Призвание варяга (von Benckendorff) - Александр Башкуев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Люди, не зная того, поступают по твоей Воле, думая, что живут по своей. За это они — ненавидят и боятся тебя.
Но это же и есть — Квинтэссенция Власти! И я чуяла, что ты в сущности — кукловод, дергающий в темноте за веревочки. И я всегда хотела стать такой же, как — ты! Ибо это — то самое, что не купишь за Деньги!
Потом тебя вдруг не стало… И люди, не зная того, стали плясать под мою дудочку! И я стала… Чудовищно одинока.
Ты — единственный, кто может понять меня и все мои чувства. Мы — дети одной матери. Я — это немножечко ты!
Ты — резидент, я — твой агент. Ты — сутенер, я — твоя шлюха. Ты "кот", я — твоя девка. Давай будем Честными сами с собой…
Родители дали нам с тобой все: Ум, Честь, преклонение подданных, знание языков и понимание того, что творится в голове собеседника… Они подарили нам Деньги. Кучу Денег. Безумное море Денег… И что теперь?!
К чему нам стремиться?! Тебе интересно задрать подол новой латышке? Тебя, небось, уж тошнит от доступного мяса!
А может, — тебя заводит спустить штанишки смазливому "Виоле-Цезарио"? Но — нет! Ты — не по мальчикам… Уж мне ли не знать — на что направлены твои… гнусные помыслы!
Так ради чего ты живешь? Наступит день и я буду жить ради моих малых деточек. Хочу, чтоб они были у нас с тобой — общими. Я хочу забеременеть от тебя…
Ибо ты — единственный, кто по настоящему любит меня. (Для остальных же я — вроде приза. Этакий особый трофей — на стенку!) И наконец… У нас с тобой "проклятие Шеллингов", — я физически не могу родить не от родственника…
Пока ж… Мы оба пытаемся не сдохнуть со скуки… Тебе по сердцу выжить в очередной катавасии, мне — покорить нового, самого завидного и недоступного мужика!
Все "наши" всегда изумляются, — неужто можно так сходить с ума друг по другу?! Даже… в шестьдесят лет. Как видите — можно.
Когда мы встречаемся после долгой разлуки, — недели две-три у нас что-то вроде "медового месяца". Мы способны вообще не вылезать из постели и говорить, говорить, говорить…
Я люблю мою Маргит. Это — моя жена и мать моих доченек. Этим все сказано.
Я любил "Прекрасную Элен" — Нессельрод. Не будь ее — мне никогда не сформировать моей политической партии. В беседах с Элен (да — в нашей общей постели!) я осознал сам для себя Мою Миссию и все те Ценности, кои я теперь защищаю.
Я любил милую Ялечку. Это — единственная, с кем мне было хорошо и покойно. С ней у нас был — наш Дом…
Но с Доротеей… Это что-то иное. Она — единственное существо на Земле, кое понимает меня и даже может осмысленно посоветовать — как жить и быть дальше.
Из этого же проистекают и все неприятности.
Видите ли… Доротея слишком хорошо понимает меня. Рано, иль поздно, "медовый месяц" окончен, все новости обсуждены и рассказаны — что дальше?
С детства нас приучили "составить друг другу компанию". В "тихие, семейные игры". В шахматы, или карты. Вот тут-то и начинается. Видите ли… Я — лучше всех в Империи играю в шахматы, а она — в карты. С одной малой тонкостью.
Я не самый лучший игрок, просто — я умею выигрывать. И она — тоже.
"Дар фон Шеллингов" в том, что мы "чуем мысли" своего собеседника. Это не телепатия и узнавание мыслей на расстоянии. Я никогда не знаю, что именно думает мой собеседник. Я только "чую" общее направление его мыслей. Я просто знаю, — что он думает по тому, иль иному поводу в общем, но никогда точно.
Я знаю планы и думы противника и достаточно хорошо играю, чтоб их вовремя пресекать. Когда же я сам планирую нападение, здесь важно, чтоб противник не мог верно оценить нарастающую опасность. Если я "вижу", что противник начинает задумываться над моими угрозами (обычно сперва незаметными и весьма косвенными), я…
Завожу с ним разговор о вещах, которые его лично касаются, раскуриваю мою трубку (особенно если он не выносит табачного дыма), долго не могу выбить искру из огнива (бывают весьма нервные шахматисты), начинаю заигрывать с хорошенькой зрительницей. Вы поняли принцип.
Главное, — всякий раз находить что-то новенькое. Я не остановлюсь, пока не "почую", что соперник утратил нить мысли в опасном мне направлении. Поэтому я никогда не проигрываю. (За вычетом случаев, когда проигрыш мне выгоден.)
Увы, Доротея тоже — фон Шеллинг. И она не хуже меня "чует", что именно я "делаю". Она тут же психует, требует, чтобы я "немедленно прекратил" и ведет себя "неспортивно". (Вплоть до того, что — кидается шахматными фигурами.) В такой обстановке играть в шахматы — невозможно.
