Собрание сочинений. Т.13. Мечта. Человек-зверь - Эмиль Золя

При этом воспоминании пелена, заволакивавшая взгляд Флоры, рассеялась, и девушка вновь увидела покойницу, освещенную желтым пламенем свечи. Матери больше нет. Не уйти ли и впрямь к Озилю, стать его женой? Ведь он ее любит, — как знать, может, с ним она и найдет свое счастье? Но тут все в ней взбунтовалось. Ни за что! Уж если она окажется такой трусливой, что не сумеет расправиться с теми двумя, а сама останется жить, — у нее все-таки достанет гордости не выходить за нелюбимого! Лучше уж она пойдет бродить по дорогам, наймется в услужение… Непривычный шум заставил ее насторожиться, но она тут же поняла, что это Мизар долбит киркой глиняный пол в кухне, — он с таким остервенением разыскивал припрятанные деньги, что, казалось, способен был разворотить весь дом. Нет, с этим мерзким кротом она тоже не останется! Что же делать? И в эту минуту опять налетел ураган, стены затряслись, а по бледному лицу покойницы скользнул кроваво-красный отблеск, осветивший широко раскрытые глаза и застывший в насмешливой гримасе рот. Это прошел последний пассажирский поезд из Парижа, его тащил за собой тяжелый локомотив.

Флора повернула голову и увидела звезды, озарявшие мирный покой весенней ночи.

— Три десять, — чуть слышно прошептала девушка. — Через пять часов они будут здесь.

Надо на что-то решиться, не станет она больше терпеть! Видеть их, видеть, как они каждую неделю ездят в Париж предаваться любви, — свыше ее сил! Теперь она твердо знает: никогда Жак ее не полюбит! Ну, а коли так — пусть он лучше сгинет, пусть все пойдет прахом. Мрачная комната, где она уже бодрствовала несколько часов, переполняла ее скорбью, и в душе Флоры росла жажда разрушения. Ведь в живых не осталось никого, кто бы ее любил, а раз так — пусть и другие умрут, как умерла ее мать! Да, еще немало людей умрет, они погибнут все сразу. Сперва погибла сестра, потом — мать, а теперь погибла и любовь! Что ей делать? Уйдет ли она куда или останется тут — везде она будет одна, вечно одна, а те, другие, всегда вдвоем… Нет! Пусть уж лучше все рухнет, пусть смерть, что притаилась в этой закопченной комнате, как буря налетит на железнодорожное полотно и уничтожит все живое!

Довольно раздумывать, пора действовать, надо только найти способ и совершить то, что она решила. И Флора вернулась к мысли вынуть рельс. То был самый верный, простой и надежный путь: выбить молотом рельсовые подушки, а потом рельс и сам соскочит со шпал. Инструмент у нее есть, в этом пустынном месте ее никто не увидит. Лучше всего это сделать за выемкой, на пути к Барантену, там железная дорога изгибается, а потом взбегает на косогор, который метров на семь или восемь возвышается над ложбиной, — тут уж поезд непременно сойдет с рельсов, произойдет ужасное крушение. Но, припомнив расписание, Флора обеспокоилась. Курьерский поезд из Гавра проходит здесь в восемь шестнадцать, перед ним должен еще пройти — в семь пятьдесят пять пассажирский поезд. Итак, у нее будет двадцать минут, больше и не нужно. Одно только плохо: между ними могут пустить без расписания товарный поезд, это нередко случается, особенно когда в Гавре соберется много грузов. Стоит ли рисковать?! Если бы знать заранее, что полетит под откос именно курьерский! Но кто может поручиться? PI Флора снова принялась мучительно думать. Еще не рассвело, на столе по-прежнему горела свеча, она уже совсем оплыла, а высокий фитиль, с которого не снимали нагара, обуглился.

Снаружи донесся шум — подходил товарный поезд из Руана, и в эту минуту возвратился Мизар. Руки у него были в земле, он только что сверху донизу перерыл дровяной сарай; Мизар тяжело переводил дух, бесплодные поиски вывели его из равновесия, он весь кипел от бессильной ярости и, точно одержимый, снова принялся шарить под кроватью, за шкафом, в очаге — везде. Поезду, казалось, конца не будет, огромные колеса мерно громыхали на стыках рельсов, и при каждом толчке покойница слегка подпрыгивала на кровати. Снимая со стены небольшую картину в дешевой рамке, путевой сторож остановил взгляд на широко раскрытых глазах умершей, — как и прежде, они будто следили за ним, а на губах змеилась насмешливая улыбка.

Он побелел, по его телу прошла дрожь, но, подавляя испуг, он злобно пробормотал:

— Да, понял: «Ищи! Ищи!»… Найду, черт побери, так и знай, пусть даже мне придется разобрать дом по камешку и перекопать всю землю в округе!

Темный состав медленно прополз во мгле, теперь Фази лежала недвижно, по-прежнему не сводя мертвых глаз с мужа, и в этом взгляде было столько насмешки и уверенности в победе, что Мизар снова выбежал, даже не прикрыв за собою дверь.

Выведенная из задумчивости, Флора поднялась. И заперла дверь — она не желала, чтобы этот человек опять тревожил покой ее матери. Потом, к собственному удивлению, проговорила вслух:

— За десять минут вполне управлюсь…

Конечно же, десяти минут достаточно. Если за десять минут до прихода курьерского не будет сигнала о другом поезде, она примется за дело. Приняв окончательное решение, Флора перестала тревожиться, отныне она была спокойна.

Часов в пять забрезжил день, занималось свежее прозрачное утро. Несмотря на предрассветный холодок, девушка широко распахнула окно, и в мрачную комнату, где стоял чад от оплывшей свечи и трупный запах, ворвался дивный утренний аромат. Солнце еще не взошло над горизонтом, оно притаилось за лесистым холмом; но вот и оно появилось — румяное, улыбающееся, озаряя склоны, наполняя светом ложбины, вызывая к жизни весенние соки, от которых набухала земля. И Флора подумала, что накануне вечером она не ошиблась: утро будет чудесное, напоенное молодостью, лучезарным здоровьем и радостью жизни. Что из того, что вокруг раскинулся пустынный край, пересеченный цепью холмов и прорезанный узкими ущельями, — как хорошо было бы брести сейчас по крутым тропинкам, брести куда глаза глядят! Она отвернулась от окна, шагнула в глубь комнаты и поразилась: оказывается, совсем светло, недавно еще яркое, пламя свечи походило сейчас на тусклую слезу. Девушке почудилось, что мертвые глаза матери глядят теперь на железнодорожное полотно, где в обе стороны бегут поезда, которым и дела нет до того, что здесь, в доме, покоится мертвое тело, а рядом с ним бледно мерцает угасающая свеча.

Ночью Флора не выходила к шлагбауму. В первый раз она вышла из комнаты, чтобы встретить пассажирский поезд из Парижа в шесть двенадцать. Мизар в шесть утра принял дежурство от путевого сторожа, работавшего ночью. Услышав, что отчим протрубил в рожок, Флора с флажком в руке поспешила к переезду. Несколько мгновений она провожала взором поезд.

— Еще два часа, — чуть слышно прошептала она.

Мать теперь уже ни в ком не нуждалась. И девушке что-то неодолимо мешало возвратиться в комнату, ей там больше нечего было делать, она поцеловала в последний раз покойницу и отныне могла распоряжаться собственной жизнью и жизнью других! Обычно, проводив поезд, Флора ускользала из дому и отсутствовала до следующего поезда; однако в это утро что-то, казалось, удерживало ее тут, и она опустилась на простую деревянную скамью, стоявшую неподалеку от шлагбаума, возле самых рельсов. Солнце поднималось все выше, расплавленное золото его лучей точно омывало прозрачный воздух; Флора не двигалась, словно купаясь в этих нежных теплых лучах, а природа вокруг вся трепетала, наливаясь апрельскими соками. На минуту внимание девушки привлек Мизар. Куда девалась его сонливость? Он буквально метался в своей дощатой будке по другую сторону полотна — выходил, опять входил, дрожащей рукой хватался за сигнальные приборы и в то же время то и дело оглядывался на дом, можно было подумать, что душа его остается там и все ищет, ищет… Но почти тотчас же Флора забыла о нем, будто его и на свете не было. Она вся погрузилась в ожидание, на ее окаменевшем лице появилось выражение суровости, глаза неподвижно глядели на стальную колею, уходившую к Барантену. Ведь именно там, в этой залитой радостным солнцем дали, должно было возникнуть ненавистное ей видение, и она с неистовым упорством подстерегала его.

Уходила минута за минутой, но Флора не двигалась. Наконец, в семь пятьдесят пять, Мизар двумя сигналами рожка возвестил о приближении пассажирского поезда из Гавра, и тогда она поднялась, опустила шлагбаум, а сама замерла перед ним с флажком в руке. Поезд с грохотом пронесся мимо и исчез вдали, слышно было только, как он с шумом ворвался в туннель, потом все утихло. Девушка не вернулась на скамью; стоя у переезда, она мысленно отсчитывала секунды. Если пройдет минут десять и не будет сигнала о подходе товарного поезда, она сбежит вниз, за выемку, и вывернет рельс. Внешне Флора была спокойна, лишь сердце ее сжалось, словно тяжесть того, что она задумала, тисками сдавливала грудь. Но в этот роковой миг она вдруг вспомнила, что Жак и Северина уже близко и, если она их не остановит, они промчатся мимо, в Париж, где будут любить друг друга; мысль эта помогла ей собраться с духом, укрепиться в своем решении, остаться слепой и глухой ко всему, отогнать прочь сомнения; она походила теперь на безжалостную волчицу, которая, не раздумывая, прыгает на жертву и мощным ударом лапы ломает ей крестец. Ослепленная жаждой мщения, Флора мысленно видела только два искалеченных тела своих недругов и совершенно не думала о других пассажирах, о людском потоке, который долгие годы изо дня в день проносился мимо. Ведь никого из них она не знает! Будут убитые, прольется кровь, быть может, даже спрячется в ужасе солнце, то самое солнце, которое так ярко и радужно светит, раздражая ее. Ну, и пусть!