — сержант, адж. — аджюдан. Кптн. — капитан? А мл. лтнт?

Она в третий раз внимательно рассмотрела лица солдат. Теперь ей казалось, что они тоже разглядывают ее, и их улыбки уже не представлялись ей такими доброжелательными. Особенно улыбка Сервье. Нет, Лакруа.

Он солгал ей. По крайней мере относительно своего имени.

Она стала вспоминать прошлое и вернулась к обстоятельствам их первой встречи в том кафе в восьмом округе. Сервье оказался там случайно… А может, и нет. Ради нее? Это представлялось невозможным, даже сейчас. Его присутствие могло объясняться другой причиной. Стейнер. Бывший сотрудник внешней разведки, организации с долгой военной традицией, чья вооруженная длань всегда опиралась главным образом на парашютистов, Ружар dixit.[260] У них там была встреча. Но Стейнер ни с кем не поговорил. Он ни с кем не встретился. Из-за… из-за нее. Это очевидно. Потому что Сервье-Лакруа ее вычислил, ведь он уже был в заведении, когда прибыл шеф Общества оперативной обработки.

Ружар с самого начала был прав.

И в течение долгих месяцев Жан-Лу следил за ней, находясь поблизости. Ему удалось добиться ее доверия и все узнать.

— Я никак не мог избавиться от этой фотографии.

Амель осознала, что музыка умолкла, и тут раздался голос ее хозяина. Напряженный, как в первое утро, Сервье стоял на пороге своего кабинета. Но теперь в его глазах уже не было сострадания. Они были по-настоящему пустыми. Амель уже видела их такими, но не понимала, что скрывается за этим мертвым взглядом. До сегодняшнего дня. Странно, но она не ощутила никакого страха, только боль.

— Не ты. — Боль предательства. — Нет! Нет… ТОЛЬКО НЕ ТЫ!

Жан-Лу пошел на нее. Поднял руки с открытыми ладонями.

Движение назад.

— Ты такой же, как все! Почему вы так со мной поступаете?

Он все приближался.

— ПОЧЕМУ? ЛГУН! — Она плюнула в него.

Почувствовав, как у нее на плечах сомкнулись его пальцы, Амель стала отбиваться. Невозможно высвободиться.

— ПУСТИ МЕНЯ! — В руках у нее все еще была рамка, она изо всех сил ударила ею Сервье по голове.

Удар не попал в цель, но заставил Жан-Лу отпрянуть, заслониться и отпустить Амель, сразу бросившуюся бежать в сторону кухни.

На кухонном столе она заметила охотничье снаряжение агента. Из отверстия черного матерчатого рюкзака торчала рукоятка курки. Молодая женщина схватила нож и резко обернулась, услышав быстрые шаги за спиной.

Нож описал дугу по горизонтали.

Рефлективно отстранившись, Жан-Лу почти избежал удара. И все же остро заточенное лезвие, получив ускорение от кругового движения, разрезало левый рукав его куртки, пропороло свитер и поранило ему руку на уровне плеча. Он выругался, но не остановился. Схватив Амель, он грубо швырнул ее на пол, а затем навис над ней, следя за ее рукой с оружием. Пальцы Линкса сомкнулись на запястье Амель и все крепче сжимали его.

Звук упавшего на пол металла.

Она отбивалась изо всех сил, но все было бесполезно. Сервье всей своей тяжестью придавил ее к полу. Амель еще раз выгнулась и тяжело опустилась. Теплая жидкость залила ей лицо; почувствовав это, она замерла.

Глубокая рана Линкса сильно кровоточила. Но его хватка не ослабевала.

Они пристально смотрели друг на друга.

07.01.2002

Когда Анте Адеми не был в разъездах, он все вечера проводил в своей мастерской, где встречался со скупщиками краденого или клиентами, обсуждал текущие дела с Иваном, вспоминал добрые старые времена или уточнял детали предстоящей транзакции. Сегодня он пришел именно по этой последней причине. Из Албании через Италию вскоре должна была прибыть сотня «калашей», по обычной методе скрытая среди металлолома, и Ивану поручалось произвести приемку товара. На сей раз одному.

Анте остановился перед воротами и погудел, чтобы ему открыли. Он подождал две минуты, но никто не показывался. Даже две сраные полуслепые шавки, которые никогда его не узнавали и уже много раз кусали. В ближайшее время он их прикончит. Он вздохнул, раздосадованный необходимостью выйти из машины, чтобы самому открыть ворота. Иван на него работает, значит, обязан это делать.

Адеми протянул руку к замку, но на полпути остановился. Одного взгляда ему хватило, чтобы убедиться: он хорошо заперт. Да. Видимо, напарник ушел прогуляться. Это не объясняло исчезновения собак, разве что они опять заболели и дрыхнут. Похоже, в пятницу они что-то сожрали, потому что все выходные выглядели не слишком бодрыми.

Хорват осмотрел окрестности, потом мастерскую, строительный вагончик, ангар. С виду все было нормально. У него за спиной мерно работал мотор автомобиля, журчала вода в примыкающей к площадке, заросшей кустарником канаве. Слишком тихо. Он подумал о полиции, но сразу выбросил эту мысль из головы. Чтобы легавые нагрянули с утра пораньше?! Конкуренты? Более вероятно. Местным заправилам не слишком нравились его мелкие побочные заработки на спекуляциях, иногда он перебегал им дорогу.

Адеми вернулся к машине с пассажирской стороны и порылся в ящике для перчаток. Он войдет во двор, но небезоружным. Он должен знать, что происходит. Не может быть и речи, чтобы оставить бабки и кое-какой товар, особенно если его кинули. Нащупав пистолет, он обернулся и нос к носу столкнулся с бесформенным силуэтом, безмолвным, как высокая трава, растущая вдоль дороги. Прежде чем ощутить страшную боль, похожую на казнь на электрическом стуле, Анте успел подумать: «Снайпер».

И рухнул на землю.

Адеми постепенно приходил в себя. Голова была тяжелой, нос чесался. Открывшись, глаза хорвата различили совсем близко макушку медленно покачивающегося Ивана. Его странно торчащие волосы как раз и щекотали лицо хорвата. Он резко дернулся и тут наконец понял, что подвешен за ноги с примотанными к поясу и туго стянутыми пластырем руками.