Брежнев - Леонид Млечин

Тем не менее первое время Брежнев не терял надежды на какое-то сближение. Он отозвал из Пекина советского посла Червоненко, который занимал жесткую позицию в отношении китайского руководства (личных претензий к Червоненко не было, Степана Васильевича перевели в Париж). Но в Пекине довольно быстро возобновили критику советского руководства, обвиняя его в перерождении и отказе от социалистических идеалов. Чжоу Эньлай доложил Мао Цзэдуну, что Брежнев производит впечатление слабого руководителя. Министр иностранных дел Китая Чэнь И в мае 1966 года сказал иностранным журналистам, что царская Россия оккупировала немалую часть китайской территории, а советские руководители не желают вести переговоры на эту тему.

В Китае утверждали, что ждут нападения со стороны Советского Союза, по всей стране строились бомбоубежища. В Москве, видя, что Китай готовится к войне, думали, как одолеть врага. Китай стали воспринимать как врага номер один. Начались стычки на границе. И только бои на Даманском с применением реактивной артиллерии заставили обе стороны остановиться.

Китайская армия, состоявшая из неграмотных солдат, вооруженных винтовками, не представляла опасности для Советского Союза. Стычки на границе, которые устраивали китайцы, были средством внутриполитической борьбы. Переброска дополнительных войск на Дальний Восток и связанное с этим военное и транспортное строительство было безумной растратой денег.

Косыгин требовал от Брежнева как можно скорее помириться с Китаем, предлагал поехать в Пекин. Брежнев ответил недовольно:

— Если считаешь это до зарезу нужным, поезжай сам.

В феврале 1965 года Косыгин отправился в Северный Вьетнам, чтобы сообщить вьетнамцам, что они получат массированную военную помощь для боевых действий против Южного Вьетнама и противостояния американцам. На обратном пути из Ханоя Алексей Николаевич встретился с Мао Цзэдуном, безуспешно пытался уговорить китайского лидера снизить накал полемики между двумя странами и даже пригласил его в Москву. На что Мао ответил:

— Я стар, даже не всегда принимаю участие в заседаниях политбюро и, видимо, скоро умру…

Конфликт в районе острова Даманский начался 2 марта 1969 года расстрелом китайцами девяти советских пограничников и захватом острова, а закончился 15 марта освобождением Даманского от солдат Народно-освободительной армии Китая.

Для Москвы инцидент был неожиданным: он мог перерасти в военное столкновение. Андропов предлагал локализовать конфликт силами пограничников, не допуская участия в боевых действиях армии, вспоминал его бывший помощник Владимир Крючков.

Были сторонники другой точки зрения — использовать инцидент как повод для мощного удара по китайцам. Командующий воздушно-десантными войсками генерал армии Василий Филиппович Маргелов, вспоминал Карен Брутенц, в беседе с группой работников ЦК, приглашенных на показательные учения, сетовал, что ему не разрешают «заняться» Китаем. Он внушал цековцам, что хорошо было бы сбросить его «ребят-десантников» на Пекин, они там разберутся…

Но было ясно, что любой успех в боевых действиях с Китаем будет носить временный характер. А что делать потом? Вести войну до бесконечности со страной, где миллиардное население? Пустить в ход ядерное оружие?

Брежнев был против эскалации напряженности. Обошлись без войны с Китаем, и конфликт постепенно угас. Косыгину досталась почти невыполнимая миссия — договариваться в 1969 году с китайцами после боев на острове Даманском. В конце марта он позвонил в советское посольство в Пекине. Трубку снял дипломат Алексей Иванович Елизаветин. Несколько расстроенный Косыгин сказал:

— Я имею поручение политбюро переговорить лично с товарищами Мао Цзэдуном или Чжоу Эньлаем. Мы пытались связаться с ними по аппарату ВЧ-связи, но на телефонной станции в Пекине сидит какой-то хам, отвечает грубо и отказывается соединять меня с ними. Чем может помочь посольство?

Елизаветин объяснил, что теперь связаться с китайскими руководителями без предварительной договоренности с МИДом едва ли возможно. Посольство официально попросило министерство устроить разговор между главами правительств. Китайский чиновник высокомерно ответил:

— Никакого разговора по телефону быть не может. Если у советской стороны есть что сказать китайскому руководству, то это следует сделать по дипломатическим каналам.

Это был невежливый отказ, о чем Елизаветин доложил Косыгину по телефону в сдержанных выражениях, исходя из того, что переговоры по линии ВЧ-связи китайцы, естественно, прослушивают.

Первая удобная возможность поговорить с китайцами возникла во время похорон вьетнамского лидера Хо Ши Мина. В Ханой прилетели и Косыгин, и Чжоу Эньлай. Советские дипломаты предложили китайцам организовать встречу, вспоминает посол Валерий Цыбуков, бывший сотрудник секретарита Громыко.

Китайцы долго не реагировали. Косыгин, не дождавшись ответа, полетел в Союз. Когда он уже сделал промежуточную посадку в Ташкенте, Пекин сообщил, что Чжоу готов встретиться.

В политбюро считали, что Косыгину не к лицу поворачивать назад. Но хитроумный Громыко нашел выход. Косыгин из Ташкента все-таки полетит в Пекин, но в официальном сообщении будет сказано, что он сделал остановку в китайской столице по пути на родину. Беседа в пекинском аэропорту позволила снизить уровень напряженности между двумя странами.

Но многие советские генералы китайцам не верили и были настроены воинственно. В середине декабря 1970 года на политбюро обсуждали отношения с Китаем. Выступил министр Гречко:

— Антисоветская ненависть охватила Китай. Он собирается взять реванш и отобрать у нас полтора миллиона километров нашей территории. Китай проводит широкие военные мероприятия, строит подземные заводы, аэродромы, изготовляет и закупает новое оружие. Мы располагаем данными, что Китай к 1971 году изготовит сорок пять — пятьдесят ядерных бомб. Мы не можем ко всему этому относиться равнодушно. Надо, конечно, добиваться заключения договора с Китаем, но самим быть ко всему готовыми…

Враждебность между Москвой и Пекином привела к тому, что наладились американо-китайские отношения. Это, в свою очередь, заставило советских руководителей активизировать контакты с американцами.

Внешняя политика по-настоящему заинтересовала Брежнева.

Он первое время несколько опасался международных дел, чувствовал себя не очень уверенно. Брежнев в качестве генерального секретаря компартии вел переговоры с коммунистами всего мира. Но с главами западных государств, президентами или премьерами, по протоколу встречались либо глава правительства Косыгин, либо председатель президиума Верховного Совета Подгорный.