Жизнь в зеленом цвете - 4 - MarInk

- Молодец… - повторил Гарри. - Я был хорошим, правда?

Внезапно Гарри затрясло, как в лихорадке; он дрожал и дрожал, неспособный остановить это. Он обхватил себя обеими руками, чтобы согреться; руки были мокрыми, в крови, и только добавили холода. Впрочем, по сравнению с тем холодом, каким тянуло из чёрной дыры где-то там, где у нормальных людей гнездится то, что принято называть душой, это было сущим пустяком.

Дверь Большого зала вылетела, рассыпаясь по дороге в щепки; на пороге появились Дамблдор и Грюм с палочками наизготовку.

- Отставить атаку, мёртв не Гарри! - приказал Дамблдор куда-то через плечо.

Они быстрым шагом подходили к нему, директор школы, где он учился, и старый аврор, применявший к нему Империус из лучших побуждений; но быстрее их были две лёгкие фигуры, бежавшие со всех ног.

Они упали на колени в лужу крови рядом с Гарри - неестественно яркие багровые брызги разлетелись во все стороны веером - и обняли Гарри, прижали к себе крепко-крепко, как будто никогда и никому не позволили бы больше его обидеть. Гарри судорожно цеплялся за Фреда и Джорджа в ответ и чувствовал, как от их живого тепла уходит его дрожь; его руки и лицо пачкали их в крови, но им едва ли было до этого какое-нибудь дело. Его рубашка и джинсы промокли насквозь, пропитанные кровью того, кого он убил минуту назад, и облепили тело, и эта кровь снова пачкала близнецов; но их руки так плотно смыкались вокруг него, словно всё, что он только что сделал, ничего, совершенно ничего не значило.

Он чувствовал бешеную тревогу и умиротворённую радость - и это были их тревога и радость; он чувствовал огромную любовь и осторожную заботу - и это были их любовь и забота; он чувствовал надсадную боль и тошнотворную горечь - и это были его собственные боль и горечь.

Дамблдор и Грюм стояли, опустив палочки, а тёмный потолок Большого зала тем временем затягивали тусклые тучи, и спустя несколько секунд заморосил противный мелкий дождик - из разряда тех, что никогда, на самом деле никогда не кончаются.

* * *

В лазарете было словно в другом мире. Гарри был отчищен от крови - кожа местами слегка зудела от интенсивных очищающих заклинаний - напоен десятками зелий, намазан кучей разных мазей; ему даже казалось несколько раз в течение прошедшего часа, что он - большая пластмассовая кукла, над которой мадам Помфри изгаляется в своё удовольствие. Всё это время Фред и Джордж не выпускали его рук, не отходили дальше, чем на пару шагов, но ничего не говорили, и Гарри был им за это благодарен. Ему не хотелось пустых натянутых разговоров; а тепло рук близнецов привносило в мир некую непривычную оптимистическую нотку.

Предполагалось, что зелье Сна без Сновидений в упомянутый сон Гарри и погрузит; но на деле нервы Гарри были всё ещё натянуты, как канаты. И, несмотря на то, что он был вымотан до предела, заснуть у него не выходило; он мог только болтаться где-то между сном и явью, неподвижный, с открытыми глазами. Мысли в голове слегка замедлили своё хаотичное движение, но не настолько, чтобы заснуть. Гарри смотрел в монотонно-белый потолок, и перед его глазами мелькали воспоминания, словно то был не потолок, а экран. Яркие, цветные, чёткие, как фотографии.

Сириус тоже был рядом - в анимагической форме. Его, в конце концов, всё ещё разыскивали по всей Британии, чтобы предать Поцелую дементора. Холодный собачий нос то и дело ободряюще тыкался Гарри в сгиб локтя, совсем рядом с той раной, которую сделал Хвост, чтобы забрать кровь. Гарри чувствовал, но не реагировал. Ни на какие действия, кроме как лежать на пахнущей чистотой кровати пластом и пялиться в потолок, его не тянуло. Его тошнило - то ли от лечебных зелий, то ли от того, что он сделал. Скорее всего, и от того, и от другого.

Ему уже доводилось убивать людей. Но никогда ещё это не приносило ему такого чисто физического отвращения к самому себе; пожалуй, так же он реагировал бы на суп из флоббер-червей на обед. Он продолжал чувствовать кровь на своих руках, хотя он знал, что они совершенно чистые, продолжал чувствовать, как проталкивается пальцами сквозь плотные мышцы, как разрывает податливую кожу. Это было самым отвратительным из всего, что ему доводилось чувствовать когда-либо. Хотелось отрезать свои руки и сжечь, чтобы не чувствовать этого больше никогда. Хотелось отрезать себе язык, чтобы на нём не проступал вновь и вновь привкус чужой крови, её характерная скользковатость, этакая шелковистость, когда она проскальзывает в горло, ещё тёплая, вкуса меди. Ещё никогда Гарри не желал так сильно никогда и ни за что не рождаться на этот чёртов свет. Он был трижды дураком, когда соглашался на подобную аферу. Если его уговорили прийти сюда где-нибудь там, где отсиживаются души до того, как отправятся в тела, и использовали при этом аргументы вроде тех, что на Земле весело и легко, то на них всех там следует подать в суд. Нельзя врать так беспардонно и оставаться безнаказанным.

Скрипнула дверь. Мадам Помфри мгновенно зашипела:

- Тихо, пожалуйста! Гарри спит!

- Вот как раз о нём мы и хотели поговорить, - шёпот Фаджа выдавал злость и страх.

- Увы, Поппи, нам необходимо побеспокоить его, - Дамблдор говорил в полный голос.

- Я не сплю, - безразлично отозвался Гарри, не поворачивая головы.

- Очень хорошо, - голос Дамблдора звучал так, словно всё было и вправду очень хорошо. - Нам нужно побеседовать с тобой.

- Да, конечно, - Гарри продолжал смотреть в потолок. Насколько он мог понять на слух. Дамблдор придвинул стул к кровати и сел рядом с Джорджем.

- Дамблдор, и Вы собираетесь ему верить? - с явственными истеричными нотками поинтересовался Фадж. - Да он же сумасшедший, Ваш Поттер!

Гарри услышал, как Фред со свистом втянул воздух сквозь сомкнутые зубы. Если Фадж будет продолжать в том же духе, то очень рискует нарваться на не слишком приятную шуточку от близнецов. Дурсли, наверно, до сих пор икают, чихают и сморкаются.

- Я уверен, что Гарри абсолютно здоров психически, - светским тоном возразил Дамблдор.

«Ну, я бы на его месте не стал так категорично утверждать».

- Да?! А как Вы назовёте человека, который оторвал кому-то голову голыми руками?

- Это сделал не Гарри.

Гарри от неожиданости захлопал ресницами.

- А кто же ещё? - озвучил мысли Гарри Фадж.

- Увы, этот Пожиратель был не совсем адекватен в своих действиях и, решив убить Гарри, взялся не за тот конец своей палочки.

Гарри захотелось снять с ушей полную пригоршню лапши.

- Как видите, его небрежность привела к плачевным результатам. Не вина Гарри, что его забрызгало чужой кровью.

Фадж стоял в раздумьях. Заявить Дамблдору, что ни один человек не перепутает концы собственной палочки, было бы бесполезно; наверняка директор только что изучал палочку Крауча. Разумеется, никто, кроме самого Дамблдора не знал, что директор там нахимичил, но факт оставался фактом - Дамблдор сейчас больше всех знал о том, что вытворяла палочка ныне мёртвого Пожирателя.