Сталин. Разгадка Сфинкса - Марат Ахметов

Сталин подписался под соглашением о том, что СССР в целях ускорения завершения Второй мировой войны выступит против Японии уже через 2-3 месяца после капитуляции Германии. Этим же документом предусматривался возврат СССР южной части Сахалина со всеми прилегающими островами, а также передача Курильских островов. Из числа политических вопросов, обсуждавшихся в Ялте, главными являлись о будущем Германии и границах Польши.

Основные разногласия между союзниками выявились, когда начали обсуждаться экономические аспекты германской проблемы. К ним решили вернуться после окончания войны. Было окончательно принято принципиальное решение об образовании международной организации по поддержанию мира на планете — ООН. В целом же саммит в Ялте явился многообещающей прелюдией к берлинской конференции. Но как это обычно случается на такого рода совещаниях, многие серьезные вопросы остались неразрешенными.

Весной 1945 года положение германского рейха стало практически катастрофическим и ухудшалось с каждым днем. Германия была заблокирована со всех сторон, с запада и юга почти беспрепятственно продвигались англо-американские войска. На севере, в акватории Балтики, хозяйничали советские подводки и британский флот. С востока, с недавних пор ведомые единолично Сталиным, преодолевая яростное сопротивление, неудержимой лавиной надвигались русские. В воздушном пространстве господствовала коалиционная авиация, ежедневно сбрасывая многие тонны бомб.

В Германии воцарился хаос, добраться куда-либо штатскому было неимоверно сложно. Шоссе и даже проселочные дороги заполонили беженцы, поезда почти не ходили. Жизненно важные объекты социальной инфраструктуры функционировали для населения все хуже. Многие крупные города очень сильно пострадали от непрерывных бомбежек.

Прежде чем нанести удар непосредственно по Берлину, взятие которого согласно договоренностей между главами союзных правительств входило в прерогативу Советов, Верховный санкционировал две крупные наступательные акции: одну — в Восточной Пруссии, другую — на варшавско-берлинском направлении.

После относительно успешного завершения их и других операций в начале апреля Сталин окончательно утвердил штурм Берлина. Верховным Главнокомандующим предполагалось взятие столицы рейха осуществить, в первую очередь, войсками под командованием своего боевого заместителя маршала Жукова.

Час торжества близился, и Сталин заблаговременно принимал меры, стремясь максимально учесть вклад каждого военачальника в общее дело Победы. С этой целью, обладатель ордена №1 с аналогичным названием, Жуков был переставлен Верховным на 1-й Белорусский фронт. Сталин лично и предельно деликатно мотивировал Рокоссовскому необходимость его рокировки на второстепенный, с точки зрения обиженного маршала, участок с главного направления. Василевскому, орденоносцу «Победа» №2, в определенной степени помогло несчастье: смертоносное ранение, полученное командующим 3-м Белорусским фронтом генералом Иваном Даниловичем Черняховским. С присущей ему дальновидностью, упреждая весьма вероятные в будущем нарекания, Сталин поручил Василевскому впервые с времен войны непосредственно руководить войсками — заменить Черняховского. Одновременно он получал еще один знак отличия — юридически назначался членом Ставки Верховного Главнокомандования ВС СССР. Так как за исключением Жукова ни один из командующих фронтами не являлся ни номинально, ни реально членом этого высшего советского военного органа.

Сталин по достоинству оценил культурнейшего и предельно корректного Алексея Иннокентьевича Антонова. Фактический глава Генерального штаба с сорок третьего года генерал Антонов также официально вошел в состав Ставки. За активное участие в разработке важнейших операций завершающего этапа войны Антонов, единственный из советских генералов, был награжден орденом «Победа». Причем без этой наивысшей награды остались два военачальника из числа командующих фронтами: генералы Баграмян и Еременко.

Чуть ли не синхронно со сталинскими заботами о своих виднейших военачальниках доктор Геббельс — комиссар обороны Берлина — затребовал у Генштаба вермахта их досье. Вглядываясь в портреты и прочитав биографии, он записал в своем дневнике: «Эти маршалы и генералы почти все не старше 50 лет. С богатой политико-революционной деятельностью за плечами, убежденные большевики, исключительно энергичные люди, и по их лицам видно, что народного они корня… Словом, приходится прийти к неприятному убеждению, что военное руководство Советского Союза состоит из лучших, чем наше, классов…».

Если в военных делах все шло из рук вон плохо, в политическом отношении у немцев оставались некоторые козыри. Гитлер и Геббельс уже давно продумали тактику последнего шанса: попытаться продержаться до самого конца и разыграть спекулятивную карту идеологических разногласий между западными державами и русскими.

Помимо них отдельные высокопоставленные нацистские деятели довольно давно помышляли о том же. Если верить Шелленбергу, еще в начале августа 1942 года он озадачил рейхсфюрера СС Генриха Гиммлера предложением всегда иметь наготове запасный вариант решения, даже находясь как будто на вершине могущества. С неумолимой ясностью Шелленберг якобы сознавал, что мирные переговоры возможны лишь в том случае, если предварительно будет остановлена машина нацистского террора, потушены газовые печи и выпущены на свободу узники концентрационных лагерей. Лишь в последние месяцы войны подобное начали понимать и другие предводители германского рейха.

О договоренностях своего ближайшего сотрудника Гиммлера с Шелленбергом фюрер не догадывался, но переговоры, начавшиеся 8 марта 1945 в нейтральной Швейцарии, в Берне, группенфюрером СС Вольфом с западными представителями, несомненно, были им санкционированы. На этой почве между союзниками разгорелись серьезные дискуссии, что было выгодно немцам.

Русская сторона открыто заподозрила США и Англию в том, что они пытаются вести сепаратные политические переговоры с Германией в ущерб военным интересам СССР.

7 апреля Сталин в предпоследнем послании президенту Рузвельту отмечал: «Трудно согласиться с тем, что отсутствие сопротивления со стороны немцев на западном фронте объясняется только лишь тем, что они оказались разбитыми. У немцев имеется на восточном фронте 147 дивизий. Они могли бы без ущерба для своего дела снять с восточного фронта 15-20 дивизий и перебросить их на помощь своим войскам на западном фронте. Однако немцы этого не сделали и не делают. Они продолжают с остервенением драться с русскими за какую-то малоизвестную станцию Земляницу в Чехословакии, которая им столь же нужна, как мертвому припарки, но безо всякого сопротивления сдают такие важные города в центре Германии, как Оснабрюк, Мангейм, Кассель. Согласитесь, что такое поведение немцев является более чем странным и непонятным».

Вынудив оправдываться Рузвельта вкупе с Черчиллем, Сталин затем сбавил тон речи, вследствие чего «Кроссворд» (условное британское обозначение переговоров в Берне) был посчитан неким малосущественным недоразумением.

13 апреля советский лидер получил от президента Рузвельта последнее послание за его подписью: «Благодарю Вас за Ваше искренне пояснение советской точки зрения в отношении бернского инцидента, который, как сейчас представляется, поблек и отошел в прошлое, не принеся какой-либо пользы. Во всяком случае, не должно быть взаимного недоверия и незначительного недоразумения такого характера не должны возникать в будущем. Я уверен, что, когда наши армии установят контакт в Германии и объединятся в полностью скоординированном наступлении, нацистские армии распадутся».

Когда Сталин читал эти строки, президента США уже не было в живых. Получив скорбное известие, он отреагировал немедленно, выражениями самого искреннего соболезнования от себя лично и от имени Советского Правительства. «Американский народ и Объединенные Нации потеряли в лице Франклина Рузвельта величайшего политика мирового масштаба и глашатая организации мира и безопасности после войны», — дал самую лестную оценку его личности, отнюдь не склонный к высокопарным выражениям, Сталин. Он явно был искренен в своей печали.

Реакция Гитлера являла собой полную противоположность. Фюрер пришел в состояние неописуемой эйфории. В подземном бункере имперской канцелярии, где последние месяцы безвылазно обитал Гитлер и самые близкие к нему лица, рекой.полилось шампанское. И он сам отважился пригубить пенистого напитка. Приближенные фюрера, проникшиеся его настроением, тут же начали сравнивать ситуацию с положением, сложившимся после смерти русской императрицы Елизаветы во время Семилетней войны. Ее уход из жизни буквально спас от гибели уже собравшегося принять яд прусского короля Фридриха II, прозванного Великим.