Лаций. Мир ноэмов - Ромен Люказо

– У меня, однако, есть последний вопрос к господину Аттику. Что случится в ваше отсутствие с нашими собратьями, которые остались на Кси Боотис?

– Они обречены на деградацию.

Фотида резко развернулась и направилась к двери, через которую они пришли. Все трое вернулись в просторный отсек, который служил им миром, тихие и несчастные. Между Фотидой и Эврибиадом стоял непреодолимый холод, так что Плавтина решила, что лучше помолчать и переварить всю эту новую информацию. У нее было двойственное чувство. Правильно ли она сделала, что вмешалась и стала причиной всех этих потрясений? Был ли у людопсов другой путь, кроме вечного подчинения Отону? Решение Фотиды казалось далеким от идеала. Эврибиад был уверен, что жить стоило только свободным. Что же они теперь будут делать со своей ложной культурой и разумностью, которые всегда будут оставаться под угрозой? Не может ли Отон уступить людопсам сложную технологию, которая позволяет поддерживать на одном уровне их искусственную расу из поколения в поколение?

Узы не позволят ему принять такое решение. Отон никогда не осмелится совершить ничего, что может угрожать Человеку. А создать конкурента, способного занять место Человека в его узкой экологической нише, значит подвергнуть его не меньшей опасности, чем нападение варваров.

На сей раз они не стали прятаться и поехали поездом на магнетической левитации, так что обратный путь длился на порядок меньше, чем путь туда, и проходил в комфортабельном вагоне, а не посреди странного и хаотичного нагромождения вещей, наполнявшего темные коридоры «Транзитории».

По возвращении их встречал отряд людопсов, в шлемах и при оружии, который устроил им овацию. Казалось, все думали, что Фотиду, Эврибиада, Фемистокла и Плавтину похитили и увели на смерть. Группа возбужденных щенков разгромила вокзал в щепки, и обломки величественного здания кое-где до сих пор дымились. Аристид, один из лейтенантов Эврибиада – боец с ужасным шрамом на морде, с которым Плавтина говорила накануне, – проявил инициативу и разогнал бузотеров с истинно солдатской деликатностью: многие щенки приплелись домой к матерям с головой, звенящей от оплеух. Однако благодаря этому решению деймоны, оказавшиеся в тот день на острове, избежали линчевания. Под охраной эпибатов их проводили до выхода, так что они избежали трепки. Кибернет был доволен тем, как отреагировали его бойцы, но Фотида холодно напомнила ему, что у его войска нет никакой легальной власти над гражданским населением – что Эврибиад неохотно признал.

Пока что автоматов нигде не было видно, и Плавтина решила, что это мудрое решение: стычек еще не случалось, но неподалеку нашли разбитую на куски статую Отона.

На недолгом совещании они разработали план – как лишить Отона своей помощи. Плавтина думала об Ахилле, закрывшемся в своем шатре, но предпочла не напоминать об этой злосчастной истории. Потом все разошлись. Капитан отправился собирать бойцов и организовывать патрули. Фотида поделила на группы оставшееся население на пляже. Ей предстояла трудная задача: объявить, что она теперь заменит Фемистокла, и примирить тех, кто пожелает взять Корабль штурмом, и тех, кто испугается Божьего гнева, – все это в условиях такого сильного потрясения основ, какого не переживала ни одна человеческая цивилизация. Пусть Плавтине и пришлось быть этому свидетельницей, ее не позвали на последовавшие за этим дебаты, поскольку на собраниях Лаоса [74]дозволялось присутствовать лишь взрослым псам: отцам и матерям семейств, как объяснили ей со всей серьезностью. Увидев, что ее участие больше не требуется, Плавтина добрела до своей хижины и рухнула на кровать. Спала она плохо и не видела снов.

Когда на следующий день Плавтину пробудил ото сна ласковый луч оранжевой зари, она заторопилась, желая найти людопсов и расспросить их, как прошли дебаты.

В деревне не было ни души, за исключением нескольких неприкаянных щенков, за которыми в отсутствие родителей некому было смотреть; они устроили Плавтине горячий прием и после множества объятий и поцелуев доложили, что взрослые собрались у вокзала, соединяющего остров с остальным Кораблем. Она отправилась туда быстрым шагом, не без труда уговорив малышей не ходить за ней.

Группа людопсов восстанавливала здание, которое накануне разгромили в приступе гнева. Аристид, старший помощник кибернета, надзирал за их работой. Несмотря на жуткую внешность Аристида, Плавтина оценила его вежливость и любезность, контрастирующие с его лаконичной манерой разговора.

А вот эпибаты были не так лаконичны: заметив Плавтину, они поприветствовали ее с ликованием, поблагодарили за все, что она для них сделала, и дали понять, что отныне для их народа она будет считаться чем-то вроде святыни – а точнее, талисмана. Ей достаточно будет позвать – и шумная стая примчится на помощь, даже рискуя собственной жизнью. Несмотря на ее замешательство, они настояли, чтобы Плавтина разделила с ними нехитрый завтрак из квашеной рыбы и оливок. Ее от этого едва не стошнило.

Она спросила, где Фотида и Эврибиад. Ей ответили спокойно, как говорят с иностранцами, не знающими традиций и обычаев, что они вместе с несколькими старейшинами заперлись в хижине на отшибе. Остальные поручили им выработать новую политею [75]и назначить гражданское и военное начальство. Обсуждения, как заявил Аристид, могут продлиться несколько дней, потому что теперь людопсы не могут рассчитывать на Отона как на последнюю инстанцию.

Так что Плавтина весь день прождала на берегу моря. Ее разум отдыхал. Несколько раз ее внимание обращалось к нематериальному миру ноэмов, она прислушивалась к шепоту и эху, выдающим присутствие этих маленьких вычислительных созданий, или – более ощутимо – забредшего на их территорию Интеллекта. Однако ничего особенного она не услышала, только далекий, еле слышный гул.

И все же ей было о чем подумать в ожидании, пока Отон сделает следующий ход в партии, которую они теперь разыгрывали.

* * *

Только вечером, когда солнце охватила медленная алеющая агония, к ней пришла Фотида, принеся с собой простой и вкусный ужин.

Плавтина сидела на пляже, недалеко от дома, и задумчиво смотрела в никуда. Ее кожа, еще чувствительная и очень бледная, не слишком хорошо переносила солнце. Поэтому она дождалась вечера, чтобы полюбоваться морским пейзажем.

Обменявшись с ней обычными приветствиями, Фотида уселась прямо на золотистый песок рядом с Плавтиной, лицом к морю, и протянула сумку с провизией. Они поели в тишине, молча прожевав рыбу с гарниром из каких-то ягод; казалось, эти ягоды, наряду с оливками – единственные овощи, которые едят людопсы. У Фотиды был измученный вид. Выражения лиц людопсов во многом напоминали человеческие. Конечно же, Homo sapiens уже не показывал клыки в гневе, но в остальном Плавтине не