Мама Стифлера - Лидия Раевская

Я оторвал взгляд от листьев-зайчиков, и посмотрел ей прямо в глаза. Таня смотрела на меня серьёзно. Хотя, может, и показалось. Может, и не смотрела она на меня вовсе. Или не на меня смотрела. Я выдавил из себя улыбку. Такую, которую выдавливают из себя родственники неизлечимо больного человека, скрывая от него диагноз:

— А я уже видел её… То есть тебя. Маленькая она… Ты, то есть, такая… Ещё не видно ничего толком, а сердечко бьётся быстро-быстро… Ты не скучай тут, ладно? Присмотрят за тобой, одну не оставят. Ты пойми только: я не от тебя, я от воспоминаний тех уйти пытаюсь. Ни к чему нам они теперь. Новая жизнь впереди. С нуля. Ты… Ты не обижайся, родная…

Таня молчала.

Я подождал немного. Чего? Не знаю. Может, знака какого-то… Что поняла, что услышала, что отпустила с миром…

И почему-то всё это время смотрел на листья. Они лежали на месте. Не упали, не слетели, ничего…

— Прощай, Танюшка.

Развернулся, прикрыл за собой дверку оградки, и торопливо зашагал к выходу.

И только когда заводил машину, вспомнил, что в первый раз, почти за два года, что сюда езжу, я не погладил на прощание Танину фотографию…

… В Центральный Детский Мир он вошёл быстрым шагом, и тут же остановился.

"Господи, сколько ж лет я сюда не заходил, а? Двадцать? Да нет, больше, наверное. А часы, часы тут остались? Где они?"

Повертел головой, прошёл вперёд через современные автоматические турникеты, и поднял голову вверх. Огромные часы показвали без одной минуты час.

"Если они до сих пор работают — это будет просто чудо. Надо желание загадать, пока время есть. Если ровно в час дня из часов начнут выезжать игрушки, тогда…"

Загадать он ничего не успел, потому что часы вдруг ожили, дверки распахнулись, и из них медленно стали выезжать Кот в Сапогах, Заяц, Петух, Лиса…

Глаза заслезились от яркого света. Или не от света? Почему-то в голове всплыли яркие воспоминания: вот его, маленького такого, мама ведёт за руку в секцию детского трикотажа (его тогда очень пугало это незнакомое странное слово), а он отчаянно упирается, и требует купить красный паровозик… Мама сердится, бранится, а он упирается и плачет. А потом они с мамой стояли вот тут, прямо на этом самом месте, и смотрели, как из волшебных часов выезжают сказочно красивые игрушки. А потом снова уезжают обратно в часы. Мама тоже тогда смотрела на это с таким восторгом… А он прижимал к груди коричневый бумажный свёрток с паровозиком, и ел мороженое в вафельном стаканчике…

За Лисой захлопнулась дверка до следующего часа, а он, не скрывая улыбки, направился искать по этажам детскую коляску…

Теперь счёт шёл на дни. Костя не находил себе места. Айболит не звонил, и это очень пугало и настораживало. Костя успокаивал себя, что, наверное, всё идёт хорошо. Иначе, Айболит бы позвонил.

Он уже не знал, чего боится больше: звонка или неизвестности. Ночью клал телефон под подушку, и долго не мог уснуть. Иногда ему снилось, что звонит телефон, и он просыпался, и долго кричал в трубку "Алло! Говорите!" — пока до него не доходило, что звонок — это плод его воображения.

"Как бы не сойти с ума. Вот смешно получится: Таня домой приедет, а я тут сижу на полу, и из валенка стреляю. Обхохотаться можно. Так нельзя. Мы почти до конца дошли. Таблеток попить каких-нибудь, что ли?"

Иногда, когда совсем не спалось, Костя поднимался на второй этаж, и осторожно входил в будущую Танину комнату.

Под небесно-голубым балдахином стояла белая резная кроватка. Чуть поодаль — комод и пеленальный столик. Манеж в углу. И много-много кукол. Таня не любила розовый цвет. Говорила, что в розовом ходят только болонки и их хозяйки…

Костя улыбался каждый раз, когда вспоминал, как он выбирал эту мебель и одежду. Его тогда спросили: "Кого ждёте? Мальчика или девочку?", а он, не задумываясь ляпнул: "Таню!"

Молодая продавшица засмеялась, и подумала, наверное, что у будущего папы от радости крышу снесло. И тут же притащила ворох розового атласа и кружев. "Только не розовое!" — запротестовал. И, после долгих споров с продавщицей (удивительно, но она не вызывала раздражения), купил гору всевозможных детских вещей голубого цвета. Танечкиного любимого.

"Вот тут ты будешь жить. Пока не подрастёшь. А потом видно будет…"

Странно, но ему не приходило в голову, а что будет потом, когда Таня вырастет из этой кроватки? Хотя, ничего странного. Она ещё даже не появилась на свет…

Как всегда бывает, когда чего-то очень долго ждёшь, всё приходит и случается тогда, когда ты достигаешь крайней степени ожидания, граничащей с отчаянием.

