Там, где цветет полынь - Ольга Птицева

– Да пойми ты наконец, я должен!

Казалось, они ходят по кругу, изнемогая от невозможности закончить спор, потому что после него начинается полнейшее ничто – туман и серые камни. Могильные камни.

– Идут, птички мои бедные… Как полынь отцветет, так и тащит их туман проклятый… Идут… – Появившийся из ниоткуда Артем заставил их замолчать на полуслове. – Что решил-то? – обратился он к Рэму.

– Как мне это сделать? – хрипло спросил тот, подаваясь вперед. – Стать третьим?

– Не смей… – слабо вскинулась Уля, признавая свое поражение.

Артем подошел поближе, слепо взмахнул рукой и опустил ладонь на смуглое лицо Рэма.

– А ведь подходишь! – Он покачал седой головой. – Хорошо подумал?

– Да.

– Очень хорошо?

– Да.

– Ну так к стеночке-то подойди… Ручкой ее погладь. Она и примет. Будешь за меня ходить, камешки ковырять. Вдруг сладится?

– Сладится. – Рэм дернулся, уклоняясь от прикосновения бесплотной руки. – Уходи, – бросил он Уле, но та не шелохнулась. – Если тебе и правда на меня не плевать… уходи.

– Я не оставлю тебя здесь одного, – ответила она, удивляясь, что слова еще могут срываться с губ, не застревая в перехваченном страхом горле. – Ты все решил? Отлично. Но я не уйду.

– Хорошо, – чуть слышно выдохнул он.

И замер за шаг до стены, дрожащей рукой вытащил из кармана смятую пачку, в которой оставалась последняя сигарета. Зажигалка чиркнула, огонек появился с первого раза. Рэм прикурил. Когда его рука потянулась к серой кладке, Уля с силой сжала кулаки, впиваясь ногтями в ладони. Только мысль, что последним звуком, который услышит Рэм, станут ее всхлипывания, заставила Улю до крови прикусить губу, но смолчать.

Туман клубился. Его языки больше не стелились по земле – они превратились в мутные облака. Миг – и Уля потеряла Рэма из виду. Вот он стоял у стены, протягивая к ней ладонь с зажженной сигаретой. А вот его уже нет, одно лишь густое молоко расходится волнами.

Уля взмахнула рукой в надежде прогнать морок, но ничего не изменилось. Серая стена, окутанная туманом, Артем, стоящий чуть в стороне. И никакого Рэма. Только пустая пачка сигарет, неловко брошенная на примятую седую траву.

– Черт… – еле слышно проговорила Уля и осела на землю.

Артем вздрогнул, оборачиваясь на ее голос. Его глаза перестали полниться туманом.

– Ты кто? – спросил он, и от этого холодного, властного тона Ульяну передернуло. – Меченая? Служка? Кто?

Уля попыталась ответить, но получилось лишь слабо прохрипеть. Артем поморщился и подошел к ней. Эти сильные движения оживающего тела никак не вязались с седыми волосами и длинной бородой. Он схватил Улю за руку и потянул на себя. На бледной коже темнела метка.

– Ты еще в игре?

Ульяна не могла отвести от него глаз.

– Эй, отвечай мне! Ты в игре?

– Да, – через силу выдавила она.

– Ну и что ты тут делаешь? – Пальцы брезгливо разжались, отпуская ее запястье. – Пошла вон, пока я не доложил кому следует.

Он определенно не был похож на того, кто писал Уле прощальное послание.

– Вы Артем? – осторожно спросила она.

– А ты меня откуда знаешь? – Взгляд стал еще острее, еще подозрительнее.

– Я ваша дочь, – устало выпалила Уля, поднимаясь.

Ей стало нестерпимо находиться рядом с ним. Все снова пошло наперекосяк. Но в этот раз некому было спешить ей на помощь. Уля повернулась и медленно побрела через туман. Цепкая рука впилась ей в плечо.

– Что ты сказала?

– Я ваша дочь, – повторила она. – Отпустите меня. Я должна идти.

– Моей дочери и пяти нет… Что ты несешь? – Артем с силой развернул ее к себе.

– Вы ничего не помните, да? – Уля покачала головой. – Совсем ничего не помните…

– О чем ты? – почти испуганно спросил он, мигом теряя весь запал.

– Вы ушли к стене, когда поняли, что дальше так нельзя. Когда узнали, что творят Гус и все его полынники. Вы захотели выпустить людей, томящихся на поле… Вы провели здесь двадцать лет. Вы хотели разрушить стену. Замкнуть круг. Но ничего не вышло.

Уле было совсем не страшно. Даже жалость к отцу не пробивалась через тяжелую воду равнодушия. Она слишком устала, слишком отчаялась. Она отпустила Рэма на верную гибель. Но не получила ни единого ответа. Ни капельки надежды. Ничего не произошло. Стена продолжала стоять. Туман клубился, готовый снова толкнуть мир в сторону тьмы. Они прогадали. Они ошиблись. И ничего уже не изменить.

– Что ты несешь? – Артем требовательно встряхнул ее. – Ты вообще знаешь, кто я?

– Да посмотри на себя! – закричала она, сама пугаясь злости, которая вырвалась наружу. – Ты еще один мертвец! Такой же, как все. Туман сожрет тебя, даже не заметив разницы. Это твое место за стеной! Твое! Не Рэма.

Он пошатнулся, опуская бешеный взгляд на собственные ноги. Истлевшие джинсы висели на костях. Длинные грязные ногти царапнули ткань. Артем сгорбился и спрятал лицо в ладонях.

– Теперь вспомнил? – устало спросила Уля, морщась от вида его бессилия.

– Кто ушел вместо меня? – глухим голосом спросил он.

– Мой… – Нужное слово нашлось не сразу. – Мой друг. Он решил, что займет твое место… и сумеет все исправить.

– Это я уговорил его?

– Да. Ты был очень убедителен для сумасшедшего мертвеца. И Рэм… Он поверил.

– Мне жаль…

Эти слова заставили Улю одним прыжком оказаться рядом и схватить отца за плечи.

– Почему? Почему тебе жаль? Ведь все должно получиться! Третий меченый, что принес себя в жертву. Круг замкнется.

Артем поднял глаза. Красные, воспаленные, сухие, они смотрели с жалостью.

– Я обманул его. Когда-то так обманули меня. Теперь я вспомнил… Я пришел к стене и встретил человека, который сказал мне, что я буду третьим. Что я сумею все исправить… Только прикоснись к стене… Только пожелай разрушить ее… Замкни круг. – Он закашлялся, мучительно хватая воздух ртом. – И я поверил… Как дурак. Я дотронулся. И… стал пленником. Я ходил здесь, я не знал ни сна, ни покоя. Я слышал, как тени… как они проклинают нас. Они мучили меня… Столько лет… Только боль и вина. Вина и боль…

Уля отшатнулась. Прикасаться к мертвой коже отца было отвратительно. Как и находиться рядом. Как и слушать его. Видеть. Понимать, что он натворил.

– И ты… ты обрек Рэма на это все? – не веря, но зная ответ, прошептала она. – Поступил так же, как тот человек с тобой? Зачем?

– Я потерял себя… Я просто больше не мог… Прости меня… – Он уже сидел на траве, протягивая руки к Уле. – Доченька моя… Я так хотел тебя увидеть… Давай уйдем… Давай сбежим.

Уля не могла пошевелиться. Она видела, как туман обступает отца, как подбирается все ближе, как тянет свои языки к его истощенному