И мы садимся играть в карты…
Увы, как я уже доложил — руки мои от поводьев и сабли потеряли подвижность и я не могу мухлевать. Хоть и очень хорошо понимаю — как это делается.
Зато сестрица "не может не сдать" себе пару тузов в прикупе, иль такую мне карту, чтоб я решил, что выигрываю, а себе — сами знаете. Я ей говорю в таких случаях, что "не подставляюсь под шулера", а она краснеет, злится и требует, чтобы я показал — "в чем" ее "номер.
Когда я указываю на то, что она сделала, сестра издевается, говоря: "Жандармское воображение и сплошная теория! Ты не поймал меня за руку. Покажи, что это возможно, тогда я признаю твою правоту!" — а у меня пальцы со слабой подвижностью!
Один раз она меня так сильно обидела, что я стал за нею гоняться, приговаривая, что "шулеров бьют подсвечниками", а сестра кричала в ответ: "Не пойман — не вор!" И еще: "На себя посмотри — как ты сам выигрывал в шахматы!
Это — начало. Мы оба — фон Шеллинги и привыкли выигрывать. До той степени, что не зазорно подтолкнуть Фортуну под локоть, чтоб она выкинула чуть лучший Жребий. С "лохами" такое проходит, но против своего ж родственника…
Мы любим друг друга, но — это не повод, чтоб поддаваться любимому! Особенно — в играх.
Мы пытались играть во что-то еще. К примеру в трик-трак, или нарды. На второй день наших игр я застал родную сестру за подбором кубиков и попытками научиться выбрасывать нужные числа. Когда я пристыдил баловницу, она показала мне мои же записки, где я при помощи теории вероятности пытался выяснить для себя разные алгоритмы игры.
Сестра с упреком сказала:
— А вот так — честно? В "дружеской" игре с родимой сестрицей? А ведь я не знаю высшую математику? Неужто ради победы ты готов был даже — на этакое?!
Я в запальчивости отвечал:
— Это не шулерство! Это — такая же подготовка к будущей партии, как — изученье начал и гамбитов! Никто не заставлял меня учить партии мастеров, чтоб знать выгодные начала! Я тренирую мой ум, чтобы…
— Чтоб потешить свое самолюбие! А мне Природа не дала твоего Ума! Что ж мне теперь — вешаться?! Зато у меня — Ловкость Рук и это такой же Дар, как твой Ум! И я пользуюсь тем, что у меня получается лучше тебя!
— Я повредил пальцы!
— Рассказывай… Ты — такой же неповоротливый, упертый, здоровый кабан, как и все наши латышские родственнички! Ты в жизни не умел правильно "сдернуть"! Умел бы — жульничал не хуже меня! Правильно говорят: святоши все — импотенты!
Что ответить на этакое? Вот так и зарождается трещинка…
Может быть потому, что… сестра в чем-то права. Я Унаследовал от отца его Силу, Доротея — его Красоту. Зато мне достался матушкин Ум, а ей — ее Изворотливость.
В любой кувшин не налить выше краешка…
А когда исчезают общие интересы, я начинаю посматривать на иных женщин, Доротея ж — тайком облизывается на иных мужиков. Жеребячья Кровь фон Бенкендорфов. Кровь — Лисов фон Шеллингов. А Кровь во многом — мудрее нас, грешных…
Вот и встреча в Дерпте кончилась обычною гадостью. В одно прекрасное утро Доротея ушла от меня, а за обедом подвела молодого полковника:
— Вот, братец, — это мой старый друг — милый Артур, — при этом она со значением выделила слова "старый друг". Так чтобы я не строил иллюзий по поводу этой "дружбы". (Я страшно ревнив и сестрица умеет сделать больней…)
Я, сделав вид, что не понял, с самой любезной улыбкой пожал руку сэру Артуру Уэлсли — будущему Герцогу Веллингтону. (Сестра всегда умела выбирать "самого лучшего" из любовников…)
Полковник Уэлсли оказался необычайно умен, и у меня всю дорогу возникали сомнения — может быть он тоже "чует" мысли своего собеседника? Я даже, как будто в шутку, спросил у него о таком. На что "милый Артур" заразительно рассмеялся:
— Это — не врожденное. Просто ваша сестра была настолько любезна, что помогла мне примечать малейшие движения глаз, уголков рта, или рук собеседника, и я теперь гораздо лучше всех понимаю. Это немало помогло мне в карьере…
Я так очарован вашей сестрой, что даже предлагал ей Руку и Сердце. Мы, разумеется, не свободны, но вы — такие же лютеране, как — мы! Я думаю, что нет проблем в двух разводах и свадьбе, но Дороти — против. Она говорит, что у нее есть ревнивый любовник, кой может убить, коль она выйдет замуж за человека значительного. Кто бы это мог быть?
Вы — ее брат, Вы лучше меня знаете, — кого она имела в виду? Неужто я не смогу справиться с сим ревнивцем?!