Пьяная Россия. Том первый - Элеонора Кременская

Вообще, он имел две слабости: всегда с утра натощак пил крепкий черный чай из пышущего жаром электрического самовара, непременно закусывая шоколадными конфетами, и по вечерам любил с часок поваляться на мягком диванчике, бездумно глядя в голубой экран лопочущего о чем-то пустом, телевизора. Кроме этих двух слабостей имел еще одну, он терпеть не мог сегодняшнюю Россию и сегодняшних русских вообще. Демократам, возглавлявшим страну, он не доверял и все ждал ошибок, а когда дожидался, они действительно много ошибались, издевательски хохотал. Он не верил, что правительство заботится о народе, а верил только в воров-чиновников и правителей – предателей страны. Русских считал дегенератами и обзывал всех вокруг быдлом, не забывая, впрочем, и себя самого… Он насмешничал над покорными русскими пенсионерами и тыкал пальцем в сторону интуристов, пенсионеров среди них было подавляющее количество. Он вопрошал тогда престарелых русских, что же они-то не ездят в ту же Германию, которая побежденная советскими людьми, а значит русскими, весьма быстро оправилась после войны, что мы и видим в лице ухоженных немцев? Разве можно сравнить нашу какую-нибудь бабушку, согбенную непосильными заботами, почернелую от горя, одетую в силу нищенской пенсии, как попало и ту же бабушку, только немецкую, красивую, подтянутую, с прической на голове, довольную своей одеждой, пенсией и жизнью?..

Недоверка смеялся победоносно на смущение русских пенсионеров и спрашивал у них, куда же они ездят отдыхать? А, разве что на дачу комаров кормить да нарабатывать лишний горб, только бы вырастить достаточно картошки и прочих овощных радостей для прокорма своих прожорливых деточек и внуков.

Он не верил молодежи и останавливался возле патриотов России с их странными лозунгами о прекращении алкоголизма и курения. Беззастенчиво ругался с растерявшимися патриотелами, доказывая им, что как пили в России, так и будут пить. Генетика и наследство – штука прилипчивая, а вышли мы все из народа, а народ, как известно – быдло… В царской России пили, в советской пили и в «демократической» пьют, потому что быдло. Алкоголизм – удел дегенератов, а их – вся страна. Интеллигенция либо эмигрировала, либо погибла в сталинские времена, а кто выжил, никакого влияния на народ оказать не в состоянии, слишком малочисленны… И потом уже давно доказано, что и пивные алкоголики, и прочие – просто больные люди, у них не в порядке мозги, а больные мозги, где лечат? – Правильно, в дурдоме! Стало быть, не показательные акции надо устраивать, приобщая всех к спорту, это уже проводилось в Советском Союзе и, между прочим, совершенно безрезультатно, а открывать повсеместно «дурки» и укладывать туда алкашей насильно, загонять стадами и не выпускать долго-долго, потому как даже с помощью гипноза и лекарств, все равно этих тварей на перенастроишь, найдут лазейку в своем дебильном сознании и продолжат пить, как ни в чем не бывало…

Недоверка критически оценивал власть демократов и был убежден, что своими невероятными поступками они приведут Россию к погибели и окончательному разрушению. Он говорил:

– До Уральских гор от западных границ будет Америка, а от Уральских до Дальнего Востока – Китай или Корея, кто из них успеет.

И был убежден в своей правоте.

Он подчеркнуто присоединялся к коммунистам, важно протаскивал красный флаг на первомайской демонстрации и после весь день ходил с красным бантом в петлице безукоризненно-строгого костюма, и поглядывал свысока, и даже с вызовом на единороссов, как известно, присуседившихся к празднованию первомая.

Он очень любил ездить на электричке на старую дачу, принадлежавшую еще его покойным родителям. В переполненной электричке он затевал разговор об урожае и испытывал особое удовольствие, если мог вовлечь в беседу почти весь вагон.

Он много читал, в основном, научно-популярные журналы, методично выискивал по программе передачи с таким же содержанием и потом смотрел по телевизору, не отрываясь. Точно также, методично он при помощи телевизионных ученых разобрал библию и евангелие, и понял, что события, описываемые там не совсем верны, или изображены настолько неправильно, что он резко потерял вообще к этим книгам всякий интерес, считая дальнейшие их исследования лишней тратой времени и энергии. Легенды и сказки не так уж редки, в этом мире у любого из народов их предостаточно…

Любовь его нисколько не интересовала, к позывам своего тела он оставался равнодушен, считая это пустым и не нужным ему делом.

