Всё, что у меня есть - Труде Марстейн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
По тону последняя фраза резко отличалась от всего остального разговора. Я была потрясена тем, с какой нежностью Терье ее произнес, и меня пронзило острое желание, почти физическая потребность, чтобы он когда-нибудь сказал эти слова мне. Терье завершил разговор и положил телефон на тумбочку. Теперь он был в полном моем распоряжении, любящий и страстный, разговор привел его в странное возбуждение.
У меня не получается наладить контакт с Майкен. Она улеглась на диван и смотрит какой-то сериал по телевизору. Мобильный телефон лежит у нее на животе. Время от времени с экрана раздаются раскаты закадрового смеха.
— Майкен! — окликаю я.
Она бросает на меня взгляд, но тут же переводит глаза на экран, всецело поглощенная тем, что там происходит — бесхитростные интриги, незатейливые комичные ситуации, рот Майкен расползается в улыбке. Беспомощный, бездушный студийный смех делает меня особенно восприимчивой, внутри меня нарастает хаос чувств, мне хочется примирения, прощения, хочется защитить дочь. Как будто в этом механическом неживом смехе кроется что-то очень человеческое. Я испытываю душевную щедрость. Мысленно я перебираю слова одобрения, дипломатические выражения: поддержка, согласие, терпимость. Получается, я благословляю Майкен на абсолютно никчемное занятие и она может сидеть так часами. Пустое времяпрепровождение.
Майкен говорит, что она не хочет, чтобы я уходила.
— Я думала, мы проведем вечер дома вместе, посмотрим тот фильм, — говорит она, поднимается с дивана и направляется в кухню.
— Какой фильм? — спрашиваю я.
Она стоит перед ящиком в кухне, открывает упаковку чипсов и пересыпает их в миску — золотой поток издает мягкий шелест.
— Какой фильм? — пытаюсь достучаться я.
— Это ты сказала, что мы будем смотреть фильм, — говорит она.
Майкен возвращается на диван. Она начала брить ноги. Золотистого пушка на них больше нет. Она не отрываясь смотрит на экран, рука тянется к миске с чипсами и отправляет их в рот.
Я снова обращаюсь к ней, тон почти умоляющий, назойливый. Спрашиваю, не могли бы мы побыть дома вместе завтра. Приготовить тако, поесть мороженого с «M&Ms» и арахисом.
— Я не могу сделать выбор за тебя, мама, — отвечает она. — Я уже сказала — я не хочу, чтобы ты уходила, и больше не собираюсь это повторять.
Но ведь именно это ты сейчас и делаешь, хочется возразить мне, но я удерживаюсь от ехидного замечания.
— А почему ты не хочешь? — спрашиваю я. — Я дам тебе денег на пиццу и сладости. Можешь пригласить подругу.
Она мотает головой.
— Ты не понимаешь, — произносит она.
Ну ладно, пусть. Пусть я что-то не понимаю. Но каким образом я могу это понять, если она даже не пытается поговорить со мной об этом?
— Может, тебе взять и поехать к Изабель с Лоне? — спрашиваю я. — Не будь такой гордячкой!
— Но я не могу! — с непонятной горячностью вдруг взрывается она. — Она снова передумала!
— Лоне?
— Да!
— И она не пойдет к Изабель?
— Нет! Ты что, вообще не понимаешь, что тебе говорят? — орет Майкен.
Потом она успокаивается и произносит с напускным спокойствием:
— Изабель гуляла с ее бывшим, вот почему.
За Майкен невозможно поспеть; дети так быстро взрослеют, невозможно понять, что их гложет, что кажется смешным. Однажды, лет в двенадцать, она промахнулась, когда била штрафной во время футбольного матча. Шел дождь. Я замерзла и устала, и была рада, что игра закончилась. Майкен вела себя так, словно случилась катастрофа. Она не попала по мячу! Ну и что? По наивности я думала, ситуацию может спасти какао. Я чувствовала себя пришельцем с другой планеты, пробираясь между родителями, одетыми в цвета футбольной команды, я не могла заговорить с ними, хотя там, на огромном футбольном поле, мы были с ними в равном положении, но эта ситуация была единственным, что нас связывало.
Мы зашли в «Брассери Франс». Я надеялась, что мы посидим на свежем воздухе. Терье вонзает вилку в утиную грудку. Он, как всегда, безупречен: гладко выбритые щеки, сверкающие белизной зубы. Мы встретились у входа, он ждал меня снаружи и придержал дверь, когда я входила, — мне никогда прежде не приходилось встречаться с мужчинами, которые бы делали такие вещи. Он поднимает бокал с красным вином и делает глоток. Я смотрю на него одновременно с ненавистью и любовью, во мне смешались сострадание, страх, неприязнь и обожание. Как бы мне хотелось пойти вместе с ним в гости к Кристин и Ивару, и я понимаю, что мне не терпится произвести на них всех впечатление — Кристин и Ивара поразить его безупречной внешностью, а Терье — их профессией.
Терье говорит, что утиное мясо приготовлено неплохо и что ему нравится моя губная помада. Еще он добавляет, что у меня красивые руки. Его комплименты рождают во мне двойственные чувства, по телу пробегают волны удовольствия и унижения одновременно, мозг закипает, реакции безнадежно опаздывают, созданный образ рассыпается в пыль. Я всегда хочу быть и могу быть чем-то большим, чем видится ему, и еще мне хочется стать кем-то другим, лучше бы полной противоположностью самой себе. Я должна исправить, дополнить и расширить его представление обо мне. Ничуть не меньше мне хочется делиться с ним этими мыслями. Но с Терье я могу просто забыть об этом, он все равно не понимает, что я имею в виду, или ему это совершенно безразлично, наше с ним общение течет только в одном русле. Мне кажется, он даже не может представить себе, что мне не доставляют удовольствие его комплименты.
Тем более что удовольствие мне они все же доставляют.
Я спрашиваю себя, удалось бы ему рассмешить Ивара или нет. Мне кажется, нет.
Терье оглядывается в поисках официанта и поднимает руку в классическом и надменном жесте, которым обычно подзывают персонал ресторанов. Он смотрит на меня. Я не могу угадать, что он чувствует, для него же нет секрета в том, что чувствую я. И насколько мне интересны его скрытые чувства, настолько ему неинтересны мои!
Я отправляю сообщение Майкен, спрашиваю, ничего, если я переночую у Терье.
Майкен отвечает: «Я бы хотела, чтобы ты пришла домой».
Но неужели же она не может признаться в том, что она поругалась с Лоне, почему иначе Лоне не может прийти домой к ней, если никто из них не собирается к Изабель? Все это кажется