Звонок раздался ночью.

Костя вскочил, и закричал в трубку:

— Алло! Говорите!

И вместо привычной тишины, после которой приходила какая-то детская обида, он услышал голос Айболита:

— Два килограмма, девятьсот пятьдесят граммов. Пятьдесят сантиметров. Здорова.

Вначале Костя ничего не понял. Что там в граммах? Кто здоров? Откуда эти цифры?

Через десять секунд до него дошёл смысл сказанного, и он подскочил на кровати:

— Родилась?!

Айболит хихикнул:

— Обычно спрашивают по-другому: "Родила?", но в вашем случае…

— Тихо. Молчите. Ничего не говорите!

"Вот! Вот оно! Всё!!! Таня! Танечка! Господи, миленький, спасибо тебе, спасибо, родной! Так… Стоп. Дыши, Власов, дыши глубже… Вот так…"

— Хотите приехать? — осведомился Айболит.

— Уже еду!

"Танюша, я еду! Через час я буду с тобой. Навсегда. На всю жизнь. И я тебя больше никому не отдам!"

Забыв на неубранной кровати телефон, очки, и один носок, Костя вылетел на улицу, и помчался к гаражу…

— Здравствуйте, Костя, — Айболит улыбался, но глаза его оставались серьёзными, а взгляд — настороженным, — примите мои поздравления. Мы с вами сделали то, что не делал ещё никто. Но об этом мы с вами поговорим позже. Хотите на неё взглянуть?

Рот пересох настолько, что ответить-то что-то не предоставлялось возможным. И он просто кивнул. Три раза.

"Тьфу, как китайский болван… Фигня. Неважно. Сейчас…"

— Не шумите только. Ночь на дворе, роженицы и дети спят. Постарайтесь сдерживать эмоции, хотя, поверьте, я вас по-человечески более чем понимаю.

Айболит толкнул стеклянную дверь за своей спиной, и бесшумно зашагал по длинному коридору. Костя на ватных ногах шёл за ним.

Дойдя до самого конца коридора, они свернули налево, и Айболит остановился у одной из дверей:

— Вот сюда. Очень прошу: соблюдайте тишину.

Костя беспомощно оглянулся, и трижды размашисто перекрестился.

Айболит терпеливо ждал.

И тогда он вошёл…

В пластиком корытце лежала она.

Таня.

Его Таня.

Красное личико с опухшими веками недовольно морщилось в не по размеру большом чепчике.

Костя закрыл своё лицо руками, а потом снова взглянул на Таню через раздвинутые пальцы.

— Танечка…

И зашатался.

Айболит, видимо, был к этому готов, поэтому подставил молодому папе (?) своё плечо, и помог дойти до кресла в углу.

— Так лучше?

Кивок в ответ.

— Воды?

Снова кивок.

Журчание воды, наливаемой в стакан.

"Таня… Танечка… Маленькая ты моя девочка… Ты только живи, Танюша, ты живи только! Господи, я столько месяцев боялся, что ничего не получится, а теперь боюсь ещё больше. Второй раз я тебя потерять уже не смогу…"

— Выпейте.

Вода полилась по подбородку на белый халат, и он беспомощно посмотрел на врача.

— Ничего. Вот салфетка. В соседней палате вам постелили. Вам сейчас нужно поспать, согласны? Завтра вы сможете мыслить трезво. На сегодня, думаю, достаточно. Ещё раз будете смотреть?

— Буду.

Голос был хриплым, как у больного ангиной, но на это никто внимания не обращал.

Он встал, вытер тыльной стороной ладони подбородок, и снова подошёл к кроватке. Таня спала, хмуря во сне редкие тёмные бровки.

— Спи, Танечка, спи, моя девочка… Я тут, я рядом… ты зови меня, если что вдруг понадобится — я сразу прибегу. Договорились?

Айболит за плечом сухо кашлянул:

— Костя, идите отдыхать. О ней позаботятся, не волнуйтесь.

Часы на стене показывали четыре часа утра…

— Костя, мы с вами взрослые люди, верно? — Айболит массировал виски. Разговор продолжался второй час. — Вы рисковали огромными деньгами, и многим ещё. Мы тоже. Считайте, что вместе мы сделали невозможное. Вы понимаете, что я должен…

— Сколько?

Голова болела. К этому разговору я готов не был.

— Ну снова-здорово… Не в деньгах дело, Костя…

— А в чём? Вам слава нужна, известность?

Пауза. Айболит сморщился.

— Если хотите — да. Ничего подобного ещё не делал никто. Понимаете? Никто! Миллиарды были выброшены на эксперементы, и за всю историю человечества… Костя, вы только вникните: че-ло-ве-чест-ва — не было ни одного удачного результата.