Призвание варяга (von Benckendorff) - Александр Башкуев

— Так вот почему тебя, бабушка, детки кличут Бабой-Ягой!" — немая сцена. Книга с былинами выскользнула из маминых рук и чуть не шлепнулась в тазик с мыльной водой, где отмокали ее мозоли. Хорошо еще книгу вовремя подхватила одна из литвинок. Подхватила и затаилась, распростершись над тазиком.

Матушка же… через мгновение прикрыла глаза рукой — дабы ни у кого не приключилось сердечного приступа. Она немного истерически рассмеялась, и подзывая внучку к себе, спросила ее странным шепотом:

— Скажи-ка мне, — кто был среди этих детей? Наши?!

Катинка, не ведавшая зла от доброй бабушки, приласкалась, и прижавшись розовенькой щекой к сухой пергаментной щеке моей матери, нежно проворковала:

— Нет, бабуленька, никого с нашего хутора и я так на них обозлилась, что сказала, что они и есть, — те самые — гои", — "Гой" в ту пору, с подачи бабули, было самым страшным ругательством в устах моей дочери.

Матушка весело и заразительно рассмеялась, и все выдохнули. Она же, давясь от смеха, воскликнула:

— Пусть именуют хоть Бабой Ягой, лишь бы — не в печь! Да — я и есть для них Баба Яга! А ты моя маленькая — Бабка-Ежка!

Когда мне рассказали об этом случае, я сразу подумал, что не будь Катинка любимой внучкой — она б точно узнала, — откуда сказки про то, как Баба Яга варит детей в котле заживо. Думаю, нет примера яснее, — насколько матушка распускала и баловала свою внучку. Ну, а мы с Ялькой — были на седьмом небе от счастья, что грозная бабушка нашла общий язык с нашей дочерью.

Впрочем, как бы там ни было, — шла война. Пусть весьма странная — с отпусками и весьма вольной жизнью, но — Война. Из Польши приходили вести все более неутешительные, — в битве при Пултуске Бонапарту удалось загнать два корпуса русской армии в болота, — не больше того. Зима в том году встала рано и корпуса Буксгевдена и Беннигсена ушли по застылой трясине в Пруссию на соединение с нашей армией.

Если припомнить все прежние столкновения наших войск с якобинцами, то не считая Суворовских выдумок (но — он же гений!), да отчаянного геройства Багратиона при Шенграбене (но тут — кавалерия), — впервые в истории этих войн наша пехота во всех смыслах не ударила лицом в грязь.

К сожалению, первое одушевление от ничейного исхода Пултуского дела сменилось прямо отчаянием от известий о том, что когда два отрезанных корпуса прославили на весь свет силу России, — прочие пять просто-напросто разбежались по всей Польше, стоило Даву чуть прощупать, — чем они там дышат.

Ну и, конечно же, — партизаны. Впервые сие слово прозвучало именно в этой кампании. Так лягушатники звали поляков, привычных стрелять из лесу в спину нашим солдатам. По мере того, как в Европу доходили вести об этой кампании, армию якобинцев все чаще звали "силой Антихриста.

Польские мародеры камня на камне не оставляли от еврейских местечек, а что они делали с невинными детьми, стариками и женщинами — описывать невозможно.

Да, я понимаю, что в сих местах нашли приют многие беглецы из Литвы и Курляндии, откуда их выбили матушкины "жиды" незадолго до этого. Я, в принципе, могу осознать, что многие, потеряв все по вине "жидовской армии", теперь были злы на нас. Так приходите и решайте вопросы с "жидовскою Ригой"! При чем здесь ваши же земляки?!

Да нет, — кишка у поляков тонка — идти без французов на Ригу, — вот тут-то и началось… Я не хотел бы записывать весь народ в "унтерменьши", но если мне пришлось бы расставить все народы по классам: русские и немцы с французами встали бы хоть и не на самом верху, но — в верхней трети таблицы.

Я никогда не бывал в черной Африке и не видал тамошних людоедов. Совесть мне не позволит поставить польскую мразь на почетное нижнее место. Но они — не далеко оттуда. Отнюдь.

Стоило лягушатникам выдавить в Пруссию корпуса Беннигсена с Буксгевденом, дела пошли веселее. Главные силы противника вышли в тыл нашей позиции.

По счастью, — наша запасная линия у Прейсиш-Эйлау оказалась не обойдена и мы заняли эти траншеи. Верней, — наши егеря это сделали, моя ж кавалерия каталась вокруг.

Поездил я недурно, — выяснилось, что в мелких стычках первых дней декабря мой батальон срубил где-то сотни три французских лазутчиков, кои шастали в тех краях, потеряв где-то семерых, или, нет, вру — восьмерых человек. Это произвело настолько хорошее впечатление, что я стал полковником.

Самой же большой для меня наградой стало то, что сами французы впоследствии признавались, что наши траншеи произвели на них неизгладимое впечатление. Сам Бонапарт, когда ему утром сообщили о том, что французские авангарды встречены ураганным огнем, долго разглядывал поле боя, а потом с негодованием произнес:

— Я не вижу врага! Вы что, — считаете сих кротов, что накопали нор среди поля — настоящим противником? Командуйте-ка атаку!" — прежде чем ординарец побежал исполнять приказ, фельдмаршал Ланн отчеканил:

— Ваше Величество, — не совершайте ошибки! Я насмотрелся на сии норы и скажу, что они вырыты не кротами, — но сворой таксусов, коими славится Рига. Собак сиих нарочно выводят для норных боев, глупо бодаться с такими на их же позиции!

На сие Император с беспечностью отмахнулся:

— Отправляйтесь к солдатам, мой Ланн. Я вызову, коль в Ваших словах есть толика здравого смысла.

Через пару часов побледнелый, как смерть, корсиканец велел отступать и потребовал к себе Ланна в другой раз. Когда тот явился, Бонапарт стоял перед картой окрестностей:

— Ну что, знаток рижских таксусов, — рассказывайте, что вы знаете об этих псах. Первым делом о слабостях. Фатальных.

Ланн вытянулся и прищелкнул сапогами в ответ:

— У них короткие ноги, мон Сир. Изо всех собак, пасть коих чего-нибудь стоит, у таксусов — самые короткие ноги. Прикажите быстрей отходить и Вы сами увидите сей изъян!

Французский диктатор с изумлением посмотрел на своего командира, а тот продолжал:

— Штуцер бьет дальше пушки, поэтому егерям нет смысла ни вставать в линию, ни в колонну. Таксусы непривычны к стае и строю, — они дерутся в норе один на один. Как на охоте, они идут рассыпной цепью — у каждого своя цель. При первой опасности они приучены залегать и окапываться, ибо штуцер дозволяет зарядить себя из положения лежа.

Сейчас зима. Земля промерзла и ее не возьмешь егерской лопаткой, так что латышей не поднять, ибо каждый из них — сам по себе. Хуторянская психология. Глупо давить ежа, но где вы видали ежа сильно хищного?

Отчаянный корсиканец отрицательно мотнул головой:

— Мне нужна победа, а не отступление. Ежели мы уступим…

— Таксусы не полезут из своих нор, но медведи, что сейчас зализывают бока за их спинами, — бросятся за нами в погоню.

Бонапарт, по рассказам, чуть не подпрыгнул от этих слов:

— Они способны атаковать?! Без огня егерей?!

— Мон Сир, — Беннигсен увольнял Барклая из армии по… личным мотивам. Они не помогут друг другу даже если — небо обрушится на землю.

Буксгевден же — католик. Если б нас тут не было, — неизвестно — не бросилась ли бы вся лютеранская свора на подранков — католиков…

Великий корсиканец со значением потер руки:

— Господа, а ведь все — не так скверно! Спасибо, Ланн, Вы еще расскажете о повадках этих коротконожек, а сегодня…

Эй, там — играйте общий отход! Гвардии сосредоточиться вот здесь и здесь… С рогатинами. На медведей…

Лично мое участие в деле было совсем номинальным. Мы лишь взглядом и сочувственным вздохом проводили русских, которые браво умаршировали от наших траншей в пелену белого снега, который вдруг стал сыпать посреди дня. Я уже знал якобинскую силу и не сомневался, что их поспешное бегство — не более чем ответный сюрприз.

Тут из снежной пелены загрохотали пушки и через пару минут показались русские пехотинцы, кои со всех ног бежали к нашим траншеям от невидимого за снегом противника. Потом выяснилось, что сей снег спутал все карты.

Французы побоялись подпустить русских чересчур близко (в рукопашном бою русский медведь просто — страшен), мы их вовремя заметили и если медведи и вляпались в чужие капканы, то оставили там — клочок шерсти, да кончик хвоста. Ну, может — что-то из мягкого места. За науку сию.

Тем и кончилось дело при Прейсиш-Эйлау. Якобинцы выяснили, что русских теперь не выманить из-за наших спин калачами, да и прислали парламентеров. Мол, ввиду чисто позиционного характера войны, не разойтись ли нам всем — по домам. К пиву, вину, да сладким бабам? А наш спор мы продолжим, как сойдет снег.

Впервые Бонапарт получил достойный отпор. Конечно, — Прейсиш-Эйлау не был победой, но Барклай не понес потерь и со всех краев к нам пошли делегации — изучать опыт. Французов били и до того, но впервые удалось остановить — Самого!

Матушка сразу увидела в сем прекрасные шансы и… объявила о празднованиях пятилетней годовщины открытия Дерптского Университета.