Берег Скардара - Владимир Корн

Следует ряд мелких сражений, армия Трабона продолжает победоносное наступление, пока наконец не происходит генеральное сражение. Королевство Трабон благодаря полководческому таланту своего короля блестяще его выигрывает и начинает диктовать свои условия.

Но кто вам сказал, что все будет именно так? Я предполагаю несколько иной ход развития событий.

Недавно я получил письмо от дормона вардов Тотонхорна. Мы с ним в весьма хороших отношениях, вы не можете об этом не знать. Так вот, он сетует на то, что ему все труднее удержать молодежь в степях. Кровь молодая, горячая, хочется подвигов и добычи. Сначала мне пришла в голову мысль послать их против вайхов. Не сомневаюсь, о них вы тоже наслышаны. На моей родине это называется: загребать жар чужими руками. Но тут две трудности.

Во-первых. Не имею права решать такие вопросы без ее величества и присутствующих здесь господ. Да и не очень красиво получается, пускать чужие, пусть и дружественные войска, на свои территории без особой необходимости. Кроме того, какая добыча может быть у вайхов, что с них взять? Нищие кочевники.

Но потом я вдруг подумал, а почему бы не попросить Тотонхорна вторгнуться на земли Трабона? Уж это я могу себе позволить, пользуясь расположением дормона и не согласуя свое решение ни с кем. В общем-то моя просьба никого не удивит. Да и добыча там будет куда как более значительная.

С этими словами я извлек из обшлага рукава камзола письмо, и оно действительно было от Тотонхорна. Так что в словах моих не было ни капли лжи.

— А что вы думаете о блокаде Трабона со стороны моря? Скардарский флот далеко не самый слабый, уверяю вас, а я имею к нему отношение. Ситуация пагубна для вас еще и тем, что не хватает у Трабона своего зерна, катастрофически не хватает, он вынужден его закупать. Не это ли основная причина того, что вы мечтаете захватить провинцию Тосвер? Так вот, как вы думаете, сколько времени понадобится, чтобы народ в вашем королевстве начал испытывать острый недостаток в хлебе, если начнется морская блокада?

Ведь вы не можете не знать и о том, что Империя и Скардар не так давно подписали договор о сотрудничестве, который включает в себя как торговые, так и военные аспекты.

Я улыбнулся, вспомнив, как именно мы с Яной заключали такой договор.

— Я почти согласна, — прошептала она, когда мы немного отдышались и я склонился, чтобы поцеловать ее в припухшие искусанные губы.

«Тяжелая вещь — международная политика, — подумал я тогда. — Недаром, еще ничего в ней не понимая, я ее уже не любил».

И все-таки я добился своего, и к берегам Скардара отправился Четвертый имперский флот, состоявший из семи трехдечных и одиннадцати сорокапушечных кораблей. Помню, меня тогда позабавило, что флотов у Империи всего три, и этот перескочил свой номер. Для устрашения, что ли?

Правда, с самим Скардаром было не все так благополучно, как я расписывал. Чтобы контролировать ситуацию в стране, необходимо было мое присутствие. И оттуда поступила тревожная весточка. Но на этот счет я особенно не беспокоился — если два раза сумел взять власть, то на третий вообще все как по маслу пойдет. Так что не стоит даже заморачиваться. Да и не нужна она мне вовсе, власть в Скардаре, если уж быть до конца откровенным. Но послу Трабона знать об этом совершенно необязательно.

— Вы думаете, что это уже все? Не обольщайтесь, господин Мейнт. Как только Трабон начнет военные действия, они будут вестись не только на территории Империи, но и глубоко в тылу родного вам королевства. Мосты, военные склады, укрепления, снова мосты и опять склады будут взлетать на воздух чуть ли не каждую ночь. Вы ведь все хотите познакомиться ближе с таким предметом, как капсомит? Выведываете, пытаетесь получить если не документацию на его изготовление, то хотя бы образцы. Нет ничего проще, завтра же вам его и покажу. Это вам не порох, скажу я вам. Это…

Так и не придумав, с чем его сравнить, я обратился к главам департаментов.

— Господа, я думаю, вам тоже будет интересно на него посмотреть. Впечатляющее зрелище. Представляете, куском капсомита с кулак величиной можно до основания разрушить двухэтажный дом.

Загнул, конечно, но кто же будет видеть, сколько его заложат? А взрыв будет, показательный во всех отношениях взрыв. И небесполезный к тому же, потому что им разрушат скалу, которая мешает уже одним своим присутствием. Пусть даже не всю скалу, а лишь ее часть, создающую неудобства при движении по имперскому тракту недалеко от столицы, но объем должен впечатлить всех.

Относительно взрывов в Трабоне я тоже немного покривил душой. Нет у меня еще людей, способных выполнить диверсии в тылу врага. Но будут.

В тот вечер я удобно расположился на диване в кабинете Янианны. Она сама меня и попросила побыть рядом с ней. Попросила своеобразно, заявив, что до нашей свадьбы всего неделя, и ей очень хочется, чтобы я все время был на виду. Так, на всякий случай.

Я откровенно скучал, наблюдая за тем, как Яна с самым серьезным видом перебирает какие-то бумаги, которых перед ней на столе лежала целая кипа. Она так мило хмурила брови, что я едва удерживал себя от того, чтобы не подойти и не поцеловать. Не хотелось мешать, ведь чем скорее она освободится, тем быстрее мы сможем заняться более приятными вещами. Сходить и навестить наших детей, например. С обеда не видели.

Когда я поинтересовался, чем она занята, тема действительно оказалась достойной того, чтобы хмуриться. Смертные казни.

Перед ней на столе были приговоры, и на каждом из них Яна должна была поставить свою подпись. И она пыталась разобраться, действительно ли человек заслуживает того, чтобы его лишили жизни. Тогда я шутки ради написал на листке три слова, заявив, что процесс можно значительно упростить, поставив в нужном месте запятую. Яна посмотрела на меня недоумевающе: Артуа, это же живые люди!

«Спасибо тебе, девочка, — думал я, обнимая и целуя ее. — За то, что ты такая, что не считаешь это рутиной, а видишь за бумажками живых людей. Ошибки неизбежны, они были, есть и будут, но почему за чужие ошибки при вынесении приговора должна расплачиваться ты? И я обязательно сделаю так, что ты избавишься от этой тягостной обязанности. Потому что женщина создана для того, чтобы дарить жизнь, а не забирать ее, пусть и таким образом».

Затем мой взгляд упал на приговор, отложенный в сторону, на котором еще не было вердикта.

«Эрих Горднер, — прочитал я, — урожденный дворянин, барон, тридцати девяти лет, обвиняется в заговоре».

Сомнений быть не могло, это тот самый Горднер. Не мог он принимать участие ни в каком заговоре. Что я только что подумал о неизбежности ошибок? Но даже если это и так, у него будет возможность исправить если не чужую, так свою ошибку.