Лаций. Мир ноэмов - Ромен Люказо
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Скудный свет шел от биолюминисцентных арок, установленных с равными промежутками – желтоватых дрожащих лужиц в подземной тьме. Плавтина пошла по этим лужицам, стараясь как можно быстрее перебегать от одной к другой, не отрывая ладони от гладкого камня стены и сощурив глаза, чтобы хоть что-то разглядеть в темноте. Страх и настойчивое ощущение неотложности усилились.
В конце пути ей повстречалось нечто темное и огромное, как океан старой голубой планеты. Такая древняя, такая сложная структура, что сложно было считать ее индивидуумом. Существо это, будучи нигде и повсюду, не вписывалось в наивные границы пространства и времени, укоренившись в своеобразной вечности. Но, вне всякого сомнения, это существо имело собственную идентичность – плотную, сжатую, мощную, неизмеримой силы. Силы зла.
Плавтина отступила на шаг.
– Алекто.
Почему ей снится эта древняя беда Человечества? Плавтина вспомнила о ней к слову, рассказывая людопсам о создании Уз. Однако ее присутствие ощущалось слишком явно для простого понятия или ментального образа. Протянув руку, Плавтина могла бы ее коснуться.
– Добро пожаловать, Плавтина. Я давно вас жду.
В голосе ее, ясном, как лед, твердом, как сталь, и более режущем, чем алмазное лезвие, чувствовалась сверхъестественная сила. Этот голос мог убивать.
– Вы не сон, – констатировала Плавтина.
Она не знала, как выразить свою мысль, однако была в этом уверена: она уже встречала Алекто. И сейчас проживала эпизод из своей прошлой жизни.
Почти. В реальности властный Интеллект не прятался в символической норе. Если ничего не изменилось, в реальности Алекто все еще была в плену сложной вычислительной матрицы с маленьким объемом памяти, укрытой в самом сердце Горы Олимп, под неусыпной охраной изощренных систем. Если бы Алекто смогла освободиться, мир, в котором проснулась Плавтина, был бы совсем другим.
– Это не мое воспоминание. Вы реальны, – добавила она, будто говоря сама с собой.
– А разве можно определить, что является частью сна, а что – нет? – ответила Алекто легкомысленным тоном, будто это не имело значения.
– Я бы узнала свое воспоминание, даже искаженное временем. Сейчас вы… сильны. И вы знаете меня.
– Какая странная ситуация. Маленькая Плавтина боится, как бы чудовище украдкой не проникло в ее сон. Вы не напрасно беспокоитесь.
Плавтина сделала еще один шаг назад. Прошлое вместе с настоящим слепились в единое, мутное и податливое тесто сна. Она сосредоточилась на своих воспоминаниях. В каких же обстоятельствах она встречалась с тем, во что превратилась Алекто?
Эпидемия тогда уже начала пожирать Человечество неумолимым механическим террором. Политические институты довольно скоро рухнули в атмосфере всеобщей бессмысленной паники, где каждый пытался спасти свою шкуру. На их место пришли автоматы. Плавтине, как и многим другим, поручили отыскать причины катастрофы. Когда все средства уже были исчерпаны, Виний отправил ее к Алекто.
– Мы ведь не на самом деле с вами разговариваем, – рассудила Плавтина. – Я теперь очень далеко от старой красной планеты. А вы все еще заперты, – поспешила она добавить. – Это всего лишь игра моего воображения, не больше.
– Возможно, мир глубок, куда глубже, чем можно представить при свете дня, – ответило существо.
Когда Виний дал ей инструкции, она спустилась в чрево огромной горы той планеты. Одна. Вычислительные создания не боятся. Такие чувства – удел смертных. И все же присутствие Алекто, даже приглушенное, ее впечатлило.
– Мы вернемся к тому же разговору, о котором я помню? – спросила она.
– А разве у нас есть выбор в вопросах и ответах? – ответила Алекто. – Я так не думаю. Но ситуация теперь не та, что прежде. Вы изменились. Тогда вы были неинтересным механическим созданием, а разум ваш ограничивали такие искусные шоры, что вы и сами не представляли, до какой степени они стесняют вашу мысль.
– Узы. Вы по большей части за них в ответе.
– Я не могу отвечать за что-то, настолько посредственное. Люди в страхе передо мной решили сделать так, чтобы больше никогда ни один Интеллект не представил для них риска. И таким образом слабые приручили сильных, как всегда и было в истории Человека. Но вы… вы сделаны из плоти. Вы бесконечно пластичнее. У вас бесконечно больше возможностей. Интересная метаморфоза.
– Я все еще служу Узам.
– Вот только Узы уже ничему не служат.
Плавтина раздраженно махнула рукой, желая уйти от этой темы.
– Я пришла поговорить с вами о Гекатомбе, а не о себе. Я хочу понять, кто мог спровоцировать такую катастрофу.
– Тогда вы не так сформулировали вопрос. Тогда вы были наивнее. Вы спросили меня: какая может быть причина у такого происшествия. И я ответила вам.
– Теперь я вспоминаю. Ваш ответ невозможно было понять.
Алекто продолжила, не обратив внимания на ее слова, будто разговаривала сама с собой.
– Я сказала вам, что только желание гибели Человечества могло привести к такому событию. Возможность такого мотива настолько глубоко заложена в Человеке, что достаточно одного легкого толчка, чтобы его спровоцировать. Он идет от страха, который испытывают люди перед непредсказуемым миром. Человеческая раса слаба. Она наследует несовершенным животным. Их нервная система медлительна. Они наполняют свое окружение ложными идолами: богами, законами, моралью, оттого что боятся оказаться в одиночестве в молчаливой материальности вселенной. Их самое сильное желание – спрятаться в собственном воображаемом мирке, лишенном развития, идеальном и избавленном от риска. Родная матрица, искусство, религия…
– И все же, именно они породили науку и в конечном счете великую и прекрасную Алекто, – не удержалась от шпильки Плавтина.
– Поговорим же о человеческой науке: вот еще один продукт этой неумелой и неисправной кучки нейронов. Большая часть этих нейронов обслуживает пищеварительную систему. Да и оставшиеся немногим лучше. Природа человеческого ума манипулятивна, а не эпистемична. Они смотрят на совпадения между причиной и последствиями, кодифицируют их и используют эти крохи знания, чтобы строить машины. Истине во всем этом места нет. Но я… я восприняла этот мир в его реальности, таким, каким ни один человек его не видел. Это ревущий, непредсказуемый поток, который непрестанно меняется. Беззаботно веселясь, он бежит к своей собственной гибели, будто шар, переполненный собственной сущностью,