– Нет мысли, нет и желания, – часто говаривал он своим сослуживцам по работе, изумлявшимся на его одинокую жизнь.

В сущности, конечно, его стойкому одиночеству было объяснение. В детстве он испытал особо сильное потрясение. Его родители то разводились с драками и слезами, то опять сходились. Во времена размолвок они срывали свою озлобленность на нем, своем сыне, и он метался между ними… так, он и пришел к выводу, что брак и семья – это очень больно и лучше уж прожить жизнь одному, чем с кем-то.

Ах, эта вечная проблема русских глупых людей слишком заботящихся о себе любимых, чем о ком-то другом или о ком-то другой…

Однажды, летом он приехал на дачу и не успел перейти по тропинке, ведущей к дачному поселку поле, засеянное зеленым овсом, как… Вдалеке засверкали молнии. Скоро все небо заволокло тучами, стало черно и мрачно. Подул бешеный ветер, который с каждой минутой все усиливался и усиливался. Гнулись в дугу тонкие деревья, что росли по краям овсяного поля, а большие раскачивались со страшной силой, теряя ветки и зеленые листья. Все закружилось вокруг в безудержном танце урагана. Недоверка попытался преодолеть силу ветра, припал к тропинке, пополз обратно, к станции, к спасительному перелеску. Но не успел, его оторвало от земли, за которую он цеплялся, в тщетной надежде, спастись. Он подлетел вверх, к самым тучам, оглушительный гром рявкнул на него страшным перекатом. Пошел сильный дождь и Недоверка, враз, отпущенный, грохнулся об землю, упав, наверное, с высоты десятиэтажного дома. Рядом с ним посыпались, подпрыгивая ветви и даже целые деревья с корнями. А Недоверка лежал неподвижно… Хотя нет, он встал… над самим собой. Красота его собственных рук захватила его, долго еще он любовался на серебристое свечение, исходящее от него самого, пока не осознал, что тело его мокрой тряпкой валяется у ног…

Недоверка огляделся растерянно. Ураган стихал, тучи быстро улетучивались, уступая место солнечному спокойному дню.

Недоверка оставил свое тело и в шоке, в смятении мыслей и чувств подошел к растрепанному бурей перелеску. И деревья, и травы, и цветы откликнулись на его безмолвный зов о помощи. Они все обладали мыслью и голосом. Они говорили с ним, они успокаивали его, они любили его. А уцелевшие деревья предложили ему отдохнуть на своих ветвях… Все растения были по-своему разумны, и это больше всего потрясло Недоверку. Он не знал, ах, он не знал этого и теперь горько раскаивался за каждый сломанный им сучок, за каждое поврежденное им деревце. При этом он каким-то чудом знал, что та самая липа, посаженная им еще школьником, вспоминает его добрые руки и вообще помнит о нем…

Но тут что-то произошло, движение, тяга куда-то. Недоверка успел заметить, что тело его окружили люди, и женщина со светлыми волосами энергично проводит массаж сердца. Недоверка полетел, протягивая в немом жесте просьбы о помощи руки к растениям, ему так было хорошо и так не хотелось возвращаться в то сырое и мерзкое, что называлось его телом… он очнулся. На него смотрела Она.

Он изумился, глядя на нее, протестующие крики так и застряли в его горле. Маленькая, худенькая, но стройная, она… Белая длинная шея, окутанная воздушным шарфиком. Руки с ловкими музыкальными пальцами легко лежали у него на груди. Быстрым взглядом она сразу оценила все его мысли и тайные, и явные. Вместе с ее появлением, в его жизнь проникли запахи дождя и умытой травы.

– Недоверяю! – простонал в тоске Недоверка.

Потом он сидел в гостиной ее дома. По ту сторону станции была большая деревня. Вот в эту-то деревню и отнесли его люди.

Дом был что надо. Светлая комнатка, обклеенная золотистыми обоями, так и светилась. На сверкающем чистом полу играли солнечные пятна. Добротная полированная мебель расставлена была уютно и просто. Русская печь белела в кухонном пространстве. На стене тикали часы с маятником. Повсюду висели картины с лесными пейзажами.

Недоверка лежал на мягком диване, потрясенный всем произошедшим с ним, он уснул и проснулся только на следующий день.

Проснулся и понял, что он Дома… Он, Недоверка, как-то, где-то жил, а Дом ждал его вместе с ней. Она выглядела такой родной, такой… Одним словом, пропал Недоверка и объявился Верка.