Лаций. Мир ноэмов - Ромен Люказо

– У меня есть выбор?

– Когда вы увидите, во что превратилось общество Интеллектов, вы станете больше ценить мою компанию. Поедемте, вы будете действовать по своему усмотрению, и, когда мы попадем ко двору, вы удивите наших врагов, как удивили меня.

–  Наших врагов?Отон, вы не слишком торопитесь?

– Вы увидите, что я ваш союзник, а не враг. Наши цели всегда совпадали.

– Теперь вы говорите о союзе. Прекрасно. Хоть что-то я выиграла во всей этой истории.

– И что же? – поинтересовался он.

– Теперь вы принимаете меня всерьез.

Они обменялись взглядами, в которых читалось нечто большее, чем просто временное соглашение, но меньшее, чем истинное доверие, и на миг всмотрелись друг в друга: он – огромный, мощный, будто выточенный из камня, и она – хрупкая, но несгибаемая в своей решимости. Вот и здесь, сказала себе Плавтина, соткалась ненадежная, дрожащая нить связи.

– Вы правы, – тихо сказал Отон.

Он резко поднялся.

– А теперь, во имя Числа и Концепта, во имя старой дружбы и нового союза, отправимся же покорять Лаций!

По камню, на котором они сидели, прошла легкая дрожь. Плавтина, разинув рот, следила за чудом мгновенного перемещения. Ее тело почти ничего не ощутило – только легкую дурноту, ощущение разлада, такое тонкое, неуловимое, мимолетное, что его едва можно было узнать. Если бы не странность этого ощущения, не соответствующего ничему, что она ожидала почувствовать.

Огромный звездный свод, который разворачивался над восстановленной ареной, задрожал, размылся, а потом снова сложился в узор – почти идентичный, но не совсем. Плавтина знала, что такая технология существует. Еще до Гекатомбы ученые Школы Ио проводили опыты на полуметафизических ноэмах, называемых монадическими модуляторами. В глазах людей, никогда не устававших от прогресса, первые шаги в направлении мгновенного перемещения стали главным событием тысячелетия.

Аттик и Рутилий объяснили ей, что приближаться к Урбсу они будут короткими сдвигами, перемежаемыми фазами интенсивного восстановления. Кораблю нанесли немало повреждений во время битвы. Следовало найти компромисс между скоростью и безопасностью, ведь оба ноэма понятия не имели о том, что сейчас происходило в Урбсе. Поскольку ее биологическое тело могло испытать дискомфорт от перемещения, ей рекомендовали погрузиться в сон на время фазы приближения. Для этого Рутилий вызвался препроводить ее в ее комнаты.

Середина ночи миновала, а в отсеке-острове солнце, наверное, уже поднималось над горизонтом. Плавтина зевнула так, что едва не вывихнула челюсть.

Отон откланялся, и Рутилий отвел ее на перекресток коридоров, всего в нескольких шагах от арены. Один из коридоров вел к ближайшему вокзалу. Там они снова сели на поезд и поехали по темным туннелям – казалось, они пересекают «Транзиторию» из конца в конец. Автомат, однако же, посоветовал ей не гулять по Кораблю в одиночестве. Никакой опасности нет, однако частями огромная конструкция весьма обветшала, как она и сама заметила. Их путешествие закончилось на очередном вокзале, тихом и функциональном, как и все остальные, и с одной-единственной дверью.

Плавтина ожидала увидеть каюту, как на тех судах, которые в старые времена бороздили изначальную Систему. Однако это скорее походило на виллу, три стены которой заменяли застекленные двери. Она с любопытством пересекла широкий атриум и заглянула внутрь.

Ей открылся удивительный вид. Ее жилище, казалось, висело посередине металлического туннеля, своеобразного горизонтального колодца устрашающих размеров – она не видела его концов, уходящих куда-то за несколько километров, – и находилось на высоте, превышающей тысячу метров. В самой середине, разрезая воздух, сверкающий двойной провод, казалось, тянулся через весь туннель.

– Вы смотрите, – сказал Рутилий, – на ускорители частиц «Транзитории». Так производится энергия, необходимая для мгновенного перемещения.

Она решила не говорить деймону, что уже видела ускоритель в компании Аттика. Одним мановением руки он поляризовал окна, чтобы она смогла увидеть остальной domus. Весьма традиционного вида triclinium [76], украшенный мозаикой, был снабжен красивым деревянным столом – верхом роскоши для родившейся на красной планете, – так же, как тремя lectus triclinaris, множеством cubiculi с хорошей мебелью.

– Эти комнаты предназначены для почетных гостей. Поскольку мы давно работаем с людопсами, нам было нетрудно приспособить одну из них к вашим особенностям. Вы найдете пищу в triclinium и одежду в вашей cubiculus. Отдыхайте, в Урбсе вам понадобятся силы.

– А какой он, Урбс? – спросила она.

– Красивее, чем вы можете представить, но гораздо опаснее, чем Отон себе представляет, – проворчал Рутилий, поворачиваясь к ней спиной.

Слишком уставшая, чтобы добрести до спальни, Плавтина опустилась на диван в столовой и попыталась привести в порядок мысли. Но, едва усевшись, она, сама не заметив, заснула в неудобной позе, погрузившись в нервный, неспокойный сон, полный лихорадочных видений.

* * *

Она находилась на своей родной планете, словно какая-то глубинная часть ее разума навеки отложилась в этих местах.

Она сразу же это заметила, вдохнув холодный, минеральный воздух, все еще наполненный, несмотря на всевозможные фильтры, тонкой клейкой пылью, которая колола глаза и забивала поры на коже. Так она констатировала и кое-что еще: она не состояла из металла и пластика, но была существом из плоти. Во сне ее сегодняшнее, биологическое, тело не превратилось в искусственную оболочку, которая воплощала ее прежде, чем по капризу судьбы ее вернули из небытия. Она оставалась странной помесью машины и животного, чувствительным, неуверенным, ранимым явлением. И она поняла, что любая рана в этом сне будет для нее так же смертельна, как если бы она обреталась в другом мире, который по умолчанию называли реальным. Она невольно прижала руки к груди и задрожала. Ее пронизало легкое паническое чувство. В одиночестве, уязвимости и беззащитности ей предстояло выполнить колоссальную задачу, далеко выходящую за пределы ее сил и, без сомнения, обреченную на провал. Срочность задачи показалась ей на мгновение ощутимой, удушающей. Она торопливо пошла вперед.

Видение разворачивалось не под открытым небом, а в пещере огромных размеров, плодом терпеливого труда освобожденных человеком машин в скалистом чреве гор и кратеров. Обнаженный красный камень с серыми прожилками, обтесанный и еще хранящий глубокие прямые борозды, следы, оставленные стальными зубами, разрывавших его, чтобы построить первые жилища. Она подошла к стене, положила ладонь на холодную гладкую поверхность. Это была едва облагороженная субстанция изначальной планеты. Первые выстроили из нее огромные подземные дворцы, храмы и заводы, выточили свои легенды и свой язык – не мягкий говор Лация, а бьющую по ушам смесь языков их разнообразных отечеств. Ведь колонизацию здесь, как и повсюду, проводили сперва ренегаты, побежденные и нонконформисты, – были ли